Америkа (Reload Game) - Кирилл Еськов

— Запутанная история, это вы уж лучше сами — с ихним старшим, Ветлугиным… Что ж до Флетчера, то он тоже там. Состояние у него странное: жив — но и только. То ли отравлен, то ли скрючило его электричеством; одним словом, для допроса он не годен совершенно, и когда будет — бог весть.

«Да что ж за нескладуха-то такая, а?!»

— Зато есть адресованное Флетчеру письмо: его перехватил один из этих… русских географов — ротмистр Расторопшин, что из Топографической службы — на пару со своей здешней подругой. Вот оно, держите.

— Какая тут еще, к дьяволу, подруга?! — споткнулся при этих словах на ровном месте Зырянов.

— Ну, может и не подруга, а агент. Хозяйка антикварной лавочки на Линденштрассе; она еще и колдунья, в придачу.

— Колдунья?!

— Так точно, компаньеро резидент — вы ж нас сами предупреждали, на инструктаже! У Расторопшина — ножевое в печень, он совсем плох. Барышня сидит при нем безотлучно, что-то делает с его раной, просто наложением рук; и убей меня Бог, но это — работает!..

«Значит, эту убирать — тоже уже без смысла; а, ладно — свидетелем меньше, свидетелем больше… Ну и благо!»

— И вот еще что, компаньеро резидент… — они как раз добрались до полуотворенных дверей храма, и тут спутник его остановился, жестом требуя внимания. — Мы тут нашли кое-что… ну, что-то вроде склада… — и ликвидатор, пребывая в очевидном затруднении, торопливо перекрестился. — В общем, Иван Иваныч с Петром Петровичем говорят — это как раз то самое, что вы с ними видели нынче в порту… И что-то вроде мастерской, где они эти штуки делали… из людей.

— Любопытно…

— Ничего любопытного там — нету, вы уж мне поверьте! — от тона боевика пробирало ознобом. — А если хотите знать наше мнение, компаньеро резидент, — всех троих… Компания, конечно, очень ценит новые технологии, и премии за то платит немалые, а эти штуковины, наверно, можно насобачиться делать и самим — а отчего бы и нет, штука, небось, полезная, ежели кто без предрассудков… Тем более, что и шеф всего этого хозяйства, главный колдун тамошний, Дюнуа, может еще дать кое-какие консультации, напоследок — он подвернулся там под пулю по ходу дела, но пока, вроде, живой и даже говорящий…

Но только эта мерзость — всем мерзостям мерзость, компаньеро резидент… совсем уж вне всяких законов и понятий, божеских и человеческих! И пока какой-нибудь университетски-образованной сволочи не взбрело в голову… ну, вы поняли… давайте-ка лучше мы взорвем по-быстрому всё это добро в пыль, не притрагиваясь — и не станем поминать в рапортах, что такое вообще бывает на свете…

— Из ваших уст, Филипп Петрович, это звучит… э-ээ…

— Да, Виктор Сергеевич, так точно: из наших уст это — звучит!

57

Уже на выходе из «зомболитейного цеха» (как он это дело окрестил для себя) Зырянова все-таки вывернуло… Возвратясь в залу, где пребывали под присмотром Риверы условно-освобожденные — скажем так — члены экспедиции («двое из ларца» тем временем отбыли во вторую уже ходку за взрывчаткой), он хмуро кивнул на Ветлугина: «Устройте-ка ему тоже… познавательную экскурсию, Николай Николаич» и, не отвечая на недоуменный взгляд боевика, погрузился в изучение адресованного Флетчеру донесения.

Ему понадобилось совсем немного времени, чтобы понять: да, полная катастрофа — чертов янки переиграл его вчистую. Все эти затейливые многоходовки с «Макандалем» и нападение на Трансамере, под Сан-Антонио, — просто-напросто отвлекающие маневры, а основная-то операция — вот она! Теперь понятно, куда на самом деле подевались все Флетчеровы боевики — вовсе не в Ла-Бреа…

Поглядел на часы, воскрешая в памяти сетку грузовых железнодорожных линий вокруг Нового Гамбурга (благо немало по ним колесил, по официальным своим, контролерским делам), прикинул скорости спец-эшелона и их дрезины (вчетвером-то — двадцатку выжмем, чего ж нет) — да, теоретически даже успеваем на перехват… ну, и что дальше, если там уже — «мертвая рука»? А тормознуть эшелон невозможно: он, после той истории, не останавливается вообще нигде, ни на какие сигналы, даже связи с ним нет — жарит себе без остановок, по проложенной для него техасцами «зеленой ковровой дорожке». В том секторе, правда, мотается еще пара наших патрульных дрезин — проверяют, не взорван ли где путь, но как их сейчас искать, да и что проку от них, при таком раскладе?

— Компаньеро!..

— Слушаю вас, сеньора.

Ох, еще ж и эти чертовы экспедиционеры — их ведь тоже, что называется, «на мороз не выгонишь»…

— Компаньеро, ему нужен врач — настоящий врач, и срочно!

— Сеньора, я помню о ваших проблемах. Но сейчас я решаю, в уме, очень сложную задачу по логистике — пожалуйста, не отвлекайте меня! Так будет лучше для всех — и для него.

— Хорошо, я вам верю…

— Компаньеро! — это уже «двое из ларца», вернулись с остатками груза. — Там, вдали — факелы! Похоже, направляются сюда: надо поторапливаться!

— И много? далеко?

— Десятка полтора-два, но — множатся на глазах. Пока — за ручьем, со стороны города. Если двинутся сюда сразу, будут где-то через четверть часа.

— Что скажете, сеньора? Это те самые адепты, о которых вы нас предупреждали?

— Да. Идут сюда праздновать Великую победу Великого Унгана.

Сзади раздалось какое-то подобие кашля. Обернувшись на звук, он понял, что это смеется умирающий на полу у стены Дюнуа: этого они даже и трогать с места не стали — зачем?

— Что сейчас творится в храме — им неведомо?

— Нет, наверняка и не подозревают.

— Вам ясно, компаньерос? — обратился он к боевикам. — Уходим немедленно, а вы, Петр Петрович — делайте шнуры покороче. Нам, конечно, выдан некоторый карт-бланш по части «сопутствующих потерь», но если мы ненароком разнесем в клочья несколько десятков мирных вудуистов — это точно сочтут перебором!

Тут как раз в дверях возник сопровождаемый Риверой Ветлугин — и бледность его явно имела причиною не перевязанное уже касательное ранение.

— Ну как, Григорий Алексеевич — впечатляет?

— Послушайте, зачем вы вообще мне показали это… эту… слова не подберу…

— Затем, что мы сейчас — вот прямо сейчас! — взорвем всю эту лавочку к чертовой матери, со всем содержимым; а раз уж вы угодили в свидетели неаппетитного, чего уж там, процесса зачистки — чтоб у вас были некоторые собственные, незаемные, представления о зачищенных… Что ж до практической стороны дела, то имейте в виду: никого из вас нынешней ночью тут и близко не было; алиби вам мы обеспечим, как — не ваша забота. А если вам, Григорий Алексеевич, взбредет в голову разболтать эту историю — вы заимеете в обществе репутацию не Жюль Верна даже, а Мюнхгаузена.

— Ловко…

— А сейчас — попрошу всех на выход. Если останетесь тут — не думаю, сеньора, чтоб те адепты склонны были взвешивать степень личной вины каждого из вас в Разрушении Храма. Прямой путь в сторону города перекрыт, и сейчас надо просто уносить отсюда ноги, да поживей. Предлагаю вам, Григорий Алексеевич, присоединиться к нам: у нас тут рядом — грузовая дрезина, места для обоих ваших неходячих там хватит, как-нибудь уж упихаемся. Боюсь, это всё, что я могу сейчас для вас сделать.

— Благодарю вас, компаньеро. Значит, пока просто бежим, куда глаза глядят, а дальше — что бог пошлет?

— Ну, в общем, да…

Мария тем временем опустилась на корточки возле Дюнуа:

— Жак? Хочу тебя кое-чем порадовать, напоследок.

— Ну, попробуй… — глаз чернокожего приоткрылся, будто лопнувшая от спелости слива.

— Знаешь, а ты ведь действительно велик… Потрясающий Мастер, о тебе будут ходить легенды! Равного тебе в заклинаниях Высших кругов не рождалось, может статься, со времен Моконго…

— Начинай-ка ты лучше прямо со слова «однако» — а то так и помру, не дослушав!

— Слушаю и повинуюсь, Великий Унган! «Однако» — наши недостатки, как ты знаешь, суть продолжение наших достоинств. Десятилетиями оттачивая мастерство по части Высших кругов, ты закономерно пренебрегал Низшими — Вторым кругом, в частности. Ты ведь никогда толком не работал с артефактами — не потому что не мог, а просто потому что не нуждался в таких «костылях» и «подпорках»… Ты согласен?

— А каждое мое слово может быть использовано против меня?

— А это имеет для тебя сейчас какое-то значение?

— Да, ты права: после свершения Ключа-в-Круге — не имеет значения вообще ничто…

— Согласен, стало быть… Так вот, о Ключе-в-Круге. Ты, небось, уверен, что я тогда блефовала — насчет запоротых тобой звеньев в той цепи, и что я даже догадываюсь — какие именно звенья ты запорол, второпях.