10 гениев живописи - Оксана Балазанова

Ван Гог старался удержать горняков от кровопролития, но поскольку считал их требования справедливыми, то сам оказался в конфронтации с администрацией и собственным начальством.

Дело кончилось тем, что его отстранили от должности проповедника. Учитывая, что он уже успел наступить на мозоль некоторым собратьям по ремеслу, уличая то одного, то другого пастора в академизме, в том, что ни их жизнь, ни их проповеди не соответствуют истинному духу Евангелия, становится понятно, что такой исход был неизбежен. Правда, официальная причина, выдвинутая синодальным комитетом евангелической церкви, была вполне благообразной и невинной: «Отсутствие красноречия». Это не соответствовало истине просто потому, что Винсент в последнее время вообще не читал проповедей, у него не было времени их читать, а у его паствы не было времени слушать.

Хотя документ об увольнении был подписан 1 октября, фактически он был отстранен от должности в августе 1879 года. Но Ван Гог не уехал из Боринажа, а просто переселился из Вама в поселок Кем. Он исходил всю Бельгию. Ходил и в Брюссель, где как-то раздобыл рисовальные принадлежности. В этот переломный момент, когда Винсент понял, что его надежде стать проповедником не суждено сбыться, он стал рисовать еще упорнее – углекопов, возвращающихся с работы; женщин, таскающих корзины с углем, прокопченные деревья, стариков, снова углекопов… Когда Ван Гог был в Брюсселе, он показал свои рисунки пастору Питерсену, который в свободное время тоже занимался живописно. Винсенту очень хотелось, чтобы их посмотрел и Тео.

В октябре Тео сумел вырваться с работы и навестить брата в Кеме. Разговор получился довольно тяжелым, и речь шла не столько о рисовании, сколько о бесперспективности нынешнего положения старшего брата. Судя по последующим письмам Винсента, Тео уговаривал его заняться хоть чем-то, способным дать средства к существованию, – стать литографом, счетоводом, на худой конец булочником. Нельзя же быть вечным иждивенцем. Он высказывал не столько свою точку зрения, сколько родителей и дяди. Впервые Винсент слышал от Тео упреки. Сам Тео в это время успешно становился на ноги, его работой в Париже были довольны и родители и хозяева.

В письме от 15 октября 1879 года Винсент расставляет точки над «i»: поблагодарив Тео за приезд, высказывает надежду, что они не станут чужими, но четко дает понять, что последовать советам не может. Он признает, что потерпел фиаско, но становиться чем-то вроде булочника не желает, поскольку считает это «лекарством, которое хуже болезни». Возвращаться к родителям в Эттен он тоже не хочет: «трудная и мучительная жизнь, которую я веду в этом бедном краю, в этом некультурном окружении, кажется мне желанной и привлекательной». Сравнивая ее со временем, проведенным в Амстердаме, он отдает предпочтение нынешним трудностям и называет период учебы худшим временем в его жизни. Пастором он быть передумал, «поскольку мои намерения получили ледяной душ и теперь я смотрю на вещи с иной точки зрения». В письмах нет никаких планов на будущее, ничего не говорится о занятиях искусством. Но есть надежда – «все может измениться к лучшему»… После этого письма наступил девятимесячный перерыв.

Винсент остался в Боринаже без всяких средств к существованию. Наступила суровая зима. Не раз ему приходилось ночевать под открытым небом. Изредка домашние подкидывали небольшие суммы денег. Он совсем забросил рисование – рядом ни одного художника, искусство далеко. Близко только бедность и горе.

Служителям церкви Винсент вообще перестал верить, считая их равнодушными чиновниками от Бога. Глубоко религиозный Винсент Ван Гог стал противником религиозного сословия. Обычно толерантный, деликатный и незлопамятный, он становился нетерпимым и резким, когда дело касалось служителей церкви. Самыми бранными словами в его лексиконе становятся «фарисейство», «иезуитизм», «мистицизм».

Максималисту Винсенту было больно сознавать, что один из самых близких ему людей – родной отец тоже принадлежит к племени «фарисеев». Былое благоговение исчезло, и разочарованный Винсент увидел ограниченность и тщеславность рядового человека. Теперь он не мог простить отцу даже тех обычных человеческих слабостей, которые прощал другим. Он любил Па и Ма, но знал, что взаимопонимания между ними не будет. Сердечным другом оставался только Тео. А теперь Винсенту казалось, что и Тео отвернулся от него.

Кое-как он пережил зиму. С приходом весны возобновились его пешие скитания. Как-то Винсент даже совершил далекий поход из Боринажа во французскую провинцию Па-де-Кале, в местечко Курьер, с 10 франками в кармане. В Курьере жил Жюль Бретон, которого Винсент почитал как художника. Ван Гог ночевал то в стогу, то в брошенной телеге у дороги, выменивал свои рисунки на хлеб, тщетно пытался наняться на поденную работу. А попав в Курьер, постоял на улице перед мастерской Бретона, которая показалась ему негостеприимной, не решился зайти и отправился в обратный путь.

Как ни странно, этот поход взбодрил его. Путешествуя, он постоянно приглядывался к прохожим и думал, что сумеет когда-нибудь «так нарисовать эти еще неизвестные или почти неизвестные типы, чтобы все познакомились с ними… Именно в этой крайней нищете я почувствовал, как возвращается ко мне былая энергия, и сказал себе: «Что бы ни было, я еще поднимусь, я опять возьмусь за карандаш, который бросил в минуту глубокого отчаяния, и снова начну рисовать». Он взялся. И карандаш становился все послушнее.

Через некоторое время Винсент заехал в Эттен, недолго погостил и, несмотря на уговоры отца остаться, снова вернулся в Боринаж. В Эттене отец передал ему 50 франков от Тео. У Винсента словно гора с плеч свалилась. Он тут же возобновил переписку с младшим братом. Первое после долгого перерыва письмо начинается холодноватым, слегка ироничным приветствием, но постепенно выливается в исповедь и заканчивается постоянно цитируемым знаменитым пассажем о птице в клетке: «Птица в клетке отлично понимает весной, что происходит нечто такое, для чего она нужна; она отлично чувствует, что нужно что-то делать, но не может этого сделать и не представляет себе, что же именно надо делать. Сначала ей ничего не удается вспомнить, затем у нее рождаются какие-то смутные представления, она говорит себе: «Другие вьют гнезда, зачинают птенцов и высиживают яйца», и вот она уже бьется головой о прутья клетки. Но клетка не поддается, а птица сходит с ума от боли».

Винсент, наконец, осознает, что на самом деле у него никогда не было выбора – для него существует только один окончательный и единственно возможный путь вверх. Он понимает, что миссионерство – его призвание, а художественное творчество – его дар, свойство натуры.