Натуралист на Амазонке - Генри Бейтс

Совершенно иначе сложилась судьба девочки, которую доставили через месяц-другой после Себастьяна со второй партией детей, сплошь больных перемежающейся лихорадкой. Ее привели к нам в дом сразу же, после того как привезли сюда, однажды ночью, худенькую и измученную, промокшую до нитки и дрожавшую в ознобе: стоял влажный сезон, и дождь лил потоками. Старая индианка, которая привела ее к двери, сказала коротко: «Ecui encommenda» («Вот ваш маленький заказ»), — и пошла прочь. В облике девочки было очень мало дикарского, и цветом кожи она была гораздо светлее, чем мальчик. Мы узнали, что она из племени миранья, представителей которого отличает прорезь в каждой ноздре: в этих прорезях они в торжественных случаях носят по большой бляхе, сделанной из речной перламутровой раковины. Мы отнеслись с величайшей заботой к нашей маленькой пациентке: за ней ходили лучшие в городе сиделки, ей делали ежедневно припарки, давали хинин и кормили самыми питательными блюдами; однако ничего не помогало — она быстро угасала; печень у нее распухла и на ощупь стала тверда, как камень. Было что-то необыкновенно приятное в ее манерах, совершенно непохожих на то, что я наблюдал до тех пор у индейцев. Она отнюдь не была угрюма и молчалива, а напротив, всегда улыбалась и болтала. Мы приглашали к ней одну старуху из того же самого племени, и та переводила нам слова девочки. Больная часто умоляла нас взять ее на реку купаться, просила фруктов или хотела, чтобы эй дали поиграть какими-нибудь предметами, которые она видела в комнате. Ее туземное имя было Ория. Последнюю неделю или две она не могла уже вставать с постели, которую мы устроили для нее в сухом углу комнаты; когда она хотела подняться, что бывало очень часто, то никому не позволяла помогать ей, кроме меня, которого называла кариуа (белым человеком) -единственным словом, какое она, по-видимому, знала на языке тупи. Невыразимо трогательно было слушать, как она, лежа, часами повторяла стихи, которым выучилась еще в родной деревне, декламируя с подругами; то были несколько изречений, повторявшиеся снова и снова с ритмическим ударением и касавшиеся предметов и происшествий, связанных с дикой жизнью ее племени. Мы успели окрестить девочку, прежде чем она умерла, и, когда произошло это прискорбное событие, я вопреки нежеланию эгской знати настоял на том, чтобы похоронили ее с теми же почестями, что и белого ребенка, т.е. как anjinho (ангелочка), по красивому римско-католическому обычаю этой страны. Труп одели в платье из нарядного коленкора, руки скрестили на груди над палмой[40] из цветов и надели венок из цветов на голову. Десятки беспомощных детей вроде нашей бедной Ории умирают в Эге или по пути, но обычно во время их болезни не проявляют ни малейшей заботы о них. Это пленники, взятые в беспощадных набегах одной части племени миранья на территории другой и проданные эгским торговцам. Миранья нападают на деревни врасплох и убивают мужчин и женщин или заставляют их бежать в чащу леса, так что у них не остается времени спасти детей. Не приходится, по-видимому, сомневаться в том, что миранья — людоеды, а потому покупка у них этих пленников, вероятно, спасает последних от худшей участи. Впрочем, спрос на детей в Эге служит непосредственной причиной предложения, побуждая не отличающихся, щепетильностью вождей, которым достается весь барыш, предпринимать кровавые экспедиции.

Замечательно, как быстро дикари различных наций, у каждой из которых свой собственный, по всей видимости, резко отличный язык, выучивают язык тупи по прибытии в Эгу, где он служит общим наречием. Это можно объяснить, вероятно, главным образом тем, что грамматические формы во всех индейских языках одинаковы, хотя слова различны. Насколько мне удалось разобраться, всем этим языкам свойственна постановка предлога после имени существительного, так что он оказывается фактически «после-логом»: «Он идет деревни из», «Пойди ним с плантацию на» и т. д. Понятий, которые нужно им выразить, совсем немного в их ограниченной жизненной и духовной сфере, а потому запас слов крайне мал; кроме того, у всех индейцев одинаковый образ мышления и одни и те же предметы для беседы — эти обстоятельства также способствуют той легкости, с какой они выучиваются другим индейским языкам. Группы одного и того же племени, живущие по одним и тем же боковым рекам, не понимают одна другую: так обстоит дело у миранья на Япура и у колинья на Журуа, а между тем по берегам главного русла Амазонки говорят почти на одинаковом тупи на протяжении 2500 миль. Чистота языка тупи поддерживается частыми сообщениями между туземцами от одного конца главной реки к другому. В сколь же полной и длительной изоляции должны были жить мелкие группы дикарей в других местах, чтобы наречия до такой степени, обособились! Необыкновенная устойчивость индейской организации, как физической, так и духовной объясняется, вероятно, той изоляцией, в какой живет каждое маленькое племя, узким кругом жизни и мышления и — как необходимое следствие — браками между близкими родственниками на протяжении бесчисленных поколений. Индейцы мало плодовиты: очень редко встретишь индейскую семью даже с четырьмя детьми — а ведь мы видели, как сильно они подвержены болезням и смертности при переездах с места на место. Я уже отмечал, как различно действует климат этой экваториальной области на индейцев и на негров. Всякого, кто сколько-нибудь долго жил среди индейцев Верхней Амазонки, поражает их врожденное нерасположение к жаре. Европейцы, безусловно, лучше выносят высокую температуру, чем коренные жители страны: я всегда убеждался, что переношу солнце или очень знойную походу не хуже индейцев, хотя по природе своей не очень приспособлен к жаркому климату. Кожа у них всегда горяча на ощупь, и потеют они мало. Никого из живущих в Эге индейцев не удается убедить оставаться в селении (где жара ощущается сильнее, чем в лесу или на реке) в продолжение многих дней подряд. Они купаются по многу раз на день, но не ныряют в воду, а принимают «ванну сидя», как то делают в жарких странах собаки, чтобы охладить нижнюю половину тела. Женщины и дети, которые часто остаются дома, пока мужчины уходят на много дней ловить рыбу, обыкновенно находят какой-нибудь благовидный предлог, чтобы в знойные послеполуденные часы укрыться в лесной тени. В ясную, сухую погоду индейцы беспокойны и сердиты, но веселы в прохладные дни, когда дождь поливает их голые спины. Когда они страдают от лихорадки, только бдительным надзором можно добиться того, чтобы они не шли купаться в реке или не поедали в неумеренном количестве кислые плоды, несмотря на то что такая невоздержанность нередко приводит к смерти. Они очень подвержены заболеваниям печени, дизентерии и другим болезням жарких стран, и, когда надвигается какая-нибудь эпидемия, они заболевают быстрее и страдают сильнее, чем негры или даже белые. Насколько иначе обстоит дело с неграми, истинными детьми тропиков! В сознании моем постепенно все больше укрепляется впечатление, что краснокожие индейцы живут в этих жарких областях, как чужеземцы, пришельцы, и организм их не был искони приспособлен и не приспособился до сих пор вполне к местному климату.