Золото и мишура - Стюарт Фред

— Вовсе я не красивая, — прервала его Арабелла. — Не пытайся опутать меня сладкой ложью. Я отлично знаю, какая я есть на самом деле. Я привлекательная… временами.

Если ты не будешь все время перебивать меня, то я скажу, что как раз и собирался сказать. Выходи за меня замуж.

Она пристально посмотрела на него.

— Все, что я могу сказать: ты сделал свое предложение весьма необычным, мягко говоря, способом.

— Наверное, ты права.

— Даже если не принимать в расчет твои грязные и оскорбительные мотивы, то и тогда мой отец никогда не позволит мне выйти замуж за Коллингвуда. И первое, что он сделает — лишит меня наследства.

— И отлично. В таком случае ты поймешь, что я вовсе не гоняюсь за твоими деньгами. Между прочим, не исключено, что и меня тоже мать лишит наследства за то, что женюсь на дочери Слейда Доусона. Так что мы оба рискуем закончить свои дни бедными, как церковные мыши. Вот уж когда мы сможем узнать, правда ли это, что с милым рай и в шалаше.

— Сэр, мне кажется, вы не в своем уме, если полагаете, что я хоть на секунду задумаюсь, менять ли мне свое наследство на то, чтобы выйти замуж за такого» невозможного, такого лживого…

— Не забудь еще «вульгарного». Я ведь вульгарный, помнишь?

— Очень хорошо помню. Лживый, невозможный, вульгарный человек — вот ты кто!

— Что ж, ты, похоже, весьма недурно нарисовала мой портрет. Но понимаешь, Арабелла, журналистика… Словом, она у меня в крови. Это действительно волнует кровь. Я на самом деле могу что-то сделать для этого города. Ты читала утром мою редакционную статью про китайцев?

— Да.

— И что ты думаешь?

— Плохо написано.

— Вероятно. Я писал ее в четыре часа утра, полусонный. Но что ты можешь сказать про содержание статьи?

Она несколько поколебалась.

— Я… я восхищена. Ты пишешь, что неправильно, грешно быть предубежденным против китайцев. Я понимаю, что от тебя потребовалось немалое мужество, чтобы напечатать эту редакционную статью именно сейчас, когда многие горожане испытывают далеко не самые лучшие чувства по отношению к китайцам.

— Значит, ты понимаешь, куда я клоню? Газета может стать очень сильным орудием в борьбе за добро. Я хочу использовать это орудие, и мне нужна такая жена, которая поможет мне в этом. Ты нужна мне, Арабелла. Пожалуйста, подумай о том, что я сейчас сказал. Я ведь так люблю тебя!

Она все продолжала пристально смотреть на него, а тем временем к столику подошел официант с серебряным подносом, на котором лежала нарезанная ломтиками семга, и встал за спиной Арчера.

— Я уже подумала, — резко ответила Арабелла.

— Уже?

— Да. Я согласна.

— Ты хочешь сказать…

— Я буду твоей женой. Я готова закрыть глаза на все твои ужасные черты, потому что… — ее грозный взгляд сменился улыбкой, — потому что я тоже люблю тебя.

— Йа-хо-о!

Он сорвался с кресла, вскинул руки и тут же выбил поднос с семгой из рук официанта. Рыба упала Арчеру прямо на голову так, что ее хвост оказался прямо перед его носом.

Арабелла — и все другие посетители ресторана — от души расхохотались.

— Ты co-солгала мне! — кричал Хуанито, торопливо засовывая свои рубашки в кожаный чемодан. — И ма-мать твоя т-тоже лгала мне! Ты любила К-крейна К-канга.

Стар стояла рядом с ним в спальне.

— Да, признаюсь в этом. Может, мамочка немного солгала…

— Немного?!

— Но, Хуанито, он ведь отдал за меня свою жизнь, и, конечно же, я ужасно расстроена. Нет, больше чем расстроена. Крейн был очень дорог мне, но это вовсе не означает, что я не люблю тебя.

— Ж-женщина не мо-может любить двух мужчин одновременно!

— Может!

Хуанито хлопнул крышкой чемодана и посмотрел на Стар.

