Пластун - Владимир Лиховид

Корчась на остро заточенном бревне, медленно разрывавшем ему внутренности и вертя в разные стороны безглазой головой, запорожец извергал на всю площадь сонм самых отборных ругательств. Хрипя и харкая кровью, он крыл и турок, и татар и всех басурман вместе на украинском, польском и турецком языках.

Мёртвая тишина стояла на площади Кафы. Высоко кружили в синем небе стервятники, слетевшиеся на свою добычу. А хриплый рёв запорожца гремел над городом, проклиная поганых, суля на их головы все кары небесные. Даже турецкий сотник, командовавший стражниками, не выдержал. По знаку его руки один из воинов поднял копьё – и казак, дёрнувшись, замер на колу, свесив на грудь смуглую бритую голову. Свежий ветерок, налетевший с моря, колыхнул его чёрный, как смоль, оселедец…

Споткнувшись, Иван замер на мгновение посреди улицы. Потом, облизав пересохшие губы, твёрдо зашагал к дому судьи. О смертельной опасности, нависшей над ним, юноша больше не думал. Раздумывай – не раздумывай, уже ничего не изменишь! Жизнь уже свернула в своё, только ей известное русло. И лишь Господь знает, что будет впереди. Одно ясно – прежняя, по-своему приятная жизнь ничтожного раба уже кончилась! Так тому и бывать…

Глава 8

– Повернись! Так. Якши… – Гульнара-ханум отступив на шаг, внимательно оглядев юношу.

Иван, как всегда смутившись под её взглядом, неловко одёрнув полы нового халата. Жена судьи, одетая в свои обычные шаровары и полупрозрачную рубашку, стояла перед ним, уперев руки в бёдра. Красивое жемчужное ожерелье сверкало на её шее, выгодно оттеняя смугло-матовую кожу женщины.

– Ну, теперь ты у меня совсем красавец, паладин, Ива-анн. Доволен моими подарками?

– Премного благодарствую, моя прекрасная госпожа, – приложив ладонь к сердцу, Иван поклонился. Потом, помедлив, неуверенно произнёс:

– Может, о прекраснейшая и добрейшая моя хозяйка, всё же не стоит тратиться на эти одежды? Хозяин и так недоволен расходами. Да и слуги на меня коситься уж начали. Ведь я раб простой…

– Ну-ну, не скромничай, Ива0анн – Гульнара подошла вплотную к юноше и взяла его пальцами за подбородок.

Поскольку Иван был достаточно высокого роста, турчанке пришлось привстать на цыпочки, чтобы заглянуть парню в глаза. В комнате кроме них никого не было. Служанку свою, калмычку Нури, хозяйка отправила на рынок с поваром Омаром. Сам кади уже третий день находился по делам в Ак-Мечети. Пользуясь этим, Гульнара-ханум всё внимание уделяла Ивану, заставляя его перемеривать обновки и хвастаясь заодно своими новыми украшениями.

– Ты знаешь, что красив, гяур юный? – маленькие пальчики женщины впёрлись в подбородок Ивана – Жаль, что ты не правоверный… У тебя, наверное, есть девушка? Какая-нибудь из ваших рабынь урусских? – Большие глаза Гульнары впились в лицо юноши.

Опьянённый её близостью, вдыхая сладкий аромат её духов, Иван еле держался на ногах. В голове стоял туман, перед глазами всё плыло… и вдруг захотелось схватить женщину, сорвать с неё одежду и сделать с ней то, что делали татары с пленницами в степи!

Со страшным трудом удержавшись, Иван непослушными губами ответил, что девушки у него нет.

Гульнара-ханум, снова отступив на шаг, недоверчиво посмотрела на него:

– Не имеешь девки? А скажи, Ива-анн, ты вообще когда-нибудь был с какой-либо женщиной? – глаза турчанки стали совсем огромными и, казалось, молнии вылетают из их чёрных глубин.

– Нне-ет, госпожа… – Иван смутился окончательно и грустно покраснев, опустил голову.

На некоторое время в комнате наступило молчание. Потом Гульнара повернулась к зеркалу:

– Нравится тебе это монисто, Ива-анн? Оно привезено из самой Индии для меня уважаемым Абдуллой-аль-Мансуром!

Иван про себя усмехнулся. Освободившись от прицельного удара её глазищ, он несколько пришёл в себя. Украдкой рассматривая стройную фигуру хозяйки, юноша вспомнил, чего стоило это ожерелье. Арабский купец лично прибыл в дом, чтобы преподнести уважаемой клиентке давно заказанное ею украшение. Ни сном, ни духом не ведавший об этом Али-Мустафа был поставлен перед фактом заплатить огромную сумму.

Скандал был ужасный! Судья пинал подушки, переворачивал столы и орал во всю глотку. Гульнара-ханум в долгу не оставалась, швыряя в мужа серебряные светильники и свои остроносые туфли. Всё завершилось, разумеется тем. Что купец получил свои деньги, а хозяйка – ожерелье. Али-Мустафа заперся в библиотеке, где просидел безвылазно почти сутки.

