Донские казаки в борьбе с большевиками - И Поляков

Обо всем этом прошу Вас, милостивый государь, широко объявить, с согласия Вашего Правительства, всем гражданам Вашего государства. Донской Атаман генерал-майор Краснов".

Не приводя полностью письма Донского Атамана генералу Франшэ-д'Эсперэ, я отмечу лишь основные его пункты. В нем ген. Краснов кратко характеризовал героическую борьбу Донских казаков с Советской властью и отмечал причины и условия, вынудившие войско Донское быть в сношениях с немцами. Далее он указывал на желательность объединения командования на Юге, кем-либо из популярных русских генералов (Щербачев или Иванов) и настаивал на сохранении полной самостоятельности Донского войска, пока не явится настоящее Российское Правительство, будь то Император или президент или пока не соберется полномочное Учредительное собрание. Говоря в письме о ген. Деникине, Краснов не расценивал его ни диктатором, ни полноправным Главнокомандующим, а смотрел на него лишь как на командующего союзной армией. Затем Атаман просил помощи от союзников не только материальными средствами борьбы, но, главным образом живой силой, оттеняя настоятельную необходимость скорейшего занятия союзными войсками Украины: "Податели этого письма - писал Донской Атаман - я это позволю себе еще раз повторить, являются вполне осведомленными и полномочными послами моими для переговоров с Державами Согласия, на которых мы и теперь, как и всегда, смотрим, как на своих верных союзников, при том обязанных нам за помощь в 1914, 1915 и 1916 годах, когда мы, русские, помогли им своими победами в Пруссии и Галиции". Здесь весьма знаменательно, что к немцам, как нашему недавнему противнику, Атаман обращался всегда в форме просьбы и оказываемую ими войску помощь, компенсировал предоставлением им тех или иных экономических выгод. Наоборот, от союзников, Краснов, по существу, как видит читатель, требовал, считая их обязанными помогать России и, значит, Дону. Прибыв в Яссы, Донское посольство не застало там ген. Франшэ-д' Эсперэ, а его заместитель ген. Бартелло встретил Донских делегатов чрезвычайно сухо. Оказалось, что Донская делегация несколько запоздала со своим приездом, ибо к этому времени союзники уже заочно признали ген. Деникина вождем на юге, расценивая его человеком непоколебимой верности союзнической ориентации. Как затем выяснилось, такое признание союзников не обошлось без деятельного участия агентов Добровольческого командования, всемерно чернивших перед ними войско Донское и выставивших Атамана Краснова клевретом Императора Вильгельма. Донское посольство уехало бы, как говорится, - не солоно хлебавши, если бы в дело не вмешался ген. Щербачев. Он устроил Донскому посольству вторичное свидание с ген. Бертелло и сумел уменьшить его недоброжелательство к Донскому Атаману. Услышав в истинном освещении историю событий на юге России и детально ознакомившись с обстановкой на Донском фронте, ген. Бертелло обещал Дону помощь наравне с Добровольческой армией. Он заявил, что на Украине останутся германские войска или их сменят войска англо-французских армий. Только вопрос о присылке на Дон представителей союзников остался невыясненным. Скорее Донская делегация вынесла впечатление, что союзные представители будут посланы только в Добровольческую армию, ибо в Версале войско Донское не считали самостоятельным, а рассматривали его частью Добровольческой армии. Во всяком случае, в конечном итоге, миссия Донского посольства увенчалась успехом: окрепла уверенность будто бы союзники имеют серьезные намерения покончить с большевизмом в России, что им тогда, как победителям, конечно, не составляло особенного труда. Заверением их поддержать порядок на Украине, отпадала нависшая угроза левому флангу Донской армии и, наконец, они обещали широкую помощь оружием и живой силой. Когда это решение союзников стало известно в войске, оно чрезвычайно благотворно отразилось на настроении фронта и подняло в казачестве веру в конечную победу над противником. Будто в холодные, страшные и темные ноябрьские дни - вдруг повеяло теплом и рассветом. Точно вдали появились яркие полоски света и окрасили темные тучи отчаяния надеждой. Восемь месяцев Донские богатыри, отстаивая свободу свою, бились одни в непосильной борьбе. Но вот пришла весть... Союзники с ними и за них. 13-го ноября 1918 г. в г. Екатеринодаре по инициативе Добровольческого командования, под председательством ген. А. Драгомирова, было назначено совещание. Предполагалось рассмотреть вопросы единого представительства небольшевистской России на предстоящем мирном конгрессе, единого командования всеми вооруженными силами на юге России и объединение дела военного снабжения в руках главного начальника снабжения Добровольческой армии, в адрес которого в ближайшее время ожидалось поступление от союзников громадных запасов военного имущества и вооружения. От Дона на это совещание Атаман назначил меня и ген.