Дева. Звезда в подарок - Елена Усачева

А ведь все было бы по-другому, если бы она вместо этого похода написала ему в чате или поговорила с ним в клубе. Но она не могла это сделать.

Нет, конечно, идея с походом ей поначалу казалась простой. Где еще можно узнать человека, как не в горах? И что же она узнала? Ничего не узнала. Только еще больше запуталась. Почему она не родилась в апреле? У Овнов все так просто. Если Мишке что-то не нравится, он сразу об этом говорит. Если он что-то захотел, об этом тут же узнает весь лагерь. И пусть он ничего не добился, но никто ему и претензий никаких не выдвигает. Или вот Ирка. Если ей кто-то понравится, она непременно добьется его внимания. Он даже сам не заметит, как окажется около ее ног. Тельцы, они такие, своего никогда не упустят. А Федина? Все кругом будут виноваты, но только не она. Скорпионы — это Скорпионы. С упертым Козерогом Мустафаевым и так все понятно. Чуть что не по нему, уйдет в себя, хлопнув дверью. Близнец Сережка будет хохотать до упаду, но никогда не позволит обстоятельствам повернуться против него. И только дурацкий характер Девы заставляет ее скрытничать и искать во всем происходящем какую-то логику. А логики здесь нет. Надо было вчера сразу сказать, что пропал конверт. И он бы тут же нашелся. Палыч заставил бы всех перетряхнуть рюкзаки. Тетрадка не иголка, ее так просто не спрячешь. И даже если бы ничего не нашлось, слухов было бы меньше. По крайней мере, стало бы понятно, что первый сказавший об этом выдал бы себя. Кто еще может знать подробности дневника, как не тот, кто украл?

Теперь способ разрешить все это был один — вернуться в лагерь и поговорить с Ткаченко. Но этот разговор настолько невозможно было представить, до такой степени он был непредсказуем, что и затевать его не стоило.

Юля выплюнула зубную пасту, провела языком по зубам, проверяя их чистоту, зачерпнула ладошкой беловатую, с горными примесями воду. Умылась. Холодная вода обожгла лицо, но теплый воздух стал тут же согревать кожу. Юля посидела, закрыв глаза, всем телом ощущая блаженное тепло, прислушалась к еле слышному журчанию ленивого ручья, к несмелому стрекоту кузнечиков. Раствориться бы во всем этом, стать воздухом, травой, ветром, водой. Стать духом. Местным духом, чтобы жить здесь и ни о чем не заботиться. Идти рядом с Петро, заглядывать ему в глаза. И ни перед кем не отчитываться за то, что делаешь.

Мысли эти заставили ее заволноваться и открыть глаза.

Пора идти. Пора все расставить на свои места.

Лагерь жил своей неспешной утренней жизнью. Проведя свою утреннюю инспекцию, солнце скрылось за облако, но дождь вроде как не собирался, а потому никто никуда не торопился. От земли парило.

Около разгорающегося костра сидел мрачный Инвер, тыкал в ветки палкой, пытаясь расшевелить засыпающий огонь.

— А, явилась, невеста без места. — Сам себе он казался очень остроумным.

— Не надоело еще? — поморщилась Юля.

— Нет! — покачал головой Мустафаев. — Только начали!

Костер не горел. Он подкладывал в дымящую закопченную кучку веточки, дул, низко склоняясь к земле, щурился на едкий дым.

Харина стояла около палатки, зябко подсунув ладошки под мышки.

— Вода небось ледяная? — ворчливым тоном поинтересовалась она. — Не подогрели с утра? От холодной воды кожа грубеет.

— От холодной воды улучшается кровообращение. — Юля забралась в палатку, встряхнула свой спальник. Оли здесь уже не было, можно было собирать вещи. Она быстро скатала и упаковала спальник в непромокаемый мешок, сложила свитер, футболку. На секунду замерла, чувствуя, как болезненно застучала в голове какая-то жилка.

Полог зашуршал, откидываясь, в дверном проеме появилась Ирка.

— Опять не выспалась, — продолжила она перечислять свои недовольства. — Кочки эти. А еще кто-то в палатке мальчишек так храпел… Спорим, это твой Ткаченко.

Оттолкнув подругу, Юля выбралась из палатки, прижала к себе вещи. Очень хотелось уйти отсюда куда глаза глядят. Собрать рюкзак и пойти прямо наверх, без пути, без дороги, чтобы наконец-то избавиться от всех этих недосказанностей.

Костер весело трещал. Шустрый огонь лизал подмокшие ветки, шипел, возмущался, но не сдавался. Котелок с кашей приятно подымливал, обещая хороший завтрак. Какой Мустафаев молодец, развел-таки костер. Нервный Инвер только немного. Почему-то к ней постоянно цепляется. А ведь у него были все шансы стать в ее глазах хорошим парнем. А так…

При появлении Бочарниковой Мустафаев вскочил, замялся, перекидывая палку, которой только что подправлял ветки, из рук в руки, сделал два быстрых шага, загораживая костер.

— Что там с водой для чая? — невпопад спросил он и почему-то оглянулся на огонь, словно хотел убедиться, что тот не погас. Не погас, наоборот, становился только сильнее.

Инвер ее когда-нибудь посылал за водой? Что-то Юля не помнила такого. Кажется, перед этим они успели только поругаться.

— Почему ты у меня спрашиваешь? — раздраженно буркнула Юля.

— Принеси воды, а? — Инвер заметался. Среди груды мисок котелка не было.

Только сейчас Юля заметила, что до сих пор прижимает к себе спальник. Надо же, как ее все это захватило, она уже не понимает, куда идет и зачем.

— Харину пошли, а то ей делать нечего, — посоветовала Бочарникова, собираясь уже вернуться к палатке, чтобы убрать вещи в рюкзак, но бросила последний взгляд на огонь… и застыла.

— Хорошо, — суетился Мустафаев, размахивая своей палкой. — Позови ее. А я тут пока с костром…

Костром?

Мгновение Юля стояла на месте, а потом резко шагнула к огню.

— Стой! — прыгнул к ней Инвер, но она уже все увидела.

Толстые ветки, старая головешка бревна, быстро прогорающая бумага, а над ней кукожилась от жара знакомая коричневая клеенка обложки. Обложка оплывала полиэтиленовыми слезами, чадя и недовольно потрескивая. Это был ее дневник!

Юля протянула руку. Она не видела огня, не чувствовала жара.

— Совсем рехнулась!

Бочарникова не успела коснуться тетради, а вернее — того, что от нее осталось. Сильный тычок отбросил ее в сторону, заставив выронить спальник. Тяжелый запах горелой резины ударил в нос.

— Офонарела? — надрывался над ней Инвер, замахиваясь чадящей палкой. Как же он сейчас ненавидел Бочарникову. За ее везучесть, за способность постоянно оказываться в нужный момент в нужном месте. — Так и до свадьбы не доживешь! Пойдешь под венец калекой!

— Мустафа! — Ткаченко несся по тропинке от ручья, вода из котелка плескалась ему на ноги. — Достал уже!

— Петро! Да брось ты! — мчался следом Мишка, но тут он резко остановился, потому что полотенце, которое он держал в руке, зацепилось за куст. Царицын потянул, но полотенце вырвалось, и Мишка убежал, оставив его висеть белым флагом.

— Эй, котелок не опрокиньте! — приподнялся со своего места Сережка. Все это время он сидел на бревнышке и довольно жмурился, задрав лицо к небу. Он ждал завтрака. Больше его в этом мире ничего не интересовало.

— Ты кого толкнул? — Ирка пулей вылетела из палатки.

— Сам достал! — побежал вокруг костра Инвер, сжимая палку, как меч. Конец ее дымился, набухал красным огнем уголек.

— Палку убери! — рвался вперед Мишка.

— Ну, давай! Давай! — хорохорился Ткаченко, отставляя котелок. Между ним и Инвером были костер, высокая тренога и закипающая каша. — Только скажи!

— Что ты мне тут указываешь? — клонился вперед Мустафаев.

— Палку убери! — пытался перекричать их Царицын.

— Прекратили! — Олег Павлович выглянул из палатки. Юле показалось, что он одного цвета с пологом — серым и помятым.

— Да пошел ты! — выскочила вперед Ирка, подпихнув Инвера вбок. Конец палки прочертил по воздуху красный зигзаг и ткнулся в сторону Ткаченко. Мишка прыгнул вперед, рукой подсекая палку снизу, и все тут же потонуло во взметнувшемся паре.

— Ай! — завопил ошпаренный Царицын. Забыв о котелке, он задел треногу, опрокинув кашу в костер.

— Идиоты! — запоздало взвыла Федина.

— Кретин! — отпихнул прыгавшего на одной ноге Мишку Инвер. — Сам теперь будешь костер разводить.

— Я ничего не вижу! — верещал перепуганный Царицын.

— Ты-то куда полезла? — накинулся на опешившую Харину Мустафаев.

Но Ира не ответила. Завороженным взглядом она смотрела, как белый рис расползается по затухающему черному костру. Это было неожиданно красиво. Стремительно гаснущий костер недовольно потрескивал.

— Это все из-за нее! — выкинула руку в сторону притихшей Юли Настя.

— Вот и позавтракали… — Сережка впервые не улыбался. В глазах его сидело изумление, словно ему только что сообщили, что Деда Мороза на самом деле не существует. — Ну, чего застыли? — подпрыгнул он на бревне. — Берем ложки, наворачиваем, пока не остыло.

— На себя посмотри! — крикнул Ткаченко, с ненавистью глядя на Федину. Проморгавшийся Мишка потянул его прочь от костра. — Пусти! — рвался из его рук Петро. Инвер вскинул руку в неприличном жесте и отвернулся.