Обезьяны - Уилл Селф

Так шимпанзе с синдромом Туретта,[39] которые то и дело непроизвольно лаяли, шимпанзе, страдающие болезнью Паркинсона, чьи конечности беспорядочно дергались под влиянием дигидроксифенилаланина,[40] шимпанзе с органическими повреждениями головного мозга, зажатые в стальные тиски тяжелейшей амнезии и повторяющие без конца одни и те же жесты, стали полноправными членами толпы совершенно нормальных обезьян — литературных агентов, критиков и писателей — и вместе с последними резво толкались на приемах за бутербродами и бесплатным шампанским.

— Перед вами, — жестикулировал Буснер собирающимся вокруг него в таких случаях любопытным, — практическая демонстрация «грррууунннн» шимпан-зечности моего подхода к этим заболеваниям. Приводя моих пациентов в такие места, — в этот момент Буснеру обычно приходилось в срочном порядке отвлечься на экстренную превентивную чистку обсуждаемого шимпанзе, — я осуществляю в реальном времени «чапп-чапп» деконструкцию идеологических категорий, на которых основаны наши понятия о том, что есть норма, а что — заболевание.

Буснер закончил одеваться и, подпрыгнув до потолка, подтянул поближе специальное зеркало на телескопической лапе, чтобы осмотреть себя сзади. Как там моя дырка? — подумал ученый, отправляя в анальную экспедицию правую лапу, которая, пробравшись через складки желто-розовой кожи, ощупала все, что смогла, а затем вернулась к хозяйским ноздрям и трясущимся губам. Буснер беспокоился — вчерашним вечером, по возвращении из «Эскарго», на него напал совершенно жуткий понос; однако результаты обследования показывали, что в проблемном регионе все чисто. Да и в любом случае у Прыгуна будет время разобраться с этим по пути в больницу, решил Буснер и, поправив одежду и удостоверившись, что пиджак не мешает потенциальным наблюдателям лицезреть великолепие его лучезарной задницы, с треском погасил свет в ванной, бодро раскачался на турнике у входной двери и, перепрыгивая от турника к турнику, отправился вниз по лестнице. Не уступающие заднице в великолепии яйца именитого психиатра весело болтались из стороны в сторону.

Популярность Буснера неотвратимо шла в гору, и уже на полпути к вершине ему предложили вернуться на должность научного консультанта в больницу «Хит-Хоспитал». И пусть от него, как и раньше, требовали в самом деле заниматься нудной ежедневной работой, то есть, вы не поверите, лечить пациентов, попечительский совет как бы нехотя соглашался, что основная его роль в клинике — просто быть именитым старым профессионалом, дуайеном от психиатрии, и поддерживать своей репутацией репутацию больницы. Ему полагался научный ассистент — Прыгун, он имел право выбирать, какими пациентами ему больше хочется заниматься, и, кроме того, мог посещать другие больницы в округе в поисках интересных случаев, которые был бы не прочь включить в свои книги.

В текущий момент не происходило ничего такого, что бы заставило Буснера с нетерпением ждать наступления сегодняшнего дня. С утра ему полагалось присутствовать на планерке (скучища адская), затем, во второй половине дня, он должен был показывать в Юниверсити-Колледже[41] вторую публичную лекцию из заявленного цикла об аутизме. Цикл назывался «Шимпанзе, которые чистятся в одиночестве» и был обречен на успех. Вскочив на кафедру в день открытия и окинув взглядом видеоторию, Буснер не смог отказать себе в удовольствии отметить, что, кроме толпы иностранных студентов, в основном бонобо, которую именитый психиатр ожидал увидеть, присутствовало и большое число простых шимпанзе, а с ними и университетские студенты с отделений психологии и приматологии.

Тем не менее сам предмет аутизма уже порядком Буснеру надоел. Все или почти все, что он хотел показать, вошло в книгу «Истории из жизни приматолога», и перспектива повторить это заново, пусть даже перед широкой и заинтересованной видеоторией, не была столь уж заманчива. Что мне нужно, думал Буснер, спускаясь по лестнице, так это какой-нибудь совершенно новый случай, новый синдром или симптом, который никогда прежде не встречался ни в психиатрии, ни в неврологии. Что-нибудь беспрецедентное, что-нибудь с намеком на необходимость пересмотра в самом широком контексте самых основ наших взглядов на природу шимпанзе!

Он остановился перед последней дверью — за ней ожидала его группа, то есть беспорядок, потасовки и необходимость действием напоминать, кто здесь главный. Переведя дух и сосредоточившись, он схватился за притолоку, раскачался и прыгнул в кухню.

