Лунный бассейн - Абрахам Меррит

Очевидно, плита все же открывалась, но разве Тора просто не могла обнаружить ее уже открытой благодаря действию механизма, все еще работающего и основанного на законах физики, неизвестных современной науке? Этот механизм мог действовать при свете полной луны. Утверждения туземцев, что ани обладают особой силой давали возможность использовать силу, заключенную в лунных лучах, как мы нашли возможность использовать солнечные лучи. Если это так, то Тора, вероятно, находится за плитой и шлет нам призывы о помощи.

Но как объяснить охвативший нас сон? Может, это был запах каких-то растений или газ, выделяющийся на острове? Мы согласились, что это вполне вероятно. Каким-то образом период наибольшей активности этого воздействия совпадает с полнолунием, но если это так, почему Тора не уснула тоже?

С наступлением сумерек мы проверили свое оружие. Эдит прекрасно владела и пистолетом, и ружьем. Помня о том, что сон мог быть следствием естественной или созданной людьми причины, мы изготовили простые, но надежные нейтрализаторы сна и разместили их около рта и ноздрей. Мы решили, что моя жена останется в укрытии, Стентон займет позицию на противоположной стороне за лестницей, а я расположусь по другую сторону, ближе к Эдит. Место, которое я выбрал, находилось в пятистах футах от нее, и я, глядя на углубление, в котором она лежала, уверял себя, что она в безопасности. Поскольку накануне все началось с восходом луны, мы считали, что и теперь до появления луны нам нечего опасаться.

Слабое свечение предвещало восход луны. Я поцеловал Эдит, и мы со Стентоном заняли свои места. Становилось все светлее, лунный шар быстро поднимался и через несколько мгновений стал виден полностью.

И тут же, как и накануне, с террасы донесся звук, похожий на вздох. Я видел, как Стентон выпрямился, напряженно глядя на вход, с ружьем наготове. Лунный свет усилился, стал ярче. Я видел, как изумление Стентона все усиливается.

Я встал.

– Стентон, что вы видите? – осторожно окликнул я его. Он взмахнул рукой, призывая к молчанию. Я повернул голову и посмотрел на Эдит. И ощутил шок. Она лежала на боку, лицо ее освещала полная луна. Эдит крепко спала!

Повернувшись, чтобы окликнуть Стентона, я задержал взгляд наверху лестницы и застыл в изумлении. Лунный свет еще более сгустился. Казалось, он… материализуется… там. Сквозь него пробегали жилки сверкающего белого пламени. Меня охватила вялость. Просто у меня не было сил пошевельнуться. Я оторвал взгляд и посмотрел на Стентона. Пытался позвать его. Но не мог заставить губы шевельнуться! Борясь с этим параличом, я испытал сильнейшее потрясение. Подобно удару. И с ним, Гудвин, пришла полная неспособность двигаться. Я не мог даже отвести глаз!

Я видел, как Стентон прыгнул на лестницу и начал подниматься. При этом свет во внутреннем дворе стал ослепительно ярок. И сквозь него пробивался тонкий звон, который заставлял сердце биться в чистейшей радости и в то же время охватывал его ужасом.

И тут я впервые услышал возглас: «Ав-о-ло-а! Ав-о-ло-а!», который вы слышали на палубе. Звук производил странное впечатление – будто он лишь частично находился в нашем пространстве, будто это часть фразы, пришедшей из другого измерения и утраченной при переходе. Звук, бесконечно ласковый, бесконечно жестокий!

На лице Стентона появилось выражение, испугавшее меня, – но я каким-то образом знал, что оно появится: смешанное выражение радости и страха. Эти два чувства, как и на лице Торы, проявлялись одновременно, но значительно усилились. Стентон поднялся по лестнице и вышел из поля моего зрения. Снова я услышал возглас «Ав-о-ло-а!» Теперь в нем звучало торжество, и то же торжество прозвучало в буре звенящих звуков.

Краткое молчание. Затем еще один взрыв звуков, и сквозь него со двора донесся голос Стентона – крик, вопль, полный невыносимого экстаза и невообразимого ужаса! И снова тишина. Я пытался разорвать удерживавшие меня невидимые путы. И не мог. Даже веки мои не шевелились. А глаза, сухие, неподвижные, горели.

Затем, Гудвин… я впервые увидел… необъяснимое! Хрустальная музыка взметнулась. Со своего места я видел вход во внутренний двор и его базальтовые порталы, грубые и разбитые, поднимающиеся на сорок футов, изломанные, разрушенные порталы, недоступные для подъема. Из входа потек все усиливающийся свет. Он рос, разбухал, и в него, прямо у меня на виду, вошел Стентон.

Стентон! Но, Гудвин! Что за зрелище! – Он замолк. Я ждал… ждал.

6. В ЛУННОМ БАССЕЙНЕ

– Гудвин, – сказал, наконец, Трокмартин, – я могу описать его только как существо из живого света. Он излучал свет, был полон светом, переполнен им. Вокруг него кружилось сверкающее облако, оно проходило сквозь него блестящими завитками, горящими щупальцами, блистающими, светящимися.

Я видел его лицо. Оно светилось радостью, слишком сильной для живого существа, и в то же время было затемнено невыносимым несчастьем. Как будто его лицо было переделано рукой Бога и Сатаны одновременно. Вы можете видеть отражение этого в моем лице. Но вы не видели этого в той степени, в какой оно было на лице Стентона. Глаза широко открыты и неподвижны – будто созерцают внутреннее зрелище рая и ада! Он шел, как проклятый, несущий в себе ангела света.

Музыка взметнулась снова. Я вновь услышал бормотанье – «Ав-о-ло-а!» Стентон повернулся лицом к порталу. И тут я заметил, что заполняющий и окружающий его свет имеет внутреннее ядро – нечто отдаленно напоминающее по форме человеческую фигуру. Это ядро то рассеивалось, то собиралось вновь, вырывалось за его пределы и входило в него снова. И когда сверкающие частицы входили в него, все тело Стентона испускало свет. И внутри этого сверкания, спокойные и безмятежные, двигались семь маленьких лун.

Все это я видел, а потом Стентон поднялся, взлетел на неприступную стену, на самую ее вершину. Свет под луной побледнел, звенящая музыка стихла. Я попытался пошевелиться. Но заклинание продолжало удерживать меня. Теперь из неподвижных глаз полились слезы и облегчили боль в них.

Я сказал, что взгляд мой был неподвижен. Так оно и было. Но периферическим зрением я видел часть дальней стены внешнего укрепления. Казалось, прошли века, и я увидел на этой дальней стене сияние. Потом показалась фигура Стентона. Он был далеко, на самом верху гигантской стены. Но я по-прежнему различал сверкающие спирали, которые ликующе вились вокруг и сквозь него; скорее чувствовал, чем видел, его лицо в трансе при свете семи шаров. Взметнулись хрустальные ноты, и он прошел. И все это время, как будто из какого-то скрытого источника, внутренний двор светился и рассыпал серебряные огни, которые затмевали лунный свет, но казались частью его.