Ликвидатор - Сергей Беляков

За его спиной, кашляя тысячами рентген, грозно возвышался радиоактивный монстр. Но сварщик тем не менее спокойно делал свое дело.

И совсем неожиданно, глядя на него, я тоже успокоился.

Впервые за сегодняшний день я загнал свой адреналин в угол.

...Я подобрал визитку В. Т. Кизимы в том кабинете. Так же, как и в Припяти, все в нем кричало о скоротечной, драматической эвакуации. Хозяин оставил все как есть... может, поздним вечером, накануне того утра, когда ему сказали: туда больше нельзя. Открытая папка с докладом на столе, стопки документов, коммутатор, телефоны, карты, чертежи, мебель - все было просто оставлено, брошено. Надолго, если не навсегда.

Визитка стала талисманом в течение последующих сорока дней моего Чернобыля.

Заказчик так и не пришел. Мы вернулись на размывку в АБК-2, выкупались, долго ждали Василия с его "ММ". Он отоварился где-то возле столовой ЧАЭС ящиком минеральной воды, которую мы выхлебали почти в момент. Радиация изводит жаждой, пить хочется без остановки, как в те далекие детские дни летнего футбола, когда ты пьешь и пьешь холодную воду из-под крана в школьном подвале - и не можешь оторваться.

К моему прискорбию, у меня увели сапоги из шкафа.

Положение исправил дежурный дозер на АБК. Пожалев новичка, он жестом фокусника достал из одного из шкафов пару новых офицерских ботинок - рант, наборной каблук, все чин-чинарем. "Я собi ще дiстану", - великодушно сказал он.

Ботинки пришлись по размеру, но смотрелись слегка кичливо в паре с моими галифеобразными брюками. Ходырев сказал, что в этой паре я похожу на Паниковского, поэтому по приезду в бригаду Василий снабдил меня "от щирого серця" слегка поношенной парой брюк прямого, для-ботиночного, покроя. Я проходил в них до конца своего срока. Равно как и в тех ботинках, приобретенных в первую ходку.

Опыт учит. С той поры я оставлял их в кабине машины, имея также подменную обувь, чтобы дотопать до АБК. Для этой цели здорово подходили белые парусиновые боты, обувь, используемая сменой в машзалах станции; я безусловно выглядел нелепо... но по крайней мере, такая сложная схема переобувания гарантировала меньше шансов нацеплять лишних рентгенов на повседневную обувь.

На обратном пути обычно сволочное, по определению Василия, молдаванское КПП неожиданно смилостивилось и выпустило нас из зоны, закрыв глаза на гадючую засвеченную ММ 00-02.

Сашу не пилили за происшедшее. Более того, особист бригады предложил Саше заложить заказчика, написать докладную о случившемся.

Я не сомневался, что он откажется.

Утром следующего дня, когда я в кошмаре сна вновь и вновь заглядывал в разверзнутое нутро реактора, которое насвистывающий сварщик уверенно "сшивал" газовым резаком, а потом, утирая пот со лба, пил спец-молоко, ст. лейтенант А. И. Ходырев убыл из расположения.

"Втома нападає..."

Проснувшись, я обнаружил рядом на табуретке блок "Честерфилда" и клочок бумаги, на котором Ходырев крупно написал:

"БЕРЕГИ ЗДОРОВЬЕ!"

5 августа 1986 г.

"...Для вручения высокой награды в бригаду прибыла делегация ЦК Компартии Украины. Воины-химики торжественно поклялись,

что будут с честью нести знамя Родины, продолжая своим каждодневным ударным трудом вносить весомую лепту

в ликвидацию последствий аварии на Чернобыльской АЭС. Торжественным маршем прошли по плацу колонны

батальонов химразведки, спецобработки и других подразделений бригады, многие из которых сразу же

отправились на выполнение правительственного задания на ЧАЭС..."

- Добрейшее утро, сэр, - я церемонно отвешиваю поклон.

- Как почивали, сэр? - отвечает Андрей, он же Дрюня, галантно повязывая вафельное полотенце на шею. Вместо сапог он обут в кеды; бушлат накинут прямо на голый торс. Его глаза за толстыми затемненными линзами очков едва расклеены - достает открывшаяся язва желудка и бессонница.

- Спасибо, сэр, нехило. Дворецкий, скотина эдакая, повечеру опять надрался и забыл выгулять собак...

Мы чинно направляемся к умывальнику.

Человека, не искушенного в армейском быту, в лагерной действительности всегда поражает обилие зеленого цвета всех оттенков: палатки, деловито снующие войсковые, одетые в полевую форму, техника, плюс к этому лес на заднем плане, трава...

Умывальник сподоблен без премудростей. К цистерне, снятой с АРСа, приторочены трубы-отводы с кранами над деревянными лоханками-стоками. По шестнадцать штук с каждой стороны. По энному количеству умывающихся душ на каженный, извините, сосок. Типичный армейский бытовой уклад. От стоячих луж под стоками пахнет смесью туалетного мыла и зубной пасты. Запах, глубоко укоренившийся в памяти еще со времен пионер-лагерей. Скоро линейка, доклады старшему пионервожатому, завтрак с обязательной манной кашей... Скептицизм ест глаза вместе с хлоркой. Медики здесь явно перестраховываются, опасаясь инфекций, и щедро насыпают ее в любую емкость с водой.

Я бреюсь, с сожалением обозревая в кусочке зеркала, закрепленного в опорном столбе, вздувшиеся струпья солнечных ожогов на ушах. Не лучше обстоит дело и с шеей.

Идет пятый день моего Чернобыля.

Мысли о гражданской жизни, об институте, о работе, о химии (химии?!) не вызывают ничего, кроме тупого недоумения. Я стараюсь пореже смотреть на маленькую фотографию Лоры, спрятанную в кошельке. Слишком много эмоций связано с этим фото.

Армейское искусство нивелирования индивидуальностей берет свое. Я вновь постиг секрет мастерства скоростного подшивания свежего подворотничка, а также лытания (укрывания) от начальства и отдания чести в движении. Я легко вспомнил традиционные армейские шутки-прибаутки типа: "Вы в карауле или кто? Вы часовой или где?", "Эй, вы трое, идите оба сюда, я тебе говорю!", и так далее. Вся эта нехитрая армейская лавочка для запасников-переростков все больше напоминала мне послевузовские сборы, для которых у каждого из нас, носителей синего диплома, "есть в сердце уголок".

Я тщательно намыливаю щеки во второй раз.

Дрюня теряет терпение.

- Я пошел есть. Сегодня праздник у девчат, сегодня будут плавленые сырки.

- Угум, - отвечаю я. - Надеюсь, имеются в виду не завонявшиеся носки. Надкуси парочку для меня, а то снова не достанется.

Черт с ними, с сырками. Мне спешить некуда.

По непонятным причинам, отцы-командиры держат меня на приколе. На станцию не отправляют, но зато уже дважды за четыре дня сделали меня дежурным по батальону. Совершенно дурацкая и кабальная миссия, как единогласно порешили мы с Дрюней и лейтенантом Серегой Ивановым, помначштаба разведбата. Дискуссия имела место вчера вечером все в той же штабной палатке, Серегиной вотчине.