Записки моряка. 1803–1819 гг. - Семен Унковский

Заканчивая наш беглый вступительный очерк и не задаваясь задачей исчерпать в нем все конкретное содержание «Записок» Унковского, относящееся к русско-американским владениям, так как это явилось бы делом специального исследования, остановимся еще на одном моменте.

Мемуары Унковского не представляют из себя только альбома отдельных путевых зарисовок, очерков, характеристик, беглых заметок и бытовых картинок из его «вояжа». Временами автор возвышается и до социологических обобщений и дает прогнозы исторического развития мирового хозяйства. Набросав картину распространения колониального владычества пиринейских государств (Испании и Португалии) в Новом свете, он останавливается на вопросе о причинах их постепенного упадка, в качестве первоклассных морских держав. Им рассматривается и дальнейшая эволюция мирового хозяйства, выдвинувшая на первое место Англию, завоевавшую колониальное господство в Америке, Индии и Австралии и преобладание на море. Оценивая создавшуюся мировую ситуацию и на основе своей оценки заглядывая вдаль, С. Я. Унковский усматривает дальнейшее направление исторического процесса в постепенном выдвижении на мировую арену нового могущественного хозяйственного гиганта, недавно рожденного в революционной борьбе с европейский метрополией — Американских Соединенных штатов — прогноз, блестяще подтвержденный дальнейшей историей XIX в.

Конкретно исторической иллюстрацией к этой общей экономической схеме являются зарисовки виденных автором на своем пути внеевропейских колоний европейских держав. На фоне его общих социологических построений эти зарисовки приобретают типологический характер. Перу — типичный пример испано-португальских колоний в Америке, с сетью иезуитских монастырей, проникающих своим влиянием все сферы народной жизни, с исключительно суровой торговой и таможенной политикой, с торговлей невольниками, с ужасающей нищетой туземного населения и богатством кучки европейских пришельцев[6].

Новый Южный Уэльс в Австралии — английская колония, первоначальное место ссылки английских преступников, которые гибли в ужасающих условиях, дальнейшая эволюция этой колонии, с развитием фермерского хозяйства и культуры шерсти. Наконец, — русские владения по северо-западному побережью Америки.

Рассматривая последние в сравнительно-историческом обрамлении, автор отмечает их постепенный упадок и делает мрачный прогноз о их дальнейшем развитии. «При таких распоряжениях невозможно и помышлять, чтобы компания сделалась богатою и торговля ее процветала. Буде не последует перемен, то должно ожидать ее упадку».

Этот лаконический вывод С. Я. Унковского оказался правильным. Переход в 1867 г. колоний в руки Америки не был случайным, а явился естественным завершением всей грабительской и, с точки зрения правильной организации капиталистического хозяйства, нерассчетливой системы русского колониального управления.

Записки моряка

1803–1819 гг.

Подлинная рукопись воспоминаний морского офицера Семена Яковлевича Унковского

Часть I

1803–1806 гг.

Служба волонтером в английском флоте. Участие в морских сражениях с французами и испанцами. Пребывание в плену во Франции. Возвращение в Россию после Тильзитского мира. Командировка в Свеаборг. Участие в морском сражении со шведами в Юнгферзунде

Родился в 1788 году, марта 12-го, Новгородской губернии, Тихвинского уезда, сельца Абатурова. На 10-м году от роду лишился отца [Якова Васильевича Унковского]. В 1800-м году, февраля 17-го, поступил в Морской кадетский корпус[7]; был в 3-й роте, а потом в 1801-м году — в 2-й роте вместе с двумя своими братьями, из коих первый был ундер-офицер. В 1801 г. брат Иван вышел из корпуса, в 1801 г. брат Василий умер. 17 апреля 1803 г. пожалован в гардемарины и написан на корабль «Москву», под командой капитана 2-го ранга Гетца. В оном же году назначен был волонтиром в Англию[8].

