Меняю бред на бренд - Наталья Нецкая

Верочка ничего не ответила. Но ему показалось, что она в этот момент тоже улыбнулась экрану.

Потом Вера снова попала в больницу и оттуда написала об этом.

«Может, к тебе туда приехать?» – написал Даниель. «О, нет, у меня сейчас такая рожа…» – ответила она. «Мне всё равно, какое у тебя сейчас лицо… – искренне ответил писатель. – Я бы привёз тебе свою книгу…» – «Нет… потом…» – ответила Вера. «Жаль…» – написал он.

Он уже хотел и готов был встретиться со своей милой незнакомкой, и ему было абсолютно всё равно, как она выглядит. Даниелю казалось, что он её уже знает, видит её глаза и даже душу.

Проходили дни. Однообразно и скучно. Даниель не выходил из дома, из окна форточки наблюдая жаркое красивое лето. Он жалел, что дни вот так бездумно пролетают и проходит ещё одно лето его жизни. Лето его молодости. Он забирался по лестнице на второй этаж своей двухэтажной кровати и весь день лежал носом в окно, наблюдая за людьми.

Потом писал грустные зарисовки и отправлял Вере, Лизе и просто незнакомым людям в какой-то надежде, что кто-то его услышит и поймёт, что вдруг чья-то душа срезонирует в ответ его душе.

Несуществующему Другу.

«Привет! Знаешь, сегодня я решил весь день посвятить Окну. Ты озадаченно улыбаешься сейчас, читая это послание. Да, окну! Отдать 24 часа открытому окну, а точнее – форточке. Я лежу на своей кровати-чердаке, внизу стол и шкаф, а вверху, прямо перед моим носом, – открытая форточка. Лето, свежий воздух щекочет нос и чуть трогает мои волосы.

Утро. У меня первый этаж. Сонный дворник-таджик шуршит метлой по асфальту… Шорк-шорк… Что-то бубнит себе под нос. Наверное, про этот город надежд, столицу нашей Родины, многообещающую и так жестоко опускающую с небес на этот асфальт. Из подъезда начинают выходить надушённые барышни в офисных платьях и на высоких шпильках. Запах их духов доносится даже до моего окна. Барышни собранны, аккуратны и полны утренних сил. Потом выходят мужчины, ещё сонные и не такие свежие. Уставшие, деловые, озабоченные вечным поиском денег и весёлого секса представители сильного пола. Ругаются, что опять этот козёл занял место его парковки. „Ну, я ему покажу!“ – красноречиво сжимается кулак. Листья деревьев спокойно, легонько переговариваются друг с другом. Мир встречает новый день.

День. Идёт дождик. Стучит каплями о карниз. Шлёп-шлёп… Мне нравится смотреть на дождь, когда я лежу под одеялом. Вспоминаю „Мастера и Маргариту“, когда Мастер узнавал Маргариту по стуку её маленьких каблучков. Он тоже жил на первом этаже, почти в подвале. И тоже имел маленькое оконце.

Девушки быстро забегают в подъезд, у них портится причёска и течёт макияж. А мне кажется, это, наоборот, очень сексуально. Мокрые женщины. Ха-ха. Сердитые мужчины спешат домой на обед, их надо кормить, а то они превращаются в голодных зверушек.

Вечер. Молодёжь пьёт пиво под моим окном. Курят и слегка матерятся, в красках рассказывая про очередную „козу“ или очередного „козла“. Люди постарше выгуливают собак и даже жирных кошек. Что-то им говорят и говорят, как будто они что-то понимают. Мне смешно и мило на это смотреть. Какая-то парочка сильно целуется, будто хотят высосать друг из друга жизнь. Гормоны, молодость… здорово! Сейчас нацелуются и пойдут делать новых людей или искать нового партнёра. Всё в этой жизни надо успеть. И согрешить, и создать.

Ночь… Поздние, запоздалые гуляки возвращаются в свой дом. Ктото уставший и грустный, кто-то – беззаботный и с хмелем в крови. Кто-то шмыгает носом, кто-то буквально подтанцовывает на одной ноге. Ночью всё разрешено, она скроет всё под своим тёмным одеялом.

Так прошёл мой день у форточки. И я ни разу не вспомнил о тебе, хотя я, наверное, вру, потому что я написал это письмо для тебя, мой несуществующий Друг».

Вера всё-таки решилась встретиться с писателем. Он очень волновался, и ему хотелось напиться перед встречей, чтобы убрать неловкость и какой-то страх перед новым человеком. Но он собрался с мыслями и вышел в ночь под мелкий летний дождь. В метро он уже хотел было повернуть назад, но стало неловко перед Верой.

Она ждала его у метро. Он сразу узнал её. Вера стояла у большой белой машины. Её собственной. «Наверное, у неё большие амбиции», – усмехнулся Даниель её выбору средства передвижения. Верочка была всё той же хрупкой женщиной, как и на фото, слегка неловкой и вечно улыбающейся.

На ней была смешная строгая офисная юбочка в складочку и маленькие туфельки на каблучках. «У неё хорошая щиколотка», – усмехнулся сам себе внутренний ловелас писателя. Когда писатель оказался с ней рядом в машине, он увидел её профиль. «Какая эротика, – замер писатель. – У неё потрясающий профиль. Чувственный». Он не видел раньше такой откровенной чувственности. Сразу вспомнился фильм «Основной инстинкт». Эх, Вера, Вера… Как же ты не вовремя со своей чувственностью, со своей красотой и дикой сексуальностью.

Вера повела его в свой любимый японский ресторан. Он шёл за её тонкими щиколотками, как на каторгу. Скорее хотелось подбодрить себя бокалом холодного белого вина, чтобы Вера не видела потерянного и безучастного фейса писателя.

– Графин белого вина, пожалуйста, – попросил он у официанта. Вера заказала суши. На какое-то мгновение он почувствовал пронзительный взгляд Веры. Он поднял глаза и прямо с вопросом уставился ей в душу. В этом взгляде было всё: вызов, интерес, одиночество. И даже какая-то вражда. Вера как будто говорила: «Кто ты? Чего ты стоишь? И знаешь ли ты про меня? Хочешь ли знать меня? И что будет?» Ответом ей был тяжёлый взгляд писателя, принимающий всё, кроме себя самого. Он не боялся её, он боялся показаться не тем, кем является. То есть того, что его нынешнее жалкое подобие не является им настоящим – эгоцентричным, уверенным в своей неотразимости, почти человеком-богом. Его глаза говорили: «Да, сейчас я раздавлен и унижен, сейчас такое время, но я вылезу, слышишь, вылезу! И я не сдамся без боя. Никогда. Или мне придётся умереть!»

Он пил вино, ему становилось значительно лучше. Прохладный вечерний ветер обдувал на террасе ресторана двух одиноких, но пришедших друг к другу людей. Он тихо спрашивал Веру про её жизнь, не давая задавать вопросы самой. Она улыбалась, отвечала, слегка нервничала и даже, казалось, кокетничала.

Ну, я пошёл, – сказал он. И вышел из-за столика.

Ты не зайдёшь ко мне? – удивилась Вера.

– Нет, – скупо ответил он. И ему не понравился этот вопрос. – Ах, да, забыл… Я тут всё-таки принёс тебе свои книги. Прочти, если будет время…

И такси унесло его в ночь. В бездну, где пропадают люди до утра.

Он не думал о том, встретится ли с ней снова, он просто хотел, чтобы она прочитала его роман. Без этого дальнейшее общение для него было невозможным.

Прошёл день. И он получил письмо от Веры:

«Доброе утро, Даниель… Знаешь, решила написать тебе. Вчера ты сказал, что многие отворачиваются от тебя после прочтения книги. Я много думала об этом. И, знаешь, наверное, жаль этих людей, а не тебя… Мне понравилась книга… Если бы я не дала себе установку НЕ ВЛЮБЛЯТЬСЯ, то влюбилась бы…

Я тебя теперь хорошо знаю… Таким тебя и представляла, только ошиблась в одном: думала, что ты злее. А ты… ПЕЛЬМЕНЬ добрый».

«Добрый пельмень, ага, – усмехнулся письму писатель. – Вера, Вера… Как ты чиста и наивна».

Она звала в гости. «Ну, раз прочитала книгу, я должен идти», – подумал он. И стал собираться.

Вера встретила его домашняя, и ей явно хотелось говорить. Он сидел, курил свою вишнёвую трубку и был благодарен Вере за то, что она не лезет к нему в душу и не обращает внимания на его отрешённость.

– Знаешь, Вера, – как матери, вдруг пожаловался он, – у меня нога стала болеть от нервов, там такой большой волдырь.

– Покажи.

– Вот… – и Даниель спокойно, как перед врачом, снял брюки. Вера неожиданно опустилась на колени и долго-долго смотрела, а потом поцеловала губами именно эту болячку! Даниель дёрнулся от неожиданности и отчаяния. «Я не хочу, не хочу, чтобы меня жалели!!! – кричало всё его существо. – Я ещё живой, я ещё живой!»

– Тихо, тихо… – почувствовав что-то, прошептала Вера… – Всё хорошо, я тебя не обижу… Слышишь, не обижу! «Дерьмо, – подумал Даниель, – какое дерьмо, даже эта почти незнакомка раскусила, что я не в форме. Что я сейчас полное ничтожество».

Он допил всё спиртное, что находилось в доме Веры, и позволил Вере сделать с ним всё, что она могла на сегодня. Он ничего не хотел помнить из этого вечера, но отчётливо выстреливали в мозгу его собственные слова: «Мама, мама, мама!»

«Я не вернусь больше в этот дом», – сказал он сам себе.

Да, он сдержал обещание, данное самому себе, и больше не поехал в дом Веры. Но Вера очень хотела увидеть, как живёт Даниель. И очень просилась приехать к нему. Писатель долго думал и, наконец, решился по простой причине: если не она, то кто спасёт его от отчаяния и одиночества? Хотя бы на вечер.