Картина, представшая по приземлении перед глазами почтенного доктора, вытянувшегося во весь рост в дверном проеме, вполне соответствовала его ожиданиям. Буснеры были многочисленной группой, в меру традиционной, в меру современной в соответствии со своим академическим и медицинским уклоном. В любой момент в групповом доме на Редингтон-Роуд можно было застать от десяти до пятнадцати членов — куда больше, чем в других профессиональных группах среднего класса.

Зак Буснер придавал большое значение тому, чтобы юные самцы «патрулировали» окрестности, частенько собственными лапами выгоняя из дому старших подростков; эти действия обычно вызывали у губастых соседей по тенистым аллеям Хэмпстеда[42] эпидемию поднятых бровей и вопросительных рыков. Юным самкам тоже попадало — если первая самка группы решала, что они зря тратят драгоценную течку исключительно на спаривание с родными, Буснер лично отправлялся в город и приводил за собой десяток-другой чужаков-поклонников.

Однако по мере того, как срок его царствования в группе приблизился сначала к пяти, затем к десяти, а теперь уже и к пятнадцати годам, Буснер стал придавать связям внутри группы и ее единству столь же большое значение, сколь и связям вне ее. Время от времени, когда сразу у двух, а то и у трех самок в группе была течка — а сейчас наступил как раз такой период, — Буснер с удовольствием распахивал двери дома для всех самцов своей группы, даже если их собиралась целая толпа и даже если ему приходилось раскошеливаться на авиабилеты для тех родичей, которые, находясь на Бали или Лазурном Берегу, заявляли, что никак не могут обойтись без вояжа в Лондон и спаривания с самкой из родной группы.

Когда такое случалось, дом оказывался битком набит всевозможными шимпанзе от мала до велика — порой численность популяции достигала трех десятков, — и вся орава дружно принималась драться, ругаться, чиститься и спариваться. Но Буснер считал, что добродушное буйство — одна из характерных черт его группы, и вел себя как ни в чем не бывало, даже если упомянутое буйство происходило рано утром.

Первой именитый психиатр заметил Шарлотту, главную самку группы; она стояла на четвереньках на лесенке из трех ступенек, которая вела из «кухонной» части комнаты в «столовую», меж тем как Давид, четвертый самец, обрабатывал ее со своей неподражаемой беспардонной беспечностью. Он даже не потрудился отложить на время утреннюю газету, так что Буснер видел, как Давид делает толчок за толчком, не отрываясь от передовицы, которую разместил на спине у Шарлотты. Стайка малышей пыталась мешать парочке, прыгая у Давида на шее.

Буснер узнал только одного — своего младшего, Александра. Смелый парень, подумал он. Александр, которому было всего два года, сумел ухватиться одной лапой за провод, висевший над трясущимися телами, и, раскачиваясь на нем как маятник, с размаху бил Давида задней лапой по морде.

Остальной части комнаты Буснер уделил один только взгляд, отметив, как дети разбрасывают во все стороны из чашек второй завтрак — терновые ягоды и черимойю,[43] как старшие подростки чистят друг друга, как пара молодых матерей кормят грудью младенцев, как пара других готовят в «столовой» новые порции второго завтрака. Сквозь настежь распахнутые огромные, в полную высоту стен окна, выходившие в сад, где по лужайке с громким ржанием прогуливались, встряхивая гривой, два вездесущих буснеровских карликовых пони, на сцену мощным потоком изливался солнечный свет.

— «ХууууГррааа!» — пропыхтел-проухал Буснер и побарабанил пальцами по косяку, как полагалось ему по статусу. Жестом он показал одной из своих младших дочерей, Пауле, чтобы та приготовила ему второй завтрак, и, вздыбив шерсть, с грознымвидом направился в сторону совокупляющихся.

Когда Буснер покинул дверной проем, все взрослые самцы уже дружно пыхтели и ухали, что и спасло Давида, громкий визг которого свидетельствовал, что он вот-вот кончит. По мере того как патриарх пересекал зал, все члены группы, старые и молодые, самцы и самки кланялись ему, он же в ответ одних нежно целовал, других гладил.

На лестнице стояла нестройная очередь самцов в более или менее правильном порядке по старшинству, Генри за Давидом, Пол за Генри. Буснер было задумался, как это Давиду удалось первым забраться на Шарлотту, но, обогнув стойку для завтрака, расположенную перед верхней ступенькой, увидел у мойки д-ра Кендзабуро Ямуту, побочного последнего самца группы, который энергично спаривался с дочерью Буснера Крессидой. За ним тоже стояла очередь — Колин Уикс и Прыгун.