Октябрь 1917-го. Русский проект - Вардан Багдасарян

Устойчивый рост числа грамотных происходил и до революции. Но темпы этого роста были в свете мировых технологических вызовов неудовлетворительны. Россия принципиально отставала от передовых стран Запада, выходивших на уровень стопроцентной грамотности взрослого населения.[62]

В целях поддержания высокого рейтинга власти Россия оказывалась все более перед искушением применения военной силы. Победа над внешним врагом представлялась самым простым и легким способом достижения популярности. «Бряцание оружием» все более усиливалось.

Среди российской элиты распространилась идея, что для отвлечения масс от революции и укрепления режима нужна «маленькая, победоносная война». Такой войной мыслилась военная кампания против Японии. Не известно, произносил ли фразу о маленькой победоносной войне министр внутренних дел К. Ф. Плеве, но идеи такого рода циркулировали в государственных кругах. Русско-японская война, как известно, не оказалась ни маленькой, ни победоносной. Бюджет был растрачен. Поражения подтолкнули к революции, едва не приведшей к падению режима. Проходит немного времени – Российская империя ввязывается в новую войну, подведшую черту под ее существованием.

Николай II в своих воззрениях на международные отношения был утопистом. Модель российской внешней политики, по меньшей мере, на начальном этапе его царствования выстраивалась вокруг императива пацифизма. Эта позиция отразилась в эпатировавшем весь мир российском меморандуме о всеобщем разоружении. Исключительно усилиями российской дипломатии была инициирована и проведена Гаагская мирная конференция. Ее решения, ставшие важной вехой в развитии пацифизма и формировании наднационального органа управления – впоследствии Лиги наций – собственно для России были скорее негативны. Что означала на практике конвенция «О мирном решении международных столкновений»? Спорный вопрос выносился в коалиционный арбитражный суд, где коалиция представительства западных стран проводила бы антироссийское решение. А что означала на практике конвенция «О законах и обычаях сухопутной войны»? В перспективе большой военной кампании тактика «народной войны» образца 1812 г. была бы уже невозможна. Аналоги возникают с дипломатическим курсом политики «нового мышления» М. С. Горбачева. Тогда, как и при Николае II, государственное руководство поддалось пацифистским иллюзиям, забыв об интересах своей страны. Крушение николаевской пацифистской утопии показательно. Вначале Русско-японская, а затем – и Первая мировая война, с небывалыми для конфликтов прошлого человеческими жертвами, дезавуировали значение российского антивоенного меморандума.

У Российской империи при Николае II отсутствовала стройная геополитическая стратегия. Император долго не мог решить, какой из союзов – с Германией или с Англией и Францией – ему более предпочтителен. Выбранный в итоге ориентир на союз с Британской империей, объективно основным геополитическим противником России, ставил страну в исходно проигрышную позицию при любом сценарии грядущего военного конфликта. Российская империя вступала в роковую для себя Первую мировую войну, не имея четкого представления о своих целях и интересах. Еще в меньшей степени было понимание тех ценностей, во имя которых империя жертвует сотнями тысяч солдатских жизней.

Во время Первой мировой войны Российская империя парадоксальным образом оказалась в союзе с чужеродными ей по идеологии и политической организации государствами – республиканской Францией и парламентской монархией – Англией. Напротив, в стане противников были режимы, сходные по своей природе с российским самодержавием. Пропаганда воюющих государств утверждала, что война идет не только за территории, но и за торжество собственных политических принципов, соответственно, либерально-демократических для стран Антанты и право-монархических для Четверного союза. Для России же война при существующем раскладе сил в идеологическом отношении была абсурдной. Российская империя оказалась волею исторических судеб не в том лагере, в котором она, казалось бы, должна пребывать в силу своих политических форм и цивилизационного содержания. Принципиальной ошибкой было заключение союза с главным геополитическим противником России – Британской империей. По-видимому, осознание этого, по истечении нескольких лет военных действий, стало приходить и к Николаю II. Но было уже поздно.

