Гордыня (ЛП) - Холлифилд Дж. Д.

Я зажмурился, пытаясь прогнать образы.

— Эй, теперь все хорошо. Мы вместе.

Я открыл глаза и посмотрел на Эви, спасшую меня от воспоминаний. Все же за завесой боли крылась та же невинность и доброта.

— Я… мне нужно спросить, где ты была.

Слишком рано. Я облажался, поскольку Эви моментально закрылась от меня. В ее глазах застыла печаль. Освободившись из моих объятий, она снова подошла к окну.

— Мне не… я не могу говорить об этом.

Сердце пропустило удар. Больше всего я боялся, что Лилиан говорила правду. И сильнее всего надеялся, что с Эви ничего не произойдет.

— Эвелин… — поднялся я.

Она обернулась.

— Мэйсон, пожалуйста. Однажды, но не сейчас, ладно?

«Не сейчас, черт возьми?»

Нет, мне нужно было знать.

«Сегодня Лилиан умрет. Так Эвелин сможет прожить остаток жизни спокойно, а я проведу его за решеткой, зная, что моей младшей сестре ничто не угрожает».

Однако я только что вновь обрел ее. И добавлять ей стресса — последнее, чего бы мне хотелось. Потому я кивнул.

— Ладно, но мне нужно, чтобы ты держалась от Лилиан подальше.

— Ну, я бы согласилась, но это невозможно. Она потребовала приходить к ней дважды в неделю. Для консультаций.

— Зачем?

— Откуда мне знать. Похоже, чтобы мучить меня. Трахать мне мозги. Она ясно дала понять, что если я когда-нибудь пропущу хоть одну встречу, то горько пожалею об этом. Сказала, что никому не нравится, когда у них отбирают игрушки. И что я быстро научусь послушанию.

Чертова сука.

Мы для нее просто марионетки.

Я почувствовал вибрацию телефона, тут же поняв, кто это.

Гадина Гриффин: Надеюсь, ты получил удовольствие. Но время вышло. Проверь свою почту.

— Кто это? — спросила Эвелин, от которой не ускользнул тихий рык, зародившийся в моей груди.

— Никто, — я засунул телефон обратно в карман. — Слушай, я знаю, что только пришел, но мне нужно кое-что сделать. Я вернусь сразу, как только закончу, ладно?

На лице Эвелин отразился страх.

— Нет, Мэйсон, не покидай меня. Просто останься со мной. Прости. Я расскажу тебе все, что ты хочешь. Только не уходи!

Эви снова крепко обняла меня, и я прижал ее к себе.

— Я не хочу уходить, но должен. Просто поверь: я уйду только для того, чтобы иметь возможность видеться с тобой.

— Это она? Чем она тебя держит? — воскликнула Эви.

Я посмотрел на нее, не в силах скрыть правду. «Тобой». Просто и правдиво.

— Лилиан скрывала тебя от меня. И я не хочу ставить под угрозу то, что ты, наконец, в моих руках. Я не могу объяснить все, но просто знай: в конце концов, мы от нее освободимся, ладно?

— Мэйсон, пожалуйста. Не делай ничего, что сможет вернуть тебя в тюрьму. Я больше не смогу без тебя. Прошу.

Некоторое время мы стояли обнявшись, пока дверь позади нас не раскрылась, и в комнату не вошла какая-то девушка. Поцеловав Эви в макушку, я отстранился.

— Я вернусь, как только смогу. Держи мой номер, звони, если что-то понадобится, — Эви кивнула, когда я набрал номер у нее на телефоне. Больше мы не произнесли ни слова, и я вышел из комнаты.

Мозг безостановочно работал, создавая все новые тревожные сценарии. Мне стоило сегодня же убить Лилиан, не терять больше ни секунды. Эти годы моей сестре пришлось нелегко. Ей не было нужды признаваться в ужасах прошлого, чтобы я понял главное: Эвелин страдала. Я видел это по ее глазам. Лилиан должна была умереть.

Я выскочил из общежития, по пути столкнувшись плечом с каким-то мудаком из братства. Он остановился, бросив на меня угрожающий взгляд, но в ответ я одарил его поистине убийственным, и парень отступил. Спеша в офис Лилиан, проверил почту, которую она сама же мне и создала. Тема письма гласила «Элитная семерка». Сегодня мы встречались в заброшенном монастыре на окраине города. Согласно инструкции, там я буду должен встретиться с шестью другими кандидатами. Чьи души я должен помочь уничтожить. Моей совести придется дать отставку. Скоро я почти собственноручно лишу их добродетели, даря за это законное место в «Элите».

Я уже презирал того человека, в которого Лилиан собиралась меня превратить. Но отчасти я был с ней согласен. Гордыня не сможет помешать мне выполнить будущее задание. Для меня не было никого важнее сестры. Никого. Замедлив шаг, понял, что нуждался в новом плане. Я не мог допустить, чтобы с Эвелин что-либо случилось. А что если тут замешана не только Лилиан? Вдруг удалив ее с доски, я закончу лишь часть игры? Я действительно начал сомневаться, что она проворачивает все это сама. Мне стоило выждать время и придумать куда более хитрый план.

Тот, что позволит нам жить дальше без «Элиты» и Лилиан Гриффин.

Я приехал первым, припарковав свою старенькую «Импалу» на подъездной дороге к заброшенному монастырю. Ветер сегодня разыгрался, потому пришлось бороться с порывами, швыряющими в лицо листья, и каплями дождя, прежде чем я попал внутрь. В здании оказалось темно, густой запах мускуса и смерти заставил меня закашляться. Пройдя дальше, щелкнул несколькими выключателями, но безрезультатно. Тогда я заметил несколько свечей на каминной полке, а также небольшие их скопления по всему главному залу. Я поднес к каждому фитилю зажигалку, и в комнате заплясали тусклые огоньки света. Когда добрался до свечей на каминной полке, то заметил свиток, как и было сказано в письме Лилиан.

«Там найдешь свиток. Прочти его. Пусть знают, кем им предстоит стать. Упивайся их завистливыми взглядами. Твоя гордыня вознесет тебя над всеми ними. Наслаждайся своим новым братством. И не ворчи. Вас ждет сюрприз. Не все грехи так уж плохи.

Л.Г.»

Сняв пергамент с полки, я услышал приближавшиеся шаги. Я ожидал их появления молча. Наконец, в зал вошли двое парней, один из которых тут же бросил на меня взгляд сверху-вниз, явно оценивая. Он еще не знал, что какое бы превосходство у него надо мной ни было, для меня это ничего не значило. В этой игре я был альфой.

— Так мы будем ждать здесь или…? — выскользнул откуда-то из тени еще один парень.

Я не слышал его шагов, и когда встретился с ним взглядом, мне стало не по себе.

— Я осмотрел все здание. Это единственная освещенная комната. И еще я нашел это, — я поднял свиток. — Лежало там, — кивнул я головой.

— Что там написано? — спросил высокомерный ублюдок, мигнув фонариком на телефоне, чтобы осмотреть помещение.

— Там сказано подождать, пока нас станет семеро, — наступившая тишина нарушалась лишь потрескиванием свечей и завыванием ветра снаружи. Спустя несколько минут все, наконец, собрались. Подойдя к ним ближе и встав в своеобразный круг, я начал зачитывать: — Если вы стоите в этой комнате, значит, являетесь семью кандидатами. Элитной семеркой, — я осмотрел их, прежде чем продолжить. — Гордыня. Гнев. Похоть. Леность. Чревоугодие. Алчность. Зависть.

— А мы можем выбрать себе грех сами? Поскольку я уверен, что горжусь собой, — высокомерный придурок повернулся к своему другу и подмигнул.

Мне пришлось сдавить между пальцами бумагу, чтобы сохранить спокойствие.

— В «Элиту» входят лучшие представители нашего колледжа, и вам выпала честь доказать, что вы ее достойны. Ваша клятва нашему обществу будет дана посредством выполнения задания, призванного показать «Элите» ваше послушание и преданность. Взамен вы будете приняты в общество, богатство которого исчисляется не только деньгами, но статусом, влиянием и возможностями. Вы были избраны в качестве crème le de crème[1] университета Сент-Августина и вступите в ряды самых могущественных и влиятельных членов общества, — я вдохнул, на моей челюсти заходили желваки. — Прежде всего, мы хотели сказать, что гордимся кандидатами, чья судьба процветать еще долгие годы после окончания университета. «Элита» — это на всю жизнь. Она станет частью вас. Сохранение общества в тайне имеет первостепенную важность. Любая оплошность будет наказуема всей мощью «Элиты». Ваше посвящение начинается с объединения семерки. Мужчины в этой комнате — ваши братья. Братство семи несгибаемо. Вы больше не отдельный человек, вас семеро, — я поднял взгляд, осматривая своих слушателей. Их почти полностью окутывала тьма, на лицах лишь поигрывал свет от зажженных свеч. Казалось, все внимательно меня слушали. Никто не испытывал растерянность и готовность сбежать. Глубоко вздохнув, я продолжил. — Быть избранным в «Элиту» — высочайшая честь и по этой причине Гордыня всегда выбирается проводником между нашим обществом и его членами при инициации.