Самозванцы - Сантьяго Гамбоа

Так началась их война; Нельсон дополнил свою статью о поэтике «Вся кровь» следующим пассажем:

«Поскольку некоторые мои коллеги, и в частности неподражаемый Флорес Арминьо, одержимые сильнейшей и, к сожалению, прогрессирующей понятийной близорукостью, стремятся увидеть „эпическую парономазию“ даже на обложках книг, становится очевидным, что речь идет…»

Таким образом, большинство университетов Соединенных Штатов условно разделилось на группы — одни приглашали на свои литературные мероприятия Чоучэня Оталору, другие же предпочитали Флореса Арминьо. Минусом Нельсона было его сочинительство, которое служило еще одним поводом для нападок Флореса Арминьо и его приверженцев, «флоресарминьянцев»; это была группа молодых знаменитостей, аспирантов и преподавателей, готовых в любой момент наброситься на «чоучэноталорианцев». Они рано уяснили для себя одну простую университетскую истину: если хочешь удержаться на шаткой карьерной лестнице, необходимо примкнуть к одной из постоянно воюющих групп, формирующихся в широком академическом мире в соответствии с выбранной тематикой исследований.

Как-то раз один из ярых приверженцев Флореса Арминьо, эквадорец Понс Естевес, весьма нелицеприятно отозвался о «Блюзе Куско», шестом романе Нельсона. Статья была опубликована в ежеквартальном журнале Чикагского университета, и как только она оказалась на столе у разъяренного Нельсона Оталоры, он тут же созвал в кабинет своих сторонников для обсуждения решительных ответных действий:

— Мы выведем этих мерзавцев на чистую воду.

План заключался в следующем: нужно было попытаться проникнуть в ящик электронной почты Флореса Арминьо в университете Корнелл и от его имени послать сообщение Понсу Естевесу; затем это письмо должно было появиться на университетском онлайновом форуме, а значит, распространиться по всем филологическим факультетам университетов Соединенных Штатов. Через три дня, анонимно договорившись с одним опытным хакером, они отправили текст следующего содержания:

От: [email protected]

Кому: [email protected]

Милый Лоло,

Последнее время ты необщителен. Ты чем-то встревожен? Птенчик, ты всегда такой чувствительный. То, что тебе рассказывали про мой сюрприз, — правда. Сам убедишься. Увидимся в выходные, проказник. Обещаю дать тебе свою розовую дырочку и познакомить с одним студентиком — его член просто великолепен.

Пообещай мне, что придешь, пожалуйста.

Разразился невообразимый скандал. Норберто Флорес Арминьо был вызван в ректорат университета Корнелл, где у него потребовали письменного объяснения. То же произошло с Естевесом в Чикаго, с той лишь разницей, что в его случае дело закончилось увольнением. С точки зрения ректората, проблема заключалась не в сексуальных пристрастиях преподавателей, а в том, что они привлекали к своим играм студентов. Поэтому был созван дисциплинарный суд, призвавший к ответу обоих; Флорес Арминьо утверждал, что ни разу в жизни не использовал слово «дырочка», и требовал проверки университетских компьютеров, утверждая, что письмо — дело рук какого-то развратного хакера. Разбирательство длилось несколько недель, и все это время оба находились в состоянии неопределенности; однако проверка не дала каких-либо результатов — коды доступа в систему взломаны не были. Программист допускал возможность вмешательства хакера в систему, но не мог утверждать этого с абсолютной точностью.

Таким образом, оба в какой-то степени были реабилитированы перед ректоратом; однако ничто не мешало возникновению толков: студенты и преподаватели донимали несчастных прозвищами и насмешками. Всюду Флорес Арминьо слышал в свой адрес прозвище Норби; а оглушительный хохот, раздающийся всякий раз везде, где бы он ни появился, едва не довел беднягу до инфаркта. Однако самое ужасное событие произошло в начале нового семестра, когда группа активистов по защите прав секс-меньшинств выступила в его поддержку перед зданием ректората. «Лоренцо и Норби. Мы с вами», — гласил один из плакатов. «Да здравствуют Тельма и Луиза / Лоло и Норби!» — красовалось на другом.

Флорес Арминьо понимал, что шумиха затеяна не без участия его давнего противника Нельсона Чоучэня, этого «разлагающегося перуано-китайца», — но не имел никакой возможности прямо обвинить соперника. И до поры до времени он решил смириться с позором. Он верил, что ему представится возможность отомстить.

Когда Флорес Арминьо перестал подавать какие-либо признаки своего существования, Нельсон Чоучэнь понемногу забыл о случившемся; с началом весны он стал посвящать все свободное время работе над поэтической эпопеей о наследии Атауальпы, компьютерным играм и изучению стихов Эмили Дикенсон и Уильяма Карлоса; он собирался читать их одной студентке, пуэрториканке по имени Дарси, — девушке с наэлектризованными волосами и аппетитной попкой, на которую с некоторых пор положил глаз.