-лейтенантов Грекова и Свечина. Будучи моложе их, я, однако, в силу своего положения, фактически являлся главным представителем Войска на этом совещании. Стоя близко к Атаману, я был в курсе всех его замыслов и намерений и потому всякий вопрос мог разрешить в полном соответствии с программой Атамана. С большой неохотой я принял предложение ген. Краснова. Скажу откровенно, что ехать в Екатеринодар мне ужасно не хотелось. Перспектива свидания с представителями Добровольческой армии сильно меня тяготила. Однако, все складывалось так, что я никак не мог уклониться от поездки. Командующий армией ген. Денисов, ввиду обостренных отношений с ген. Деникиным, ни за что не поехал бы в Екатеринодар и, значит, волей-неволей, эту миссию должен был выполнить я. Перед отъездом названные генералы и я собирались у Атамана и совместно весьма детально обсуждали вопросы, подлежащие рассмотрению на предстоящем совещании. Вопрос единого представительства и вопрос объединения снабжения в руках начальника снабжения Добровольческой армии, как нам казалось, не мог вызвать особо острых дебатов. В этом отношении Атаман давал нам полный карт-бланш и мы могли идти на всякие уступки ставке. Гораздо труднее было сговориться с нею об едином командовании. Здесь предвиделись большие трудности. Надо было совместить с одной стороны требования высших кругов Добровольческой армии, а с другой - наши вполне оправдываемые опасения, дабы каким-либо опрометчивым решением этого вопроса не вызвать либо недовольства в войске, либо еще хуже - крах Донского фронта. Мы определенно знали, что Добровольческое командование совершенно не желает учитывать психологию казачества и особенности его борьбы с большевиками. Знали и то, что высшие круги Добровольческой армии, вопрос единого командования рассматривают исключительно с точки зрения военного искусства и потому мы опасались, что едва ли удастся этот вопрос вылить в ту форму, которая была бы приемлема Донским войском, которое, кстати сказать, уже поголовно защищало границы Дона. Краснова очень интересовало предстоящее совещание и я должен сказать, что он искренно желал успешного достижения положительных результатов обеими заинтересованными сторонами. Перед отъездом Атаман дал мне "шпаргалку". В ней он еще раз кратко изложил свою точку зрения по всем нужным вопросам. По дороге в Екатеринодар, в моем вагоне, мы совещались до глубокой ночи. Для облегчения выполнения нашей трудной миссии, мы поделили между собой роли, причем наиболее сложное и неприятное, т. е. вопрос единого командования должен был на совещании проводить я, как наиболее осведомленный с положением на фронте и чаяниями казачества. Когда около 10 часов утра наш поезд прибыл в Екатеринодар, мы были поражены необычайно торжественным видом станции. Многочисленные флаги, преимущественно иностранные, украшали перрон и здание вокзала. Оказалось, наш приезд совпал с прибытием в Екатеринодар группы французских офицеров. Эту новость нам сообщил представитель Донского войска при Добровольческой армии ген. Смагин. Он с офицерами своего управления встретил нас на вокзале. Здесь же присутствовали и два офицера генерального штаба, назначенные Добровольческим командованием сопровождать нас. Приняв представление последних, мы их тотчас же отпустили, считая, что ген. Смагин обо всем информирован и в курсе всех Екатеринодарских событий. Первое с чего мы начали - были официальные визиты. Побывали у ген. Деникина, его помощников, начальника штаба армии, Кубанского Атамана и других высших начальствующих лиц, заботясь как бы кого-либо не забыть. Долго мы нигде не засиживались. Везде нас принимали только официально и даже холодно. Это обстоятельство наглядно подтверждало враждебность Екатеринодара к Дону. Из-за приезда союзных представителей, наше заседание было отложено на следующий день. Весь первый день прошел в официальных обедах, ужинах и раутах. Среди горожан и особенно в военных кругах, царило большое оживление. Всюду чувствовался сильный подъем, все радостно ликовали. Словно далеко из-за моря прилетели весенние ласточки и с собой принесли тепло, а с ним надежду и радость.