Дело о королевском изумруде - Лариса Куницына

Там он сразу же поднялся в свой кабинет и присел за заваленный бумагами стол. Он какое-то время обозревал лежавшие вперемежку с его записями невскрытые письма, а потом, взяв первый же подвернувшийся под руку конверт, начал чертить на нём замысловатые вензеля, ещё раз мысленно выстраивая в ряд известные ему факты. Скорее всего, старик спустился в погреб не утром, а ночью, ведь с вечера его никто не видел, а чтоб открыть сейф, ему нужно было забрать ключи не только из тайника в спальне, но и в своей мастерской, куда нельзя было пройти иначе, как миновав две комнаты, где работали другие мастера. Значит, он проделал этот путь, когда его никто не мог видеть, то есть ночью, когда все разошлись, кто по домам, а кто — в свои спальни наверху. Зачем ему приспичило ночью доставать из сейфа изумруд, было не понятно, но это ещё можно было объяснить тем, что ему пришла в голову новая идея, и он решил тут же проверить её, взглянув на камень. Но вот почему он, взяв его, не запер сейф, где хранились не менее дорогая диадема и редкой красоты крупные опалы, было неясно. И почему при нём не было изумруда?

Может, всё-таки ночью в дом кто-то проник? На первом этаже никого не было, и хотя там предусмотрены на окнах и дверях надёжные запоры, ведь дом просто набит золотом и драгоценными камнями, людей там не было. И как этот кто-то узнал, что именно в этот момент старому ювелиру взбредёт в голову рассматривать драгоценный камень? А если этот кто-то и заставил его открыть сейф и забрал изумруд? Но почему старик не поднял тревогу в доме, где ночевали несколько крепких и преданных ему мужчин? И как кто-то смог заставить его проделать все эти манипуляции с извлечением ключей из тайника и сейфа, а потом выдать месторасположение самого секретного хранилища, о котором знали лишь его сыновья?

Марк покачал головой, отложил перо и, рассеянно глядя на затейливый вензель на конверте, вздохнул. Если кто-то проделал всё это, то его целью был именно изумруд. Он не взял ничего из сейфа в мастерской, который должен был открыть и закрыть старик, не взял диадему и опалы. Пропал только изумруд. При этом такое преступление должно было быть тщательно спланировано. Судя по странным симптомам, старик был отравлен, может, именно так злоумышленник заставил его выполнять свои приказы, обещая дать противоядие? Тогда стало бы понятно, почему тот не осмелился позвать на помощь. А, может, он и звал, но остальные крепко спали, слишком крепко, чтоб услышать его? Их опоили снотворным? Такое возможно? Почему нет? И что это за изумруд, и сколько он стоит? Кому он понадобился, если ради этого было разработано столь сложное преступление?

Продолжая раздумывать об этом, Марк открыл незапечатанный конверт, достал оттуда сложенный вдвое листок и развернул. Ему сразу же бросился в глаза необычный почерк, очень мелкий и чёткий, без каких либо украшений в виде завитушек и выносных элементов. Он никогда раньше не видел ничего подобного, к тому же язык, на котором было написано послание, несколько отличался от того, на котором говорили в Сен-Марко, и всё же он был хорошо понятен. Но более всего его поразило содержание письма. Он раз за разом пробегал глазами по ровным скупым строчкам, с дрожью понимая, что это вовсе не розыгрыш, а нечто пугающее.

Он невольно вздрогнул, когда дверь его маленького кабинета с треском отлетела в сторону и ударилась о стену, а следом ворвался встрёпанный клерк с выпученными от ужаса глазами.

— Ваша милость, — проорал он, — внизу!.. Он встал!

— Кто встал? — спросил Марк, и его пальцы не вольно сжались, комкая письмо.

— Тот труп, который вы велели вскрыть… — пробормотал клерк, словно сам не веря в то, что говорит.

Марк не помнил, как выскочил из кабинета и сбежал вниз по узкой винтовой лестнице. В конце длинного коридора возле двери мертвецкой столпились перепуганные стражники. Здесь же стоял бледный как смерть тюремный врач Огастен, при одном взгляде на лицо которого у Марка по спине пробежали мурашки. Тот был не просто испуган, он был в ужасе. Кинувшись навстречу барону, он вцепился побелевшими пальцами в его рукав и быстро заговорил:

— Он мёртв, ваша светлость! Он точно был мёртв! Я его осмотрел, ни реакции зрачков, ни дыхания, ни сердцебиения, он уже окоченел, появился трупный запах. Но он зашевелился… Он…

— Спокойнее, Огастен, — проговорил Марк, оглядевшись в поисках кого-то, кто сможет всё ему объяснить без излишних эмоций.

Стражники судорожно сжимали побелевшими пальцами свои мечи и со страхом смотрели на дверь, за которой слышалась какая-то возня, словно кто-то пытался то ли открыть её изнутри, то ли просто скрёбся, прося выпустить его. Потом он заметил смотрителя, вечно хмурого старика с седыми волосами, выбивавшимися из-под серого колпака. Он был относительно спокоен и смотрел на барона с некоторой обидой, видимо, потому что тот поместил в его тихий подвал, где к усопшим относятся с должным почтением, нечто странное и нарушающее привычный порядок вещей и безмятежный покой.

— Что произошло? — спросил Марк, зацепившись за этот осуждающий взгляд.

— Труп, который вы велели ко мне доставить, ожил, — объяснил старик. — Это не дело, господин барон! Тут не место для живых. Он с перепуга может разнести там всё, а мне не дают открыть дверь.

— Он был мёртв! — взревел Огастен, едва не кидаясь на старика.

— Мы уже послали в Белую башню, — проговорил слегка пришедший в себя клерк.

Видимо, присутствие высокого начальства придало ему смелости.

— Откройте дверь, — приказал Марк, и в это время что-то грузно обрушилось на дверь изнутри, словно кто-то собирался её выбить.

— Ну, уж нет! — воскликнул один из стражников, враждебно посмотрев на дверь.

— Как он выглядел? — спросил Марк.

— Так же как и тогда, когда его привезли, только встал и пошёл к нам, — добавил второй. — Он шёл как-то странно, словно руки и ноги у него не сгибаются, а голова висела на бок, и глаза…

— Да, глаза! — спохватился Огастен. — Они были странные, мутные, подёрнутые белой плёнкой. И он словно не видел… Дьявол, конечно, он не видел! Он же мёртв!

В дверь снова что-то тяжело ударило. Марк нахмурился и опустил руку в карман, куда машинально сунул то странное письмо. Потом раздались шаги, и в коридоре появился решительный Филбертус, он нёсся прямо к дверям, сжимая в руке