В результате войны четыре империи – Российская, Германская, Австрийская и Османская – рухнули фактически одновременно, в течение одного года. Каждая из них идеологически представляла одно из направлений традиционных религий, и потому их крушение было одновременно крушением оплотов именно религиозных. Это была победа в идеологическом плане – либерально-секулярных сил, в геополитическом – сил атлантистских. К Антанте в конце войны примкнули еще и Соединенные Штаты Америки. Российская империя, по сути, соучаствовала в собственном уничтожении.

Монархия не смогла оседлать объективно происходившие в мире и российском обществе модернизационные процессы. Препятствием на их пути оказалась архаическая система, в рамках которой продолжала функционировать империя. Модернизация, действительно, была для России жизненно необходима. Усиливалась геоэкономическая борьба и геополитическая борьба. По отношению к этой стадии мирового развития Дж. Гобсон в 1902 г. применил понятие «империализм». Начиналась серия войн за колониальный передел мира между ведущими экономическими державами. Русско-японская война была в их числе. И ее Россия проиграла. Задержка модернизации означала бы периферизацию Российской империи, вытеснение ее на положение аутсайдера, а в перспективе – гибель. На повестке дня стоял вопрос о переходе к новому индустриальному укладу. Однако программа и идеология модернизации у власти отсутствовала. Для Николая II она вообще не стояла в актуальной повестке. Единый политический курс, стратегия царствования вообще отсутствовали.

Глава 2

Большевики как контрреволюционеры

У поэта Николая Клюева имелись такие строчки, датируемые 1918 годом:

Есть в Ленине керженский дух,Игуменский окрик в декретах.Как будто истоки разрухОн ищет в Поморских ответах.Мужицкая ныне земля,И церковь – не наймит казенный,Народный испод шевеля,Несется глагол краснозвонный.

В рамках православной мысли всегда существовала революционно-коммунистическая тенденция: эсхатологическое сознание, идеократические утопии, противопоставляемые плутократическим системам, неприятие кальвинистского ангела Капитала, именуемого в православной традиции Маммоной, и т. п. В средневековой Руси подобные умонастроения выражали нестяжатели. Эсхатологическое мировосприятие находилось в основе старообрядческого выбора. Старообрядцы вели борьбу против инокультурных проникновений, в поражении которыми обвиняли падшее, с их точки зрения, имперское государство. Показательна и их сложившаяся еще с крестьянских войн восемнадцатого столетия тесная связь с революционным движением. К раскольникам как потенциальной политической силе апеллировали и революционные демократы (А. И. Герцен), и народники.[63] Большевизм исторически сформировался в продолжение этой традиции. Он сочетал, с одной стороны, радикальное, переходящее в русофобию, западничество, с другой, приверженность народной эсхатологии и представлениям об общинной справедливости. Эти компоненты объективно вступали в противоречие, что и было отражено в коллизиях внутренней борьбы в истории большевистской партии.

Увлеченная европейским просветительством императорская власть сама раздувала пожар революции, подготавливая собственную гибель. Затеянная Романовыми европеизация России отнюдь не имела объективной заданности и потому вызвала цивилизационное отторжение. Напротив, большевики, прикрываясь левой фразеологией, по существу, взяли на себя миссию имперостроительства.[64]

В современном массовом сознании утвердился стереотип о большевиках как демонической силе низвергателей русской монархии. Но надо напомнить, что царя свергла либерально-капиталистическая кадетско-октябристская революция, в которой большевики не играли сколько бы то ни было заметной роли. Инициированная Временным правительством Чрезвычайная следственная комиссия подготавливала судебный процесс о государственной измене Николая II.[65] Волна репрессий против лидеров право-монархического движения прокатилась по стране еще в дооктябрьский период. Особой доблестью среди активных представителей «революционных масс» считалось убить полицейского или черносотенца. На волне Февральской революции было убито 4 тыс. служащих Охранного отделения. Под арестом оказались общественные деятели право-монархического направления: А. И. Дубровин, Н. М. Юскевич-Красовский, Н. Н. Тиханович-Савицкий, И. Г. Щегловитов, Н. А. Маклаков и др.[66] В качестве общественной альтернативы царю в последние годы существования монархии рассматривались отнюдь не Ленин или Троцкий, а думские лидеры – П. Н. Милюков, А. И. Гучков, М. В. Родзянко. И если уж искать ответственных в гибели империи, то в большей степени, чем коммунисты, ее разделяют российские либералы.