Гагара (сборник) - Надежда Васильева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мне повезло: у меня бати нет! – зевая во весь рот, оповестил всех Лёня Туз.
– Дай Бог терпения! – как на убогого, посмотрела на Лёньку Алла Ивановна.
И, выпустив, что называется, пар, классная перешла к проверке домашнего задания.
Новенький вел себя так спокойно и естественно, что очень быстро стал в классе «своим в доску», хоть голос подавал редко. Видно, был из тех, кто хорошо знает цену словам. И ребята к нему прислушивались. Несмотря на то что ростом он был Тарасову по плечо, а Тузу и вовсе по грудь, на все Борькины подколки отвечал с таким юмором и достоинством, что часто ставил Бульбу в тупик. Другим ребятам это удавалось крайне редко. Илоне особого внимания Вовка не уделял. Как однажды выразилась Светка, «дышал в ее сторону совершенно спокойно». И очень скоро Борька потерял к нему сопернический интерес.
Вот и в тот день Вовкины слова заставили класс задуматься. Стоит ли недобрым посылом «ломать Аллушке ноги». Все-таки мысли материальны.
– Вообще-то Аллушка не такой уж и злыдень, – как всегда беспристрастно, констатировал Лёня Туз. – Бывают учителя в сто раз хуже. Взять хотя бы математичку. Улыбаясь, будет «единицы» в пятки вшивать. А на вид сама доброта. У нашей же Аллушки слова впереди мыслей скачут. Вот в чем ее беда.
Илона озадаченно склонила голову набок. Однако!. Неужели все толстые люди такие добрые? Лёньку ей всегда было почему-то жалко. Еще в детском саду ребята часто щипали его за бока и хором кричали: «Жир! Жир! Жир!» И даже Тамара Петровна, видя его неуемный аппетит, шлепала по руке: «Тузов! Пореже ложкой работай! Пореже!» А бабушка Лара, как врач, объясняла это так: «Сахарный диабет. Нарушен обмен веществ. Бедный ребенок!»
– Но с обзывками классной как-то все-таки надо бороться! – вывел Илону из задумчивости вкрадчивый голос Катьки Федотовой. – Только как? Вопрос!
Ну Катька! Тихоня тихоней, а тоже вон как воду мутит! Видно, Аллушкины эпитеты всех уже достали. И вдруг осенило:
– А что, если после самой первой обзывки всем классом встать?! В знак протеста! – быстро заговорила Илона. – Просто молча встать – и всё! Может быть, тогда она поймет и укоротит свой язык?
– Мысль неплохая! – закрутил головой Чижиков, ища поддержку у парней. – Молодец, Гагара! Иногда котелок у тебя варит.
– Да уж «варит»! Какая ты умная, Гагара! – сразу же наехал на нее Борька. – Ну встанем, а дальше что? Так и будем, как истуканы, стоять целый урок? На фиг это надо!
– Почему целый урок? – не сдавалась Илона. – Попросим ее извиниться. А после того как извинится, сразу сядем.
– Да ладно тебе, Гагара, лапшу нам на уши вешать! Жди! Извинится она! Нашла дуру! Будет Аллушка подрывать свой педагогический авторитет! Что-нибудь такое придумает – мало не покажется. Первая сдрейфишь и сядешь как миленькая. Аллушка знает, чем, кому и как пургу нагнать! – не сдавался Борька.
– Борис прав! – поддержала Тарасова Любка Прохина. – По-детски как-то!
Но тут раздался тихий голос Вовки Денисова.
– Зря ты, Бульба, идею Гагары на корню режешь, – задумчиво, как бы сам с собой, стал вслух размышлять он. – В этом что-то есть! Представьте картину: Аллушка: «Бездари!», а мы – хоп! – и все, как один, дружно встаем. У нее язык от неожиданности отнимется. Точняк!
– А кто извинения требовать будет? – ехидно улыбнулась Люська Ершова.
Полные плечи ее так и затанцевали, так и заподпрыгивали. До чего ж коварная! Вон как по классу глазами стреляет. Выискивает жертву. А сама, как всегда, останется в стороне. Это уметь надо!.
А Люська уже сверлила Илону острым взглядом.
– Хотя… чья идея – тому и карты в руки. Или ты, Илонка, за пятерки свои боишься?
– Не боюсь! – решительно тряхнула головой Илона. – Надо – скажу!
– Посмотрим! – многозначительно подытожила Любка Прохина.
– Заметано! – весело изрек Борька, потирая руки. – Проведем эксперимент!
– Ох как головы полетят! – хохотнул Чижиков. – Я с собой видеокамеру принесу. Такое не запечатлеть для потомков – грех!
В коридоре послышались мужские шаги. Все головы в классе разом повернулись к двери. И стало слышно, как жужжит толстая муха на оконном стекле. В дверях показалась голова физрука, Геннадия Ивановича.
– Девятый «Б»! На физкультуру. Литературы не будет. Алла Ивановна заболела.
– Ура!!! – зычно раздалось со всех сторон.