– Помоги мне, Ива-анн. – турчанка, стоя перед зеркалом, поднесла руки к шее.

Юноша бросился к ней и неловко стал расстёгивать золотую застёжку. Та не поддавалась и Иван, аж высунув кончик языка от усердия, напряжённо трудился над тонким заморским изделием. Пальцы его, прикасавшиеся к тёплой коже молодой женщины, словно пронизывало током. Иван уже весь мокрый от пота, молил Бога, чтобы эта пытка скорее завершилась…

Гульнара-ханум наблюдала в зеркале за его отчаянными усилиями, и лёгкая улыбка играла на её красивых губах.

Справившись, наконец, с застёжкой, Иван хотел аккуратно снять ожерелье с шеи женщины, но неловко задел её плечо. Лёгкий шёлк слетел в сторону, оголив небольшую упругую грудь с твёрдым тёплым сосцом. Ожерелье выскользнуло из ослабевших пальцев юноши. Иван мгновение смотрел на обнажённую прелесть. Потом обхватил хозяйку обеими руками и впился ртом в её грудь.

Гульнара ахнув, попыталась отстранить его, но, крепко удерживая женщину, Иван с наслаждением посасывал нежный сосок, чувствуя, как он твердеет и набухает. В голове парня царило сплошное марево. Вспышками возникали только перед глазами образы Насти верхом на татарине, стройная фигурка Кристины, полные бёдра соседки Марии…

Замершая некоторое время неподвижно Гульнара-ханум вдруг выгнулась и вцепилась юноше в волосы. Иван невольно ослабил хватку и хозяйка, вырвавшись, отскочила в угол комнаты. Прикрыв ладонями обнажённые груди, жена судьи напряжённо смотрела на парня. В чёрных глазах её, казалось, взметаются языки тёмного пламени…

Иван, тяжело дыша, стоял на пушистом персидском ковре, покрывавшем пол. Марево перед глазами уже стало проходить, но удары сердца, словно молотом отбивались в висках. Наконец, стараясь взять себя в руки, Иван, не поднимая глаз, глухо произнёс:

– Простите меня, госпожа… я никак не мог удержаться… я ещё не видел такой прекрасной, как пери, женщины…

– Выйди вон! – тёмное пламя в глазах Гульнары превратилось в ураган.

По-прежнему не глядя на неё, Иван поклонился, и нетвёрдо ступая негнущимися ногами, вышел из комнаты. В кабинете, рухнув на мягкие подушки, он уткнулся пылающим лбом в стол. Что наделал, дурень! Хозяйка, наверняка всё расскажет мужу. Или просто велит позвать стражников! Ежели уже не позвала! Тогда конец! Место на колу обеспечено…

Вздрогнув, Иван вскочил. Бежать! Куда глаза глядят – подальше, в горы! Затеряться, забиться в какую-нибудь щёлочку! А дело казацкое… – юноша в панике заметался по библиотеке, топча атласные господские подушки.

За домом, наверняка, следят! Увидят, что бежит – подумают, что струсил, что не хочет иметь с ними дело. Тогда уж точно конец от ножа «Чёрного»! Разве что – не такой страшный, как от казни на колу! Да и куда бежать? Даже если не убьют казацкие лазутчики, стражники прочешут все окрестности Кафы. И найдут – не он первый такой…

Прижавшись спиной к стене, Иван стоял так некоторое время, бездумно уставившись перед собой. Потом вяло опустился на пуфик и замер, прикрыв глаза. Тело вдруг сковала усталость, словно после чистки десятка казанов. Стремление бежать и вообще делать что-либо пропало. А, будь что будет! Пусть приходят, волокут на эшафот, сдирают заживо кожу… всё одно пропадать…

Несмотря на столь печальные мысли, какая-то часть сознания парня держала в памяти всё происшедшее в комнате хозяйки. Язык ещё помнил упругость её соска, а рот, казалось, всё ещё был заполнен её прелестной грудью. Чудесный аромат тела молодой женщины вновь возник в воздухе и Иван, застонав, снова бухнулся головой о письменный столик.

Ну что за наказание такое! Точно происки Диавола…

Медленной, шаркающей походкой, держась рукой за стену, вошёл в кабинет Матвей. Нащупав трясущейся рукой напольную подушку, тяжело опустился на неё. Он сильно сдал. Длинная седая борода свисала редкими космами, щёки ввалились, красные полуслепые глаза печально смотрели на окружающих…

Мигом, выбросив из головы все страхи, Иван кинулся к нему и обнял за плечи:

– Как ты, дядя Матвей? Не легче? Те лекарьские снадобья, что дал тебе уважаемый табиб…

– Эх, Вань, какие снадобья! – Матвей вздохнул и положил юноше на плечо всклокоченную голову. – Всё, совсем слепой я, сынок. Никуда не гожусь! Чует моё сердце, сгину на сей земле поганской…