Изгои - Виктор Лосев

Открыл пальбу И. Бачелис статьей "Бег назад должен быть приостановлен ("Комсомольская правда", 23 октября 1928 г.). Он писал, что постановкой "Бега" МХАТ пытался "протащить булгаковскую апологию белогвардейщины в советский театр, на советскую сцену, показать эту написанную посредственным богомазом (выделено нами. - В.Л.) икону белогвардейских великомучеников советскому зрителю". "Булгаковщина всех видов или полноправная советская тематика?" - вопрошал в той же газете О. Литовский. "Ударим по булгаковщине!" - призывал И. Кор в "Правде".

Как обычно в таких ситуациях, "юмористы" набросились добивать жертву. 23 декабря в "Известиях" некто Г. Рыклин вставил в свой фельетон следующий эпизод:

"- Шлыхали, Икш арештован...

- Шлыхали, Эншке вошштание...

- А Шытина пытают...

- А Булгакова рашштреляли на Багровом оштрове..."

И в сравнении с подобными фельетонами стихотворные репризы небезызвестного Арго (А. Гольденберг) кажутся просто шалостью.

"А старый МХАТ, в упор коллеге,

Глядит, нахмурясь, как Казбек:

О чем он мыслит? О РАЗБЕГЕ!

О том, чтоб раз поставить "Бег"!

И не прочтешь без содроганий

Какой репертуар готов:

- От тараканьих состязаний

До замороженных клопов!"

Колоссальный гвалт, поднятый вокруг "Бега" и его автора, имел и такие негативные последствия, как возобновление кампании преследований всех "бывших белогвардейцев" и "недобитых буржуев", и т.п. 11 января 1929 года был убит бывший генерал Слащов - прототип генерала Хлудова в пьесе "Бег". Убил его выстрелом из пистолета некий Коленберг. Таким образом, смертные приговоры выносились не только пьесам, но и их героям. Это событие, естественно, не могло не произвести самого тягостного впечатления на драматурга.

Доносы в ОГПУ сыпались веером. За каждый из них он мог поплатиться жизнью. Сообщалось, например, что Булгаков "о Никитинских субботниках" высказал уверенность, что они - агентура ГПУ (и как в воду глядел. - В.Л.). Об Агранове Булгаков говорил, что он друг Пильняка, что он держит в руках "судьбы русских литераторов", что писатели, близкие к Пильняку и верхушкам Федерации, всецело в поле зрения Агранова, причем ему даже не надо видеть писателя, чтобы знать его мысли".

По содержанию доноса видно, что осведомитель был либо близок к Булгакову, либо общался с узким кругом друзей писателя. Сам Булгаков прекрасно знал, что доносят на него близкие ему люди. Видимо, образ Иуды-предателя в романе о дьяволе сформировался в процессе "общения" писателя с Лубянкой.

Впрочем, в то время у Булгакова еще теплились слабые надежды - МХАТ продолжал репетиции "Бега"...

Однако натиск "Кабалы" (по определению самого Булгакова) был столь велик (недруги драматурга обращались непосредственно к Сталину с требованиям запретить "Бег" и расправиться с его автором, в их числе был и В. Билль-Белоцерковский), что этим вопросом занялось Политбюро. Сталин всегда ловко уходил от участия в решении нежелательных для него вопросов, но на сей раз это трудно было сделать, поскольку именно тогда он организовал избиение правоуклонистов (Н. Бухарина и других), а Булгаков как раз проходил в "Кабале" как лидер правого уклона в сфере театра.

14 января 1929 года Политбюро поручило комиссии во главе с К. Ворошиловым окончательно решить этот вопрос. 29 января Ворошилов от имени комиссии, в которую входил и Л. Каганович, подготовил письмо на имя Сталина, в котором говорилось: "По вопросу о пьесе Булгакова "Бег" сообщаю, что члены комиссии ознакомились с ее содержанием и признали политически нецелесообразным постановку этой пьесы в театре". На следующий день Политбюро приняло короткое решение: "Принять предложение комиссии Политбюро о нецелесообразности постановки пьесы в театре".

Решение по форме, надо сказать, довольно мягкое. Объясняется это, разумеется, особым отношением генсека к писателю. Но самому писателю от этого, конечно, не стало легче.

После решения Политбюро Сталин мог уже спокойно ответить на письмо-донос Билль-Белоцерковского. Ответ этот многократно цитировался и хорошо известен читателю. Отметим лишь, что и здесь Сталин неоднозначен. Хотя он и повторил фактически решение Политбюро, но нашел целесообразным сказать несколько положительных слов в адрес Булгакова. Вскоре он в беседе с руководством МХАТа как бы мимоходом заметил, что ему пришлось уступить сверхактивно настроенным коммунистам и комсомольцам в отношении "Бега"... Эта реплика вождя стала известна Булгакову...

Судьба пьесы была решена. Для Булгакова это было сильнейшим потрясением. Л. Белозерская позже вспоминала: "Ужасен был удар... Как будто в доме объявился покойник". Вскоре и другие пьесы Булгакова стали исчезать с афиш. Для писателя наступила пора самых тяжких испытаний...