История села Мотовилово. Дневник. Тетрадь 13 - Иван Васильевич Шмелев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вот это пейзаж, вот это идиллия! — проговорил Санька, любуясь озером, освещенным полной луной. — Наташ, давай пофилософствуем на Луну! — предложил он ей, применив слова, которыми он обогатил свой словесный лексикон, будучи на курсах, непонятные для Наташки.
— Я что-то, Сань, не понимаю, какие ты говоришь слова-то! — весело улыбаясь, отозвалась Наташка.
— Ну, как бы тебе проще объяснить. Ну философствовать у это значит смотреть на Луну и любоваться ею, а пейзаж — это по-нашему картина, а идиллия — это мы вот с тобой на лоне вот такой очаровательной природы. Поняла, что ли?
— Вот теперь поняла! — сказала она.
— Вот он деревенский пейзаж с его животворным воздухом! Жизнь в деревне, по-моему, не жизнь, а малина! Ни то, что в городе! — как городской житель, побывав зиму на курсах в Нижнем, высказался Санька.
— Сань, а ты погоди философствовать-то, давай о деле побаим! — любовно улыбаясь проговорила Наташка. — Когда осенью-то ты уезжал, я услыхала и всю зимушку о тебе думала, затосковалась об тебе, а ты хоть бы весточку прислал мне.
— Чай ты замужем была, и с Федькой тебе неплохо было! — не подумавши бросил он эти слова, и он заметил, как на ее лице запечатлелся испуг и смятение, которые сильно обидели Наташку.
— Эх, ты меня за и за больное место затронул! Я к тебе с доброй душой, с добрым намерением, а ты…обижаешь, — притворно всхлипнула она. — Теперь Федьку-то к себе на пушечный выстрел не допущу!
— Ну, ну, ладно, это я, шутя, невзначай это слово у меня вырвалось. Я ведь тоже всю зиму о тебе вспоминал и стремился скорее с тобой встретиться! — льстиво и здруживающе проговорил ей Санька.
— Да, я особенно-то и не обижаюсь от милого друга.
Постояли-помолчали.
— Какая жалость, я нынче сон хороший заспала, — схвастнув, мечтательно проговорила она, вспомнив о сновидении этой прошлой ночи. Она все же посвятила его в этот сон, упомянув, якобы на яву, любовных похождениях в лугах.
— А вот мы с тобой не во сне, а наяву вместе, — нежно обнимая Наташку взволнованно проговорил Санька. Играя кустиком цветущей сирени, он пощекотал им ее губы, имея большое желание поцеловать.
— Вот может ты и не веришь, а я вот всю зимушку только о тебе и думал, и все мое сердечко об тебе выболело, кесь, выкинула бы я тогда свое сердечко, да положила бы ты его в укромное место, чтобы оно так не болело, и душа не страдала по тебе, мой милый Сашенька, — льстиво нашептывала она ему на ухо, припадши на плечо.
— Нет, сначала давай-ка я тебя крепко поцелую, а потом уж и за разговоры! — не выдержав таких нежных и, возможно, искренних Наташкиных слов в свой адрес, — сказал Санька, и он в буйном порыве любви к ней мгновенно схватив ее за руки повернул ее лицом к себе и губами впился в приготовленные для этого же губы.
Поцелуй получился обоюдно горячий и взаимно трепетный, пылкий в засос. Оправившись от него довольный Санька даже позволил себе заметить словами поэта: «И я свои взволнованные губы примкнул к её трепещущим устам!» Наташке это изречение понравилось, она счастливо заулыбалась, плотнее прильнув к Саньке.
— Вот так я люблю гулять, чтоб губы в губы и чтоб между нами все было шито-крыто, — высказалась она, удовлетворенная поцелуем.
Зачарованные весенним буйством природы, они в обнимку стояли на самом берегу озера и наблюдали, как полная луна, не поднимаясь высоко от крыш построек на том берегу, ярко светила своим бледно-золотым светом. Проложив на поверхности воды серебристую россыпь чешуи, она причудливо отражаясь от поверхности, казалось, утонула в глубине озера.
— Наташеньк, смотри-ка, ноченька-то словно в золоте купается! — любуясь серебряной россыпью водяных бликов, любезно улыбаясь, проговорил Санька.
— А я и так уж смотрю, не на ночь, а одно очарование! — отозвалась она.
А в зарослях тростника торопливо и неугомонно напевает свою трескучую песенку камышовка-барсучок, навевая на эту влюбленную пару неописуемую нежность друг к другу и порывы в любви.
— Эх, вон, кто-то умер! — вдруг проговорил Санька.
— А почему ты знаешь? — спросила она.
— А ты разве не видела, звезда с неба сорвалась? Это значит кто-то из людей умер.
— Это почему? — дознавалась она.
— А как же? Ведь у каждого человека на небе своя звезда есть. Народился человек, на небе его звезда загорелась, помер он, и она с небосвода скатывается. Так что на небе и моя, и твоя звезда есть.
— Эх, вот бы отыскать мне свою звезду на небе, — мечтательно протянула Наташка.
— Сегодня уже поздно, а завтра поищем, постараемся найти, — пообещал ей Санька.
— Я согласна! — играючи помахивая веточкой цветущей черемухи, отмахивая от себя надоедливых комаров, ответила она.
— Давай присядем, а то ноги уже устали.
И они уселись на бревно, лежащее около амбара около озера. Они просидели долго, не заметили, как время завалило за полночь. Прижавшись друг к другу, свой душевный разговор, перемеживая со сладостными поцелуями, они с интересом наблюдали за всем происходящим вокруг. Смотрели на зеркальную гладь поверхности озера, изредка взбаламутившуюся карасем-полуночником, слушали пение камышовки и заядлые выкряки лягушек, любовались полной луной и нежной голубизной весеннего неба, наблюдали как облако в форме пса с открытой пастью медленно придвигалось к маслянистому на вид к диску луны, словно намереваясь его проглотить. Луна медленно поднималась по небосводу ввысь к полуночи, она вздербарашилась на самый верх своего невидимого пути, отбрасывая от деревьев и построек короткие тени. Визуально созерцая все это, что происходит вокруг, прижимаясь к Саньке, Наташка, не совсем осознавала, к чему все это ее приведет.
Под утро