— Послушай, Стар, я лю-люблю тебя. В-влюбился с первого в-взгляда. Но м-меня по-по-просту купили. Ока-аказалось, что ты о-отнюдь не хрупкая девственница, которую н-насильно лишил не-невинности коварный к-китаец. Ты его любила, и т-тебе о-очень нравилось, что он д-делал с тобой. Т-ты так любила этого к-китайца, ч-что хватило одной т-только з-записки — которую т-ты не по-показала м-мне, своему мужу, — чтобы т-ты полетела очертя г-голову из д-дому.

— Я пыталась спасти его жизнь, которую он отдал за меня, за женщину, которая вышла замуж за другого. И, думаю, позорно и низко с твоей стороны бросать мне в лицо обвинения после той благородной жертвы, которую он принес ради меня.

— «Благородная же-жертва», чтоб ей!.. В любом случае, с меня до-достаточно. Я во-озвращаюсь на ранчо.

Хуанито схватил чемодан с постели и направился к дверям. Стар бросилась за ним.

— Хуанито, ты не можешь бросить меня, ведь я твоя жена!

— Непохоже, если с-судить по твоему поведению. Я п-представлял себе, ч-что жена — это ж-женщина, которая любит т-только одного м-мужчину — своего м-мужа. А т-ты под это определение не по-подходишь!

Открыв дверь, он выскочил в верхний холл. Стар побежала следом, ухватилась за его рукав.

— Но ты же не прав, — теперь она уже плакала. — Я очень люблю тебя. Просто я любила Крейна до того, как встретила тебя.

Развернувшись, Хуанито свободной рукой сильно ударил ее по щеке, так, что она отлетела и ударилась спиной об облицованную мрамором консоль, опрокинув китайскую вазу, которая упала на пол и разбилась.

— Puta [36]! — рявкнул он, после чего Стар залилась слезами.

Хуанито вихрем промчался по коридору, спустился, грохоча каблуками, по лестнице и вылетел из особняка.

* * *

— Бедняжка моя, — говорила Эмма вечером того же дня, обнимая Стар. Они были в библиотеке.

— Он назвал меня шлюхой и ударил! — рыдала Стар.

— Да, и разбил вдобавок вазу эпохи Мин. У нашего Хуанито более горячий, чем я предполагала, нрав. Что ж, может быть, это даже к лучшему, что затея с вашим браком не удалась. Наверное, на это не было никаких шансов.

Выпустив из объятий Стар, Эмма села на софу.

— Что ты хочешь сказать?

— Я солгала его матери насчет тебя, так что нельзя сказать, что он целиком неправ. Но только я ненавижу мужчин, которые бьют женщин, да и его заикание кого хочешь сведет с ума.

Стар бросилась к софе и села рядом с матерью.

— Но мамочка, я же люблю его! — воскликнула она.

Эмма была сбита с толку.

— Дорогая, ты все-таки должна решить для себя…

— Я действительно люблю его. Что тут поделать, если раньше я Крейна тоже любила, но Крейн мертв, а я хочу быть с Хуанито.

— Даже после того, как он назвал тебя шлюхой и ударил?!

— Может быть, я это заслужила. Я была причиной всего этого ужаса. Я была страстно влюблена в Крейна, поэтому у Хуанито были причины злиться. Мамочка, сделай как-нибудь так, чтобы он вернулся ко мне. Хуанито — мой последний шанс. Если он бросит меня, ни один мужчина на свете не захочет быть со мной… — И она снова принялась рыдать.

Эмма обняла и прижала к себе дочь.

— Если ты и вправду хочешь его, у меня есть способ, как можно заставить его вернуться. Но должна предупредить тебя, что потом он, вероятно, будет презирать тебя, и потому я не очень-то уверена, что ваш брак будет удачным.

— Это не важно. Я не хочу до конца своих дней жить в одиночестве!

— Ну, знаешь, лучше быть одной, чем жить с человеком, который тебя ненавидит.

— А ты счастлива одна?

Эмма закусила губу.

— Нет, не счастлива, — призналась она. — Быть одному — сущий ад. — Она посмотрела на заплаканные глаза дочери, увидела в них сильнейшее желание возвратить мужа и вздохнула. Она понимала, что все шансы сделать Стар счастливой были теперь потеряны. — Что ж, я верну его тебе.

— А как ты собираешься это сделать?

— Скажи спасибо, что у меня есть ловкий юрист.

Раздался стук в дверь, и появился Кан До.

— Тайтай, пришел лорд Мандевилль.

Стар заметила, как мать машинально поправила прическу.

— О?.. — воскликнула Эмма. — И что же привело его сюда?