Смерть и рождение Дэвида Маркэнда - Уолдо Фрэнк

Элен полулежала в постели, опираясь на подушки; на ней был голубой халат, чулки и домашние туфли.

- Надевай свой шлафрок и приляг тут, рядом со мной.

Он заметил, что она все обдумала заранее: относительная близость, необходимая, чтоб ему было приятно, и препятствие, чтобы заставить его слушать. Он накинул шлафрок, но не лег, а сел в ногах ее кровати.

- Мне так очень хорошо.

Она неодобрительно шевельнулась, но ничего не сказала. Потом наклонилась вперед и взяла его руку.

- Дэвид, когда ты пошутил сегодня у Динов насчет перстня кардинала, ты не знал...

- Что? - у него пересохло в горле.

- Я шла к этому постепенно, целый год. И только в последние месяцы... помнишь, когда случилась эта история с Тони?.. это наконец свершилось. Постарайся понять. Это так серьезно, так важно для меня, для нас. Я нашла Истину. Я приняла католичество.

- Ты приняла католичество?

- Да. Ах, мне так много нужно сказать тебе, и я не знаю как. _Как_ можно сказать все это? Дэвид, Дэвид!.. - Она словно умоляла его, сжимая его руку.

Маркэнд посмотрел на ее руку, глазами скользнул от сильной кисти к локтю, к упругому плечу, к глазам, согретым скрытой от него и чуждой ему страстью. Он отнял свою руку. Да, это было серьезно; это не было "интеллектуальное убеждение", почерпнутое из книг. Если б она сказала ему, что отдалась мужчине, как ему отдалась Лоис, это было бы больное, но не имело бы такого серьезного значения: она не стала бы для пего такой далекой и невозвратимой. Весть об этом неожиданном вероломстве была губительнее, чем если б он узнал, что чужие губы касались ее груди, которую он так любил. Теперь Маркэнд понял, что он чувствовал все это время: неведомый пыл в ее теле, так хорошо знакомом. Оттого, что она любила его, отчужденность между ними казалась еще ужаснее. Она замкнулась в себе, и в первый раз он остался за пределами ее существа. Он почувствовал себя оторванным, как сухой лист, упавший на осеннюю землю.

- Элен, ты твердо решила?

- Дорогой, - она стиснула руки, - я решила твердо.

Ее глаза, целиком во власти чужой силы; ее тело, послушное чужому экстазу. - Не моему, не нашему экстазу!

- Я человек непредубежденный, - сказал он, - но я знаю, что такое церковь. Разве ты не соглашалась со мной, когда мы касались этого, говоря о твоей матери? Я не могу понять. Это не наш мир, Элен. Он обращен к прошлому.

- Это совсем иной мир. Он вне времени. Истина в нем.

Ясность его мыслей удивила самого Маркэнда. Он никогда особенно не задумывался над всем этим. В нем основы протестантизма выветрились давно, еще до того как в Клирдене умерла его мать. Он даже не знал, верит ли он в бога. Но теперь он точно знал, что всегда ненавидел католическую церковь. Не ту пустую привычку, которой придерживалась миссис Дейндри, но истовую веру, которую он сейчас чувствовал в Элен.

- Я знаю, что потерял тебя.

- Так, как ты это понимаешь, - сказала она, - ты меня потерял уже давно. Но ты не потерял меня. Никогда я не была так близка к тебе, Дэвид.

Он видел ее стиснутые руки, ее тело, голосом которого были эти любимые руки. Он чувствовал свою страсть, возбужденную обладанием Лоис. Именно из-за Лоис было непереносимо, чтобы Элен хотя бы на йоту отдалилась от него!

- Ты чувствуешь свою близость ко мне, - сказал он, удивляясь ясности своих мыслей, - вероятно, оттого, что ты хочешь этой близости, уйдя так далеко.

- Это верно, Дэвид. Каким проницательным ты умеешь быть! Всегда, с первых дней нашего брака, в моих поисках истины, необходимой для жизни, я была далека от тебя. Почему? Потому что ты не хотел искать вместе со мной. Ты мне одной предоставил пройти через все это. Но теперь, когда я нашла Истину, первым даром ее должно стать мое возвращение к тебе. Ведь все это время я покидала тебя лишь потому, что, не найдя Истины, я не могла быть по-настоящему близкой тебе, по-настоящему твоей.

- Зачем тебе нужно было покидать меня?

Она снова взяла его руку, сжала ее, потом снова выпустила.

- Разве когда-нибудь тебя занимало мое стремление найти истину? Вспомни, Дэвид! Когда мы поженились, я отказалась от своей работы в институте с Конрадом Вестерлингом. Ты никогда не задумывался над тем, что это было... что это значило для меня... Это был отказ от целой жизни. Конрад был блестящий материалист, уверенный, что истину можно измерить и что лишь то, что можно измерить, истинно. Я тоже верила в это. Когда я полюбила тебя, я утратила эту веру. Ведь Конрад любил меня гораздо больше, чем ты, и все же его научная религия значила для меня меньше, чем ты, у которого вовсе не было никакой религии. Что-то в тебе я полюбила в миллион миллионов раз больше, - это нельзя было измерить, но это не была страсть, Дэвид, тогда еще нет. И все же это было сильно и истинно. Много лет вся моя религия и вся моя жизнь заключалась в том, чтобы быть твоей женой. Я полностью жила тобой... в этом была моя истина. До тех пор, пока я не поняла, что так продолжаться не может, потому что тебя самого не удовлетворяло это. Как же это могло быть истиной для меня, когда ты сам в эту истину не верил? Ты спал, жил во сне, и как будто не нуждался ни в какой истине... Жил скорее не как человек, а как растение, взросшее там, где случайно пустило корни. Я больше не могла глушить свой разум. Я снова стала мыслить. Ты, наверное, ничего не замечал. Тогда Марте было три года, а Тони - пять. Не помнишь? До той зимы я сама возилась с ними. Наверно, ты не помнишь. Пока Марте не исполнилось три года, мы держали только кухарку. Я все, все делала сама для детей, не говоря о прочих мелочах - вела хозяйство, и ухаживала за мамой, и умела быть свежей каждый вечер, когда ты, не менее усталый, возвращался из конторы. А потом я взяла к детям мисс Кост, и у меня сразу стало много свободного времени. Я снова принялась за поиски истины, необходимой мне для жизни. В этих поисках я была одинока. Всегда одинока. Ты в это время продолжал спать. О, сколько книг я прочла! Факты Конрада Вестерлинга мне уже не помогали. В скольких обществах я состояла! Не стоит углубляться в это. Но только вот что я хочу заставить тебя понять, Дэв: этот кризис мне пришлось пережить одной. Ты ни разу ничего не увидел и не почувствовал, даже тогда... даже когда лежал в моих объятиях. Но теперь я нашла то, что искала. После стольких теории и книг так близко! И теперь ты должен быть со мной. Женщина может искать, если нужно, одна, без своего возлюбленного. Но если она нашла истину - в ней жизнь; и я должна пережить это вместе с тобой.

Она улыбалась, и тихо плакала, и уговаривала его - так не похоже и так похоже на Лоис.

- Я нашла благодать, - шептала она. - Христос стал живым для меня. Она сжала руками грудь. - Вот здесь. Но я не только христианка. Прежде всего - я твоя.

- Тебе тяжело пришлось, - сказал он.

Слезы свободно лились по ее щекам.

- А я-то думал, что ты счастлива!.. До чего глуп может быть человек!

Он думал: - Гармония нашей половой жизни. Неужели только это делало меня счастливым? Но я думал, что женщина...

- До чего глуп! - сказал он вслух.

Они молчали оба, и каждый сознавал, что слова привели их к пониманию той близости, которая лежала вне этих слов. Физической близости. Такой, какой не допускают слова. Перед ними неясно обозначился новый мир - мир необычного. Теперь, когда все было сказано, он придвинулся и стал между ними и позади них. Только перейдя через него вместе и подчинив его себе, этот мир необычного, можно было освободиться от него и возвратить утраченную близость.

- Я ничего не могу сказать, - проговорил он. Он вдруг почувствовал усталость, точно внутренний взор его провидел гору и тело знало, что должно взойти на нее.

- Иди ложись спать, - ласково сказала она.

Он разделся, погасил свет и лег на свою постель. Он заснул почти мгновенно. На улице стало совсем тихо, влажный ветер пригнал с юга тучи, и в полночь они разразились дождем над городом. Внезапно проснувшись, Маркэнд приподнялся на постели и склонился над Элен. Рука его сжимала край ее одеяла, словно хотела сорвать его прочь. Элен неподвижно лежала на спине и дышала так тихо, что он не мог сказать с уверенностью, спит ли она. Но преграда между ними... Он отодвинулся на свою постель и долго лежал с открытыми глазами.

2

Маркэнд силился понять, что с ним происходит. В чем же дело?.. Но это ему не удавалось, и однажды он понял почему: он не знал, где искать ответа на этот вопрос. - Черт возьми! - сказал он себе. - Я так же беспомощен, глядя внутрь самого себя, как если бы глядел на звезды, желая без телескопа определить их движение. - Он бормотал до тех пор, пока мисс София Фрейм, его помощница и секретарь, не оглянулась на него из-за своего стола.

- Не могу ли я чем-нибудь помочь вам? - спросила она. Он повернулся к ней: мужская фигура, длинное умное лицо, глаза, скрытые очками.

- Нет, благодарю вас. Это я, должно быть, со сна.

Она сдержанно рассмеялась его шутке, а Маркэнд в это время спрашивал себя: - Когда она спросила, не может ли она помочь мне, почему я прежде всего поспешил взглянуть на ее тело? Разве мне нужна женщина? Нет, не то. Если б это было так просто! Чего не хватает ее телу? Знаю. Много плоти, мало жизни. Может быть, в этом - ключ к разгадке? Жизнь... мне нужна жизнь.