– Мол-чать!!! – по-военному рявкнул физрук. – Уроки идут! На площадку выходим, и тихо! Кто не понял – в команду по волейболу не войдет, будет сидеть на скамейке болельщиков.
Но и игра в волейбол не выветрила из голов девятого «Б» идею Илоны противостоять оскорблениям учительницы. И даже Борька Тарасов уже не выискивал аргументы «супротив», а только на всех переменах злорадно подначивал:
– Гагара! Слабо грудью на амбразуру? А?!
Но Илона, смерив его спокойным и полным достоинства взглядом, молча отворачивалась. После смерти Владика Борька снова стал проявлять к ней повышенное внимание. Уставит на нее свой смеющийся взгляд и гипнотизирует. Правда, близко к ней теперь не подходил. Помнил, наверное, тот хлесткий удар по щеке.
Дружба с Владькой многое изменила в характере Илоны. Самое главное, исчез этот вечный страх. И не просто исчез… Иногда из нее теперь, как однажды выразился отец, даже «драка лезла».
Подруга Светка как-то призналась:
– Знаешь, Илонка, ты так изменилась, совсем другой стала!
– Какой? – искренне удивилась Илона.
– Как будто у тебя опять тот камень в руке. Ну, помнишь, бойкот в детском саду? Ты ведь тогда камень в руке держала. И мальчишки, даже Борька, боялись к тебе подходить.
Илона не ответила. А что тут скажешь? Было дело. Но камень-то не для защиты держала. А ну ее, Светку, пусть что хочет думает.
– Нет, правда! – задумчиво рассуждала подруга. – Просто ты себя со стороны не видишь. У тебя такой взгляд…
– Какой? – снова пытала ее Илона.
Светлана растерянно пожала плечами.
– Ну, такой… Мне трудно это объяснить. Словно ты человека насквозь видишь. И от этого как-то жутко становится. От твоего взгляда даже учителя смущаются. – Илона усмехнулась. – Да-да! Ты не смейся! Я это замечала. Аллушка, и та перед тобой пасует!
– Да ну тебя! – отмахнулась Илона. Но самолюбию это польстило.
Аллушка появилась в школе недели через две. Вся она была какая-то домашняя, обмягшая, словно из нее вышел не только вирус гриппа, но и еще что-то такое, что мучило и донимало ее в личной жизни. Класс, настроенный на эксперимент, разочаровался. А Тарасов высказал вслух пошлую догадку:
– Может, мужик у нее завелся?
Парни одобрительно загоготали. И только Вовка Денисов не купился на шутку Бульбы.
– Скорее всего, мысли наши читать научилась, – тихо озвучил он свои предположения.
– Ну дела! Что, в классе «идиоты», «бестолочи», «придурки» перевелись?! – хохотнул Чижиков.
И только Люська Ершова мыслила иначе.
– Это она после отдыха спокойная такая. Вот пройдет неделя-другая – посмотрим, как заговорит, – обвела она лукавым взглядом лица одноклассниц. И оказалась права.
Перед самым концом первой четверти Аллушка снова стала лютовать.
– Смотри, Гагара! – напомнил Борька Тарасов. – Если Аллушка кого-то оскорбит и ты не встанешь в знак протеста, при всех в лицо плюну за глупую идею и пустые обещания! Усекла?
Даже спиной Илона чувствовала недобрые взгляды одноклассников. Но отвечать на Борькин словесный вызов до поры до времени не сочла нужным.
И момент настал. Парни, словно сговорившись, стали испытывать Аллушкино терпение. Громко перешептывались, нарочно с грохотом роняли на пол тяжелые предметы, и даже кто-то умудрился мяукнуть. В классе зафыркали в кулак.
Аллушка в истерике стукнула указкой по столу так, что деревянный конец ее сломался и ударился о стекло оконной рамы. И тут же крашеные губки учительницы начали выплевывать уже подзабытые всеми обзывки:
– Гнусные твари! Бездушные и черствые!
Илона решительно встала, с шумом отодвинув стул. За ней, как по команде, поднялся весь класс. Губы учительницы сомкнулись в гузку. Она даже отпрянула к доске. С минуту в классе царила могильная тишина. А в голове у Илоны пронеслось: «Посчитать бы эти словесные изобретения. Интересно, на словарь хватило бы?» И все-таки есть телепатия, кто бы это ни отрицал. Иначе бы не устремила на нее свой изумленный взгляд Аллушка! В глазах классной застыл ужас. Илоне почудилось, будто всю школу затягивает в какую-то безмолвную черную дыру. От гробовой тишины, нависшей над классом, стало звенеть в ушах. Но она продолжала в упор смотреть прямо в глаза учительницы.
– Это что, бунт? – сдавленно прошептала та.
– Извинитесь, пожалуйста, Алла Ивановна! – спокойно и твердо произнесла Илона. – И больше никогда нас не оскорбляйте! Накажите того, кто виноват. Навешивать ярлыки всем подряд не надо!
– Да ты что себе позволяешь?! – словно опомнившись, накинулась на нее классная. – Да я… Да я… Да ты знаешь, что я могу с тобой сделать?!