Дыхание осени - Наталья Ручей

— Что хотел?

— Предлагал устроить ужин в домашней обстановке, ты ведь слышала.

Нет, не слышала, хотя он, наверное, что-то и говорил в этом духе. Да, сейчас вспоминается… было…

— Почему ты ему отказал?

— Я не отказывал. Предложил ресторан. Ты не любишь готовить.

— Только поэтому?

— Нет. Не только. — Обнимает меня, прижимает как ребенка, которому снится кошмар, убаюкивает тихим шепотом. — Я пообещал, что те люди никогда не появятся в твоем доме.

— Твой отец…

— Да, думаю, и он тоже.

— Почему?

— Это я и хочу узнать.

— Это ты заставил приехать мать? Она не сама воспылала вдруг материнскими чувствами?

— Ты права, я ее подтолкнул, спровоцировал, но ты помнишь, да? — что нельзя говорить Егору. Пусть думает, что она пыталась, что на самом деле хотела, чтобы он жил с ней. Мне пора собираться.

— Нам пора.

— Ты останешься дома.

— Ага, разбежалась! — выкручиваюсь из объятий, рассматриваю содержимое шкафа. Яр стоит за спиной, слышу его дыхание, чувствую его недовольство, но мне все равно. Я хочу посмотреть в глаза человеку, который притворялся пуделем при слоне, а сам оказался монстром. — Ты меня не удержишь!

Яр со вздохом отходит в сторону, потом возвращается, снова занимая позицию сзади. Одна из его любимых — вдруг вспоминается.

— Ты хочешь позлить его? — спрашивает.

— Для начала.

— Ты хочешь ему отомстить?

— Да… Возможно… Не знаю…

Он отвлекает меня поцелуем в глаза, и я не сразу понимаю, что происходит, даже увидев золотое кольцо с пузатым бриллиантом на своем безымянном пальце.

— Начни с малого, — шепчет Яр, сжимая мои руки — не больно, но чтобы напрасно не вырывалась. — Улыбайся. Улыбайся, Злата, врагов это раздражает.

Глава 13

— Надень черное платье. И красные ботильоны. Этот клатч подойдет, в нем сочетание трех цветов, — Яр достает из шкафа одежду, не дожидаясь моего согласия. Наверное, я бы спорила, если бы не Егор: попросил довериться его брату, сказав, что у него безупречный вкус, а сам сбежал на прогулку с собакой, прежде чем я успела уточнить, почему он столь низкого мнения о моем.

Впрочем, я не слишком выряжалась после больницы, хотя и сделала небольшое турне по бутикам. Джинсы и свитера мне привычней, удобней, в них легче слиться с толпой, даже в новой дубленке.

А Яр считает, что на встречу с папой, если не хочу ему сделать приятное, лучше выглядеть на все сто. Внутренне я себя так и чувствую. Я имею в виду возрастное. А внешне по-прежнему выгляжу лет на двадцать, только мой хмурый взгляд добавляет солидности.

Я буду как гнилая конфетка в блестящем фантике, если надену то, что предлагает Яр. Короткое черное платье, облегающее бедра, но без пошлости. Ни разу не выгулянные красные ботильоны Prada высотой со среднюю школьную линейку. И черно-красный клатч с вышитыми серебром иероглифами — купила так, на удачу.

И я надену. Я не хочу сделать папе приятное. Я буду выглядеть безупречно, я буду ему улыбаться. Поначалу. А потом…

Перед глазами мелькает картинка, как я тянусь через длинный стол и всаживаю в сердце мужчины нож, которым минуту назад аристократически резала отбивную. И кровь сочится из его рубахи, и капает, но он все равно дышит и продолжает есть, есть, есть, не замечая, что умирает… А я смеюсь, и под столом ударяю каблуком со всей силы по его туфлям из мертвого крокодила, а все едят и ведут беседу, не зная, что я убийца…

— Злата…

Яр встревожен, и я тоже волнуюсь — что не смогу улыбаться. И убить не смогу.

Вот он ведь тоже мой враг, тащил меня голой по коридорам за волосы, а я недавно с ним целовалась.

— Все хорошо, — говорю ему, а он знает, что вру и продолжает всматриваться в меня, хочет понять… Нет, он все понимает… Он всегда тонко чувствует меня, и удивительно, как не почувствовал ложь тогда. Не мою ложь, а тех, кто пытался нас разлучить, тех, кто лгали.

— Злата, тебе нечего бояться. Я буду рядом с тобой.

— Именно это меня и пугает, — признаюсь, несмотря на отчаянно бьющее в ребра сердце, на кричащую от обиды душу и на секундную остановку дыхания.

— Ты не веришь…

— И не чувствую…

Поднимается, снова пересматривает отобранную на выход одежду.

— Идеально, — говорит он, бросив взгляд на часы. — Переодевайся, я выйду.

Он уходит на кухню, закрыв за собой дверь, с кем-то говорит по мобильному, вот уже с кем-то поговорил… а я все еще сижу на диване, смотрю прямо перед собой и злюсь — не время для меланхолии, но не могу заставить себя шевельнуться.

Движение — шаг вперед, а меня не отпускает прошлое. Или я боюсь его отпустить…

— Злата, у нас мало времени, — говорит Яр у меня за спиной. — А что касается твоих слов… Я не стану давить на тебя, но и не отпущу. Одевайся, если не передумала.

Поворачиваю к нему голову — он не просто серьезен, он явно не в духе, а глаза, кажется, только поднеси спичку, вспыхнут темно-синим пламенем и заставят тлеть и меня.

— Выйди, — прошу его.

Не до огня мне… не до ожогов, итак вся в шрамах, хоть их и не видно…

Яр успевает сделать еще один звонок на кухне, я — переодеться и накрасить ресницы, когда кто-то звонит в дверь. Медленно плыву на высоких каблуках, чтобы увидеть на пороге Макара.

— Привет, — говорит он, алчно меня рассматривая.

— Привет, — говорю, — удивлен, что я выросла?

Усмешка трогает его губы. Губы, которые однажды я целовала…

— Впустишь?

Я бы впустила, вот только…

— У меня в доме Яр.

— Знаю. Он попросил, чтобы я приехал.

Дверь распахиваю больше от неожиданности, чем из порыва гостеприимства. Макар ждет в прихожей, пока я вожусь с замком. А у меня руки не слушаются, и ему приходится приблизиться вплотную ко мне, чтобы помочь.

— Всегда спрашивай, кто там или смотри в глазок, — дышит мне в шею.

— Хорошо, — соглашаюсь покорно и жду, когда отодвинется, но он не спешит.

— Это кольцо тебе больше подходит, — говорит шепотом.

И до меня вдруг доходит, что это именно он. Он сказал Яру, что я выкупила из участка Ларису. Наверное, цепочку с кулоном тот мент уже перепродал, а кольцо, действительно, посчитал подделкой и отдал своей дочери. Вот идиот, и погоны не лечат.

— Но без кольца тебе было гораздо лучше, — вкрадчиво продолжает Макар, практически впечатывая меня в дверь своим телом.

И я во все глаза смотрю на него — высокого, красивого, темноволосого, с легкой щетиной, которая, я помню, приятно колет ладонь, не нахожу ничего общего со своим бывшим мужем, к которому ничего не чувствую больше и… И тоже не чувствую ничего, кроме легкой симпатии, благодарности, теплого чувства дружбы.