Секрет Счастливого сердца. Нескучная психология для яркой жизни - Макарова Инна

Но я не собираюсь сдаваться – иду к Анне Петровне. Рассказываю, плачу. Рассказываю. Снова плачу. Слов так много, так много страхов и обид. И слезы никак не заканчиваются. Где она, эйфория, где самоуверенность? Их нет. Есть трясина. Меня привыкли видеть серой и невзрачной. Безропотной. Удобной.

И сейчас больше всего меня тревожит то, как это сказывается на моей работе и отношениях с коллегами. А вернее, с коллегой.

Когда я только пришла работать в кардиологию мне, как и всем поначалу, приходилось очень нелегко. Тяжелые больные, несоответствие того, что писали в учебниках тому, что видишь на самом деле. Ночные дежурства, маленькая зарплата. Но я постепенно осваивалась, полюбила свою работу. Мне помогали старшие коллеги, и была полна надежд. Вдруг одна из докторов внезапно стала проблемой, еще одним препятствием.

Ирина, как мне тогда казалось, была образцом врачебного таланта. Красивая, умная, опытная, звезда отделения – она не могла не восхищать меня. Я хотела быть на нее похожей. Но не все идеалы выдерживают проверку временем. За красотой и уверенностью скрывалась, как я поняла позже, хаотичность знаний и потребность уязвлять слабых. Слабые – это я.

При коллегах она ставила под сомнение мои диагнозы, критиковала и выставляла меня некомпетентной. Старалась застать меня врасплох. Я обычно не успевала ничего возразить. Чувство вины, боязнь навредить пациенту и сомнения в себе не позволяли постоять за себя. К тому же я должна радовать других. Так почему не порадовать свою старшую коллегу своей беспомощностью?

Дошло до того, что стало страшно ходить на работу. Вставать по утрам становилось все тяжелее, я не могла сосредоточиться, переписывала истории и держала в столе валокордин. Перепроверяла все не по одному разу, но все равно сомневалась в себе.

Конечно, сейчас я понимаю, что если больному стало хуже – не всегда вина врача. Что все мои назначения контролирует заведующая. И что коллега просто развлекалась, самоутверждалась за мой счет. Но тогда я находилась на грани нервного срыва. Но Ирина этого не замечала. Или не хотела замечать. Мне казалось, что надо мной смеются, в спину показывают пальцем. Что я вообще не на своем месте, всех обманываю, никакой я не врач, и вот-вот мой обман раскроют, и тогда, тогда…

Рассказываю об этом Анне Петровне, и чувствую, как проблема, обличенная в слова, становится легче. Озвученная, она уже потеряла часть своей власти надо мной. К тому же против нее теперь двое – я и Анна Петровна.

–Ты смотрела мультик про гремлинов? Анна Петровна задает мне вопрос, которого я меньше всего ожидала.

Я смотрела. Вспомнила маленьких, злобных существ, которые хором пели «We are gremlin from the Kremlin», и голос гнусавого переводчика: «Мы маленькие Гремлины из Кремля».

–Гремлины – это наши страхи. Смотри, мы с тобой поймали одного. Дай ему имя, прежде чем задушить его.

–Его зовут «Я ее боюсь»! – Развеселившись, отвечаю я.

–Да, но сделаешь!

– Но я никогда этого не делала!

– Вот! «Я никогда этого не делала»! еще один,– смеется Анна Петровна. – Гремлин теряет власть, когда человек разглядит истинную сущность гремлина. Начнет осознанно рассматривать все варианты действий и выбирать самый подходящий. Давай посмотрим. Что ты можешь сделать, чтобы изменить ситуацию? Какие конкретные действия предпринять?

–Совершенствоваться в своей профессии… Стать более грамотным специалистом, наработать опыт.

–Но ведь это долгосрочный план. А прямо сейчас ты что можешь сделать?

–Я должна поставить ее на место! Но… я не могу. Я никогