Ворон и роза - Сьюзен Виггз

— Боже, — пробормотал Дэниел. — Ты такой же хитрый, как и твоя хозяйка.

Барри радостно рявкнул и принялся лизать лицо Дэниела.

— Хватит, — скомандовал тот, сбрасывая пса со своей груди. — Я очень рад тебя видеть, — опершись на локти, он посмотрел на Барри и покачал головой: — Ей-богу, ты настоящее чудо.

Барри бросился вниз к ручью. Жеребец шарахнулся в сторону и заплясал вокруг своей привязи, перебирая стройными ногами, и недовольно фыркал, раздувая бархатные ноздри. Барри вошел в ручей и принялся жадно лакать воду. В самых глубоких местах вода достигала ему только до груди. Не удержавшись, пес с радостным визгом принялся барахтаться в прохладной воде. После этого он выбрался из ручья и встряхнулся, обдав брызгами Дэниела, некстати оказавшегося поблизости.

Дэниел вытер с лица воду.

— Пес, — воскликнул он. — Тебе цены нет. Ты же пробежал по следу один две сотни миль.

Но, каким бы ошеломляющим, ни было появление Барри, Дэниел не удивился. Умение пса быстро отыскивать нужный след достигалось упорными тренировками. В приюте Святого Бернара были замечательные собаки, а Барри — один из лучших. Для такого пса не составило большого труда идти по следам Дэниела, нюх и инстинкт собаки вывели Барри к новому хозяину.

Пес развалился рядом с Дэниелом и положил свои огромные мокрые лапы ему на колени. С болью в сердце Дэниел увидел, что когти были совсем стерты, а подушечки лап потрескались и кровоточили. Он обработал раны на лапах Барри и дал ему мяса и сыра из седельного вьюка. Пес все съел, нетерпеливо гавкнул, торопя Дэниела, и побежал по дороге на восток.

Дэниел вскочил на ноги и закрепил подпругу на седле жеребца.

В течение трех дней они мчались с головокружительной скоростью. На рассвете четвертого золотистые лучи восходящего солнца осветили величественную панораму Альп.

В Бург-Сен-Пьерре Дэниел навел справки в придорожном трактире.

— Молодая девушка и священник? — повторил хозяин. — Конечно, я запомнил эту пару. Вы ненамного разминулись с ними, месье. Они отправились в приют с час назад.

Через час после того как они покинули Бург-Сен-Пьерр, Лорелея откинула назад голову и посмотрела на чистое утреннее небо.

— Погода чудесная, отец, — произнесла она. — Однажды Сильвейн сказал мне, что подъем занимает восемь часов. Я заключила с ним пари, что мы доберемся до приюта за семь.

— Пари, говоришь? А что у тебя есть, чтобы заключать пари? — удивился отец Эмиль.

Несмотря на его дразнящий тон, она виновато вспыхнула. Лорелея чувствовала, что должна рассказать ему о последних словах отца Джулиана и о наследстве, которое хранилось в приюте. Но умирающий человек был непреклонен, когда говорил, чтобы она хранила тайну сокровища. В последние минуты, возможно, он тоже ошибался, и драгоценности были плодом его больного воображения.

— Мы с Сильвейном обычно делали умопомрачительные ставки, — призналась она, поправляя лямку своего рюкзака. — Это было всего лишь игрой. Конечно же, мы ничего друг другу не платили.

На лице отца Эмиля появилось неодобрительное выражение.

— Я всегда считал этого парня неискренним. Я не советовал принимать его в приют послушником.

— Сильвейн был… — она оборвала фразу и быстро наклонила голову. Так много уже изменилось. — Когда-то мы с ним были лучшими друзьями, — закончила она.

— Тебя обидели. Я вижу, что теперь ты стала опытнее, — сказал отец Эмиль, дотрагиваясь до ее руки. — В приюте Святого Бернара всем твоим беспокойствам и неприятностям придет конец.

— Так ли это? — по телу пробежала дрожь. — Я не уверена, — она продолжала подниматься по извилистой дорожке. — Я с детства боялась мира за пределами гор. Как по-детски это теперь все видится.

Единственно, чего мне нужно бояться — это жадности и нечестности людей, — она подумала о Жозефине и добавила: — И женщин.

Большая часть пути прошла без разговоров. Вдалеке на лугах, окруженных ледниками, пощипывали траву стада коз. Время от времени слышались крики пастуха. Повсюду виднелись следы пребывания армии: указательные столбы и глубокие колеи, лоскуты ткани от мундиров и парусиновых палаток, раздавленные сапогами окурки и следы многих тысяч ног.

Содрогнувшись от внутренней боли, Лорелея вспомнила их путешествие с Дэниелом, то, как они ели, сидя на поваленных бурей деревьях, как она благодарила его, когда он согласился взять с собой Барри. Теперь все это казалось сном.

Воздух становился разреженнее, и на пути все меньше и меньше попадалось деревьев. Дыхание отца Эмиля стало частым. Лорелея убеждала его замедлить шаг, но он упрямо поднимался вверх. Они добрались до царства вечного снега, где в тени скал белели латки ноздреватого льда, а тропа была покрыта потемневшей снежной крупой.

— Я забыла о тишине, — произнесла Лорелея, огибая небольшой каменистый холм, насыпанный обвалом. — Блаженной, уединенной тишине.

Выше им повстречались еще несколько каменистых завалов, блокирующих участок дороги, которая огибала отвесную гору. Над грудой осыпавшихся камней виднелся самый кончик указательного столба. Отец Эмиль быстро взобрался на самый верх. С его губ слетело что-то похожее на ругательство. Лорелея с удивлением взглянула на него:

— Отец Эмиль, я никогда раньше не слышала, чтобы вы ругались.

— Я боюсь, что опоздаем, — пробормотал он, — мне вовсе не улыбается перспектива провести ночь в горах.

Она уперла руки в бока. Взгляд Лорелеи скользнул с насыпанной кучи камней к вершине скалы, а потом в обрыв, усыпанный камнями, льдом и снегом.

— Мы не сможем пройти здесь, — сказал отец Эмиль.

Лорелея сделала несколько шагов по груде камней. Вниз, в пропасть, полетела галька.

— Лорелея, будь осторожна! — крикнул каноник. — Ты можешь упасть.

Но она уверенно чувствовала себя в родной стихии. Никакую опасность нельзя было сравнить с тем предательством, с каким она столкнулась в Париже. Она осмотрела окружающую местность и радостно вскрикнула.

— Отец Эмиль, я нашла дорогу! Осторожно передвигаясь, он взобрался наверх и стал рядом с ней. Лорелея показала на огромное вырванное с корнями дерево, которое лежало среди камней. Длинный ствол протянулся вперед, почти перекрывая каньон. Во все стороны из ствола торчали огромные ветви, покрытые густой листвой. Макушка дерева касалась следующего поворота дороги, связывая его с участком, скрытым под обвалом.

— Мы воспользуемся деревом как мостом, — сказала она.

Отец Эмиль коснулся ее плеча. Она почувствовала, как напряжены его пальцы.

— Оно же не достает до дороги, — хмуро произнес он.