В сентябре месяце, 6-го числа снялись с якоря с кронштадтского рейда на купеческом корабле — «Маркизе оф Вансдове», — шкипер Robert Atkinson [Роберт Аткинзон], вместе с 12-ю своими товарищами гардемаринами, коих имена следующие: Дохтуров, Поздеев[9], Чихачев, Ратков, Башмаков, Коробка, Лазарев, Колокольцов, Кригер, Куломзин, [Артемий] Сембелин и при мичмане Александре Бутакове. Вступили под паруса в 2 часа пополудни, в провожании многими русскими. Когда паруса наполнились, то с пристани прокричали три раза «Ура!!!», на которое мы отвечали.

Ветр и погода нам благоприятствовали, на другой [день] — ветры переменные. 8-го числа прошли Гогланд по южную оконечность, 9-го числа в 3 часа пополудни прошли Ревель на траверзе. 14-го числа прибыли на вид деревни Драки, что неподалеку от Копенгагена, погода весьма тихая. Приехал лоцман для провода на Гельзинорский рейд. 16-го числа прибыли на оной рейд, где стояло около 150 купеческих судов, пришедших из разных портов Балтийского моря. В Гелзиноре мы все были на берегу и провели два дня довольно приятно.

Конвоиром всех купеческих судов был английской шлюповар «Юнона». Как судно, на котором мы сидели пассажирами, было самое большое и своей конструкцией походило на военной фрегат, а потому и препоручена половина сего конвоя в ведомство нашего шкипера. 19-го числа снялись с якоря и отправились в путь по курсу норд-норд-вест (NNW). На другой день вышли из Зунда в Категат. Прочие суда, по крепости ветра, спустились все в Винго-Зунд, а наш шкипер, надеясь на свое судно и ожидая перемены ветра, продолжал свое плавание к Скагену. Ветр сделался весьма свежей от зюд-веста (SW), и мы принуждены лежать в дрейфе под ундерзейлем (нижними парусами); качка была чрезвычайная, так что одну из шканишных пушек выкинуло за борт.

22-го числа, по утру пред рассветом, увидели берега под ветром, что объяло всех в ужас. По счислению мы от них находились в 24 итал[ьянских] милях. Будучи лишены всей надежды к спасению, спустили прямо к берегам, и когда совершенно осияло дневным светом, уже мы находились среди банок, по которым оплескивали ужасные буруны. По обе стороны видны были два судна, терпящие кораблекрушение, от коих обломки с треском отлетали. Впереди видны были возвышенные скалы норвежских берегов. Мы все держали к берегам; матросы были расставлены по местам и всякий ожидал последнего удара. Добрый англичанин, наш шкипер, жалел и оплакивал участь нашу, о себе же ни мало не тужил и был ко всему готов. Наконец, приближаемся к ужасным утесам берегов. Волнение между банками уменьшилось, но опасность наша увеличилась. Смотря на крутизны берегов, каждый из нас видел последний час жизни, — но надежда ободряет, и милосердый бог посылает спасителей, — три лодки показались из утесов, на коих были норвежские рыбаки — махали, чтоб держали к ним. Мы тотчас переменили курс. Рыбаки пристали к судну и приняли управление судна на себя; они уверяли, если мы еще продержались 5 минут прежним своим курсом, то были бы на подводных каменьях. Прибытием наших спасителей мы были снова оживлены и вскоре взошли в узкий проход между утесами берегов. Пройдя более 13 верст, стали на якорь совершенно прикрыты высоким берегом, где вода всегда почти не волнуется. Жители удивлялись нашему счастливому спасению, они сказывали, что никто не помнит, чтобы такое большое судно было здесь. Здесь, посреди каменистых гор, жили два барона — владельцы сего места, которые оказывали все услуги и ласковые угощения. Вскоре узнали мы, что вышеупомянутые два разбитые судна — одно было американское с сахаром, а другое гамбургское — с пенькой и железом, и с обеих спаслось только 6 человек.