Деньги пахнут кровью - Алекс Шу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Слава богу! Господи, спасибо!»
— Договорились, даже не знаю, как я это перенесу, — печально вздыхаю я. С трудом удерживаю губы, готовые расплыться в широкой улыбке.
Посетительница что-то почувствовала, и подозрительно посмотрела на меня.
— А, может, не будешь меня так жестоко наказывать? — брякнул я. И тут же пожалел об этом. Не дай бог, это чудовище согласится.
— Посмотрим, — поджав губы, ответила гостья.
«Фухх, пронесло».
— Ладно, ты пришла, проведала, теперь можно и домой идти, — деликатно намекаю Верке, что пора и честь знать.
— Козел ты всё-таки, Мишка, — рычит гостья, — И не вздумай больше ходить за мной! Всё кончено.
Мысленно аплодирую Вере. Она хватает принесенную «чекушку» Столичной, засовывает её обратно в свой потертый кулек, и гордо вздернув сизый нос, шагает к двери, виляя толстой отвислой задницей.
С умилением смотрю на удаляющийся грушеобразный силуэт своей «девушки». С силой дернутая дверь хлопает как пушечный выстрел, навсегда разделяя меня с бывшей «невестой».
«Прощай, любимая. Мы разошлись как в море корабли. Как мне будет не хватать твоей одутловатой рожи, мутных глаз и толстой жопы».
— Кто это так дверью хлопает? Был бы здоров, набил бы уроду морду, — недовольно ворчит проснувшийся от удара сосед.
— Забудь, у неё просто синдром алкогольной абстиненции, осложненный плохой наследственностью, — ответил я, — Наплюй, и живи дальше.
— Поссорились? — сочувственно спрашивает парень.
— Было бы с кем, — успокаивающе машу рукой.
Встаю с постели и, пошатываясь от слабости, подхожу к окну. На улице стоит лето или поздняя весна. Деревья уже окутались сочной зеленой листвой. Веточки слегка покачиваются под порывами ветра. На скамеечке сидит дедушка с родственниками. Мимо проходит женщина, ведущая под руку весело прыгающего ребенка. Идут смеющиеся девушки. Неторопливо шагает парень, увлеченно поедающий мороженое в вафельном стаканчике.
«Здравствуй новая жизнь! Теперь я не допущу прошлых ошибок. Всё ещё только начинается!»
Глава 3
Ординаторская хирургического отделения 17 больницы— Василий Петрович, а может, всё-таки расскажем об этом уникальном случае? Ведь это сенсация! За сутки у больного полностью затянулось ножевое ранение. Только шрам остался. Это же чудо! Мы можем прославиться на весь мир.
— Леночка, девочка моя, ты ещё наивный ребенок. Как только мы заявим о чуде, сразу же станем шарлатанами и мошенниками, жаждущими дешевой сенсации. Ты думаешь, мы что-то сможем доказать этим твердолобым, мнящим себя светилами медицины? Ни-че-го! Такого быть не может и всё! И правильно. Если бы я сам бы это своими глазами не увидел, то же самое бы сказал. Лена, мне два года до пенсии осталось. И я хочу их отработать нормально, без скандалов и прочих сомнительных приключений. Поэтому мы никому об этом не скажем, а выпишем больного через пару-тройку дней. Тем более что он уже почти две недели тут баклуши бьет, больничное место занимает. А здесь не курорт, а больница. Мы людей должны лечить, а не со здоровыми оболтусами возиться.
— Но, Василий Петрович, может, подумаете?
— Я уже обо всем подумал. Пациента выписываем и забываем о нем. Всё. Держи язык за зубами. Поняла?
— Поняла. Жалко всё-таки. Может, благодаря ему новая эпоха в медицине могла начаться.
— Не выдумывай! Иди, работай. И чтобы я больше таких предложений не слышал!
* * *Через две недели меня выписали. За мной заехала мама, и я попрощался с соседями: пареньком с травмированной рукой, хмурым пожилым мужчиной, получившим ножевое ранение по пьяни от ревнивой жены, и веселым толстячком, попавшим к нам после удаления аппендицита.
Двое последних, сначала отнеслись ко мне настороженно, увидев говорящие татуировки на теле. Но потом, убедившись, что я не собираюсь «быковать», и нормально общаюсь, растаяли. Поэтому распрощался с соседями душевно.
Мать сложила старые вещи в свою большую брезентовую сумку, а мне выдала мешковатые серые брюки и затертую чуть ли не до дыр футболку с улыбчивым олимпийским мишкой. Когда-то она была белой, а сейчас стала чуть сероватой. А довольный мишка, выпятивший свою грудь, из-за отвратительного состояния футболки смотрелся гротескно и жутковато.
«И вот это мне предлагается надеть?»- ужаснулся я, рассмотрев одежду, в которой мне предстояло поехать домой.
— Сынок, с тобой всё в порядке? — всполошилась мать, превратно истолковав мою гримасу.
— Нормально, мам, — отмахнулся я. Не стесняясь родительницы, избавился от синих спортивных штанов и майки и переоделся в брюки и футболку.
— Идем?
— Пошли, — рано постаревшая женщина кивнула. На секунду уставшее и осунувшееся лицо осветилось искренней доброй улыбкой, сделавшей маму моложе. Разгладились морщины, в карих измученных глазах засветилась задорная искорка. Женщина на мгновение словно сбросила с себя груз прожитых лет, перенесенных ударов судьбы и житейских проблем, помолодев лет на 20. И сразу стало видно, что она была привлекательной и обаятельной в юности.
«Похоже, сыночек десяток лет жизни ей убавил, урод поганый и не только он», — отмечаю в уме.
Медленно идем к выходу. Спускаемся по лестнице, проходим сквозь кучку людей и врача в коридоре. Открываю скрипнувшую дверь. Ласковое весеннее солнце гладит лицо теплыми дружелюбными лучиками, заставляя глаза зажмуриться. Уличный воздух бодрящей волной врывается в легкие, даря ощущение прохлады и свежести.
— Чего застыл, Мишенька? — мама обеспокоенно касается локтя.
— Ты не представляешь, мамуль, как здорово после этой больницы выйти на улицу и вдохнуть полной грудью.
— Почему? Представляю. Только ты больше эту водку проклятую не пей. И дружков своих бандитов брось. Сейчас повезло — живым остался и здоровым, наверно. А доктор сказал, чуть бы левее ударили и всё, хоронили бы, — мамино лицо некрасиво морщится.
Женщина утыкается мне в грудь, сдавленно всхлипывает и с трудом удерживается, чтобы не разрыдаться. Девушка в ярком красном платье с белыми узорами — цветами, лохматый мужчина в сером костюме, заходящие в больницу, кидают на нас