Как это часто бывает в университетской жизни, профессор увлек девушку поэзией, и в один из вечеров, после свидания в баре «Харвей», удалось в какой-то степени добиться ее благосклонности. После многочисленных поцелуев и пожатий рук, уже навеселе, пуэрториканочка пригласила Нельсона к себе, в темную комнатушку студенческого общежития. И пока она ходила в ванную по-маленькому (все было очень хорошо слышно), Нельсон краем глаза, из чисто профессионального любопытства, мельком просмотрел книги, лежавшие на ее ночном столике. Одна из них привлекла внимание: Ван Шу, «Играя с огнем». Он открыл первую страницу и начал читать, пытаясь побороть дурноту, но почти сразу подвергся атаке девушки, которая вышла из ванной. Книга скользнула на ковер, они опрокинулись на кровать. Дарси, сев сверху, глубоко проникала ему в рот поцелуями и покрикивала: «Папочка, сделай мне хорошо… да… да, милый, иди ко мне…»; она целовала его соски, слегка покусывала… взяв его палец, намочила его слюной и ввела в себя. Она проникала языком в его ухо, кусала живот: «Сделай мне больно, я твоя, возьми меня… да… пусть мне будет больно, сломай меня… ведь я нехорошая… возьми меня сзади, радость моя…» Через какое-то время, весь взмокший от слюны и пота, Нельсон закурил, признавая свое полное поражение.

— Прости, — сказал он. — Я слишком много выпил.

— Но, папочка, неужели я совсем не нравлюсь тебе?

— Нет, глупышка, такое случается, когда я выпью. Вот в другой раз посмотрим.

Дарси наконец уснула, а Нельсон поднял с ковра книгу. Он не слышал о китайском писателе Ван Шу и принялся за чтение, подумав, что никогда раньше ему не доводилось иметь дело с книгой из далекой таинственной страны, которая в некотором роде имела отношение и к нему. События развивались в Пекине, главным действующим лицом был молодой плут.

Нельсон читал до шести утра, охваченный страстью, какой не испытывал со времен своей молодости в Лиме, когда наслаждался в кафешках текстами Рамона Рибейро. Он поднялся, на цыпочках прошел в ванную и оделся, стараясь не шуметь. Перед уходом взглянул на спящую Дарси, которая раскинулась поверх одеяла, почувствовал возбуждение, увидев ее попку, но времени уже не оставалось. «Проказник, — сказал он себе, посмотрев чуть ниже пояса, — вовремя же ты объявился».

В это время его жена уже собиралась звонить в преподавательскую резиденцию; ведь Нельсон был женат уже 16 лет, хотя никогда не упоминал о супруге и не появлялся с ней на людях.

Его жена была перуанкой, ее звали Эльза Паредес. Наедине, когда не было посетителей, они называли друг друга «китайчик» и «смуглянка». Она любила его так, как любят люди, давно состоящие в браке, — по непонятным причинам, без лишних вопросов, не задумываясь над тем, что же за человек этот мужчина, который храпит и ворчит рядом. Которому во время простуды нужно давать аспирин и который может при случае обозвать или снизойти до любезности пригласить на танец. Она жила в их семейном доме, в небольшом поселке в сорока километрах от университета. Нельсон же всю неделю пользовался одной из самых больших, если не сказать шикарных, квартир, которые университет держал для приезжих преподавателей. Он не имел на это права, но чиновник, отвечавший за расселение, некий Гарри Руссо, итальянец по происхождению, был своим человеком и помог Нельсону с квартирой. Взамен Руссо получил рекомендации и приглашения на конгрессы, так как временно исполнял обязанности преподавателя литературы и имел свою точку зрения на творчество Маркуса, Штейнера и прочих авторов.

По случайности именно в тот день Нельсон должен был составить окончательный список преподавателей, которых он рекомендовал ректорату в качестве приглашенных на конгресс по творчеству Хорхе Икасы. В список уже были включены трое: писатель Рамон Ронкарио с темой о влиянии творчества Икасы на жанр современного романа, декан филологического факультета университета Куэнки Криспин Рокафуэрте и Аристид Чивита, главный редактор отдела культуры коммерческого еженедельника из Кито. С этими тремя у Нельсона Чоучэня все было решено. Так, несколько лет назад Ронкарио рекомендовал «Блюз Куско» в издательство «Конэхо»; хотя дело не выгорело и Нельсону пришлось издавать книгу на свои деньги (о чем он никому не рассказывал), он чувствовал себя в долгу. Что касается Криспина Рокафуэрте, тот был старинным другом Нельсона и два года назад пригласил его на литературные чтения в Куэнку, а также публиковал в литературных бюллетенях все темы, предлагаемые Оталорой. Лишь Аристид Чивита не был его хорошим знакомым, но было бы неплохо заполучить его в приятели, ведь он мог помочь с публикацией книг в Эквадоре. Пожалуй, стоило побеседовать с ним.