Святы и прокляты - Юлия Андреева

– Думаешь, когда летопись будет готова, он тебя в замке оставит? – с сомнением в голосе поинтересовался Рудольфио.

– Его сиятельство сеньор граф – добрый. Это мы сразу поняли, – заулыбалась девчушка.

– Спрут добрый?! – не поверил своим ушам Рудольфио.

– Ага. У всех господ писари стоя работают, а он нам сидеть разрешает. Вот!

– Добрый или не добрый, а вот только приберегла бы ты, Анна, свои сказки для более снисходительных слушателей.

– Можете мне не верить, да только, кому лучше будет, если мы с братом выйдем отсюда с кошельками золота, которое прямо у ворот отберут у нас лихие люди? Ведь мы можем книги переписывать и в прошлое проникать! Бабушка говорила, что во мне дух принцессы Анны Комнины живет! А коли хозяин «Греха» еще и испытания с нами проведет, на свои вопросы ответы получит, так он и вовсе прикажет нас беречь, потому как, если мы потеряем девственность, не будет уже никаких ответов. Прошлое и грядущее захлопнутся перед нашими носами, ангелы отвернуться от нас. Потому как когда принцесса теряет свое сокровище, она обязана тут же возместить его миру, родив следующую провидицу или провидца. Вот.

– Ничего не скажешь, лихо закручено, – усмехнулся Рудольфио, собираясь уже откланяться.

– Не веришь?! Напрасно. Спроси у знающих людей, – чуть не плакала девочка, – Анна Комнина родилась в Константинополе и сразу же стала невестой Константина Дука[28], сына и соправителя императора Михаила VII Дуки[29] и Марии Аланской[30]. Нас с братом бабушка заставила все это выучить. Ее отец император Алексей хотел, чтобы умный Константин занял престол вместе с его дочерью Анной. Но потом у него самого родился сын Иоанн, и он расторг этот брак.

Когда Анне исполнилось четырнадцать, ее выдали замуж за кесаря Никифора Вриенния[31]. Вместе они устроили заговор против младшего братца, но ничего не получилось. А у них родилось трое детей, и у одного из них, у Иоанна, был бастард от служанки, тоже Иоанн. Он принимал участие в каком-то заговоре и был приговорен к смерти, а бежав из Византии, достиг Швабии, где женился на моей бабушке Жанне фон Уршперг, взяв ее фамилию. После чего мы все стали именоваться фон Уршперг и избежали мести.

Потом вслед за Генрихом VI Гогенштауфеном они отправились в Италию, так как дедушка вошел в его свиту, а бабушка прислуживала королеве Констанции. В Италии родился мой отец Бурхард – летописец. Он служил императору Фридриху II, а потом поселился в местечке Амальфи, беря заказы как обычный переписчик.

– Анна Комнина же после смерти мужа, понятное дело, удалилась в монастырь. Вот такая история. Честное слово! – девочка молитвенно сложила руки.

– Честное слово, говоришь? – Рудольфио почесал заросший подбородок.

– Жаль, бабушки нашей тут не было вчера, когда говорили о королеве Констанции – матери Фридриха, ведь она – ее первая фрейлина … О ком другом не знаю, а вот о Ее Величестве Констанции, бабушка бы много чего порассказать могла.

Глава 7. Явление Папы

– …Итак, мы закончили на том, что Ее Величество вдовствующая королева Констанция короновала Фридриха II сицилийской короной, пообещав, что тот не станет претендовать ни на Германию, ни на Италию. Она продолжала носить титул «Romanorum Imperatrix semper augusta»[32], но для единственного сына готовила скромную роль короля Сицилии, – продолжил Фогельвейде на следующий день, после утренней мессы в замковой церкви и трапезы, когда все летописцы заняли свои места у стола. – Это был правильный ход, учитывая, что в Германии королем уже был избран Филипп Швабский.

– Ее Величество почла за благо не ввязываться в большую политику. Ее сыну было всего три года, и объяви она ребенка императором, начни войну, то подкупленные слуги выбросили бы малыша из окна замка или подсыпали бы смертельную дозу яда. Признав королем Филиппа, Констанция как бы вычеркнула сына из числа его конкурентов, сделав союзником. Но следом за отказом от притязаний на Германию ей пришлось отказаться и от единства Сицилийского королевства – от того, за что боролся муж, Генрих VI. Хороший повод для красивой баллады, – трубадур явно готовился полночи: речь его лилась медовым потоком.

– Эх, жалко-то как! Дура-баба, хоть и королева. Не уберегла мужнино наследство, – не выдержал Вольфганг Франц.

– А ты бы предпочел богатого, но мертвого сына, небедному, но живому? И кто защитит? Филипп Швабский? Так он сегодня союзник, а завтра возомнит, что пацанот горшка два вершка на его корону посягает – и враз голова с плеч. Королева выбрала единственно возможный вариант защиты – Римскую церковь, в лице нового Папы Иннокентия III. Кто пойдет против Папы?

Иннокентий сделался официальным опекуном малолетнего Фридриха, а в благодарность Констанция учинила то, чего бы и под пытками не сделал ее покойный супруг, но чего жаждал Папа – принесла Иннокентию вассальную присягу обеих Сицилий. Зная, что скоро умрет, она добилась отмены отвоеванного норманнскими королями приоритета королевского права над сицилийской церковью. Теперь курия и капитул могли по собственному усмотрению назначать епископов по всей Сицилии, утверждать которых, должно быть в насмешку, следовало королю. Короля больше никто не спрашивал – ему несли документы, которые он должен был скреплять подписью и королевской печатью. В завещании королева назначила его святейшество опекуном своего сына Фридриха и, соответственно, регентом Сицилии, за что в папскую казну ежегодно должна была отправляться серьезная сумма…

– И это при том, что опекун ни разу не заехал хотя бы навестить своего опекаемого. Он даже отобрал у него корону, отдав ее проклятому Оттону![33] – не выдержал долгого молчания оруженосец Вольфганг Франц, – Бедный король Фридрих! Одно слово – сирота. Всяк обидеть норовит, пусть даже и кровь королевская. – Он кинул злобный взгляд в сторону детей. – Помню, на палках Фридрих дрался лучше всех! А как плавал! Дождь, молнии над водой, гром грохочет так, будто ангелы на небе ворочают тяжелые бочки, а он – шнырк между волнами, рыжий черт. Одного не любил, когда ему указывали, что делать. Ненавидел учителей!

Помню мой дядя – брат отца, Вильгельм Францизиус[34]… Моя настоящая фамилия Францизиус, но согласитесь, нелепо в войну называться Францизиус, точно какой-то ученой крысе в сутане. Вот дядя и додумался урезать ее до Франца. А я что? Я не в обиде. Это же благодаря дяде я оказался при Его милости короле Фридрихе. Потому как мой дядька – не кто-нибудь, а magister regis[35]. Не хрен огородный, а большая шишка! Вместе с ним Фридриха обучали каким-то арабским наукам сарацинские ученые. Кстати, владение мечом и всякую военную хитрость я уже с королем постигал. На охоте, помню случай…

– Мы скоро доберемся и до этого захватывающего места в истории нашего короля, но только чуть позже. Иначе наш тюремщик решит, что мы хотим обмануть его, перескочив через несколько лет, и тогда всем нам не поздоровится. – Вальтер фон дер Фогельвейде обвел притихшее собрание тяжелым взглядом единственного глаза и продолжил, обращаясь к Константину, которому явно благоволил. – Запишите, пожалуйста, для памяти, что Генрих VI, отец нашего короля, обучался у учителей, выписанных специально для него из Византии. Это может пригодиться.

Фридрих потерял отца в три года, а в четыре утратил мать. Однако та успела составить Королевскую Большую курию для управления Сицилией и отчета Папе-регенту. Она ввела туда четырех очень дельных архиепископов – Палермского, Монреальского, Капуанского и, право, не помню… Мне кажется, был еще из Калабрии… Эх, память… Во всяком случае, над всеми был поставлен канцлер Вальтер фон Пальяра, епископ Трои.

– А вы расскажете, как Папа Иннокентий отобрал у маленького Фридриха его корону? – потянув оруженосца за рукав куртки, с любопытством осведомилась Анна.

– И про охоту! Я слышал, что император предпочитал соколиную охоту, – присоединился к сестре Константин.

За окном начали собираться серые лохматые тучи, не иначе как гроза. В зале сразу сделалось темнее. Когда нашли и зажгли дополнительные свечи, по стенам забегали тени. Ударил гром. Анна взвизгнула и забилась под стол, часто крестясь и читая молитвы. Константин сидел как приклеенный над своими записями, нервно кусая губы и, по всей видимости, желая только одного, выказать себя настоящим мужчиной.

За окном полыхнуло так, что на мгновение в зале стало светло точно днем, и тут же ворвавшийся через окно порыв ветра затушил половину свечей. Где-то далеко забил тревожный колокол. Что там – пожар? враги? черти осадили колокольню?

От стены отделилась темная тень, она росла, росла, росла… пока не достигла высокого свода, не заняла все пространство вокруг, гася уцелевшие после вторжения ветра свечи, шепча, воя и постанывая. Из ниши, в которой, по правильному замечанию Анны, сделанному ею в первый же день пребывания в «Грехе», недоставало статуи какого-нибудь святого, возник светловолосый человек в кардинальской мантии.