История села Мотовилово. Дневник. Тетрадь 13 - Иван Васильевич Шмелев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да, погоди, ты вроде весь мокрый! — останавливая его порывы, отстраняла она его руку.
— Не весь, а только по коленки! — уточнил Санька своё обмочение.
— Давай выжму, — предложила свои услуги она.
— Да, я уж выжимал, половину воды выжал, а остальное-то на мне от горячей любви к тебе высохнет! — улыбаясь ответил он.
— А я видела, как ты в проулок-то юркнул! Я давеча взглянула вдоль улицы-то и в вечерней полутьме заметила, как через дорогу в проулок метнулась чья-то фигура, а хвать, это ты! — рассказывая ему о поджидании его, она весело заулыбалась, и он засмеялся, и оба разразились притаённым веселым хохотом.
— Хоть и гоже мне тут с тобой, а меня всё же дрожь одолевает, штаны-то всё еще не высохли! — пожаловался он ей.
— Так пойдем в мазанку, там все потеплее! — пригласила она его.
Отперев замок и открыв дверь, она нырнула вовнутрь мазанки и растаяла в темноте. Оттуда пахнуло и обдало всего Саньку сладковатым бабьим теплом и запахом, притязательно манящим его последовать за нею. Нацеловавшись до насыти и пригревшись у теплого Наташкиного тела, Саньку потянуло в сон. А она ему в ухо лила свою сладостную речь, восторженно лепетала о своих любезных к нему чувствах.
— Ну, ты своими разговорами и укачала-убаюкала меня, так что я и не заметил, как заснул и ничевошеньки не помню, о чём ты мне рассказывала. Да, бишь, помню, ты мне про свой сон рассказывала, твоё последнее слово «вместе гуляли», меня совсем ухайдакало! — улыбаясь сказал он.
— Как жаль, что я ещё один сон заспала и никак не могу его вспомнить. А то бы еще…
И она весело рассмеялась, от чего ее насыщенные негой щеки трепетно дрожали и он, улавливая их губами, припадал к ним в нежносладостном поцелуе.
Чтобы не потерять свой внешний вид перед Санькой и не потерять перед ним своего наружного внешнего завлекательного обличия, Наташка изысканно наряжалась, и павой проплывала по улице, нарочно замедляя ход, когда проходила мимо его дома. И чтобы вызвать на себя Санькино внимание, она кивком головы, и как бы делая вид, что отгоняет от себя мух, жестикулируя руками, вызывала его на улицу. И все эти проделки, как считала она, никто из людей не замечает. Это всё было предназначено только для него. Нафуфыренная, нафтулив на себя черную сатиновую юбку, поверх белой кофты напялив на себя синюю фланелевую накидку, на ногах модные со скрипом туфли, наодеколонившись, пройдет по улице, как под грамотой распишется. Одним словом, завлекательная женщина — настоящая сельская Афродита!
Лето, озеро, идиллия. Ребята рыболовы
Наступило лето, весна с ее буйным цветом прошла. Природа во всю ширь набирала силу. Деревья оделись в свои зеленые пышные наряды, буйно поперла трава. В поле, отправившись от весенней спячки и весенних заморозков, в рост пошла рожь, вытянувшись в трубку, обещала скоро заколоситься. По вечерам из поля в село доносился дробный висвист перепелки: «Подь-полоть!». На деревьях в скворечниках появилась хлопотливо-суетливая жизнь: скворчата, высунувшись из отверстия своего домика, с томомоканьем поджидая от своих родителей очередного приноса жратвы, суетливо возились в гнезде. А взрослые с особым азартом летая с пашни, в клюве приносили им червей и букашок. Пока скворчата были еще совсем малы, их родители, соблюдая чистоту в гнезде, в клювах своих относили «пакетики», на лету бросая их вдали от гнезда. Сейчас же, когда скворчата подросли, они стали самостоятельно подбираться к отверстию, выставляя из него свои гузнышки, вычвыкивали из себя все лишнее наружу, обмарывая сам скворечник. Галка-хищница, усевшись на крышку скворечника, выжидающе подкарауливала, не высунется ли из отверстия глупец-скворчонок, чтоб схватить его и уволочь в свое гнездо на завтрак своим большеротым прожорливым галчатам. Василий Ефимович с интересом наблюдая за всем этим и не расслышал, как его просила Любовь Михайловна отнести кадушку на озеро для замочки:
— Кадушка в уторах прохудилась, надо замочить. Отнеси-ка ее на озеро, сунь под мостки, пусть замыкает, — повторила она свою просьбу.
— Давай, отнесу! — он взял кадушку на плечо и пошел к озеру.
У самого берега озера воробьи и голуби справляли свой утренний туалет, зайдя по грудку в воду, воробьи судорожно трепыхая крылышками, взбрызгивая ее, создавали своеобразный душ. Чтобы не спугнуть и не полюбоваться идиллией, Василий, поставив кадушку на землю, стал наблюдать. Тушная свинья с отвисшимися сосками, устроив у самого берега в жидкой грязи ложе-ванну, с блаженством, содрогающе всем телом хрюкала и барахталась, полоская в взбаламученной жиже, принимала грязевые ванны. Около нее с видным недовольством, то и знай взвизгивал поросенок, который, видимо, в обиде на мать, беспокоился из-за того, что свинья своим барахтаньем никак не давала ему улечься рядом. Свинья то и дело приподнималась на передних ногах, поднимала свою перемазанную в маслянистой грязи морду, как бы показывая свою физиономию, хвалилась: «Поглядите-ка на меня, какая я красавица».
Поместив кадушку под мостки, Василий Ефимович пошел домой. У окошка хлопотали ребятишки. Панька, Ванька и Санька собирались в лес, к реке Сереже ловить рыбу. Они, отремонтировав сак, изготовляли ботало.
— Это вы куда собираетесь? — спросил Василий.
— На Сережу, рыбу ловить! — за всех ответил Панька, как старший.
— Ну, только смотрите, всю рыбу там не выловите. Оставьте на раззавод! — пошутил Василий.
— Нет, всю рыбу мы ловить не станем, мы только гольцов и плотичку! — отозвался Санька.
Дойдя до леса, ребятишки прислушались к громкому пению зяблика, принюхались к душистому аромату пригретой солнцем сосновой хвои. По песчаной земле, сплошь усыпанной колючими сосновыми шишками и хвоей, ребята передвигались медленно, ёжались от болезненных уколов босых ног. «Ребята, я гнездо нашел!» — вдруг закричал Панька, неся в руках ботало. Все сбежались к можжевеловому кусту, под которым у гнилого пенька было обнаружено Панькой гнездо. В гнезде было пять, видимо только что вылупившихся желторотых птенцов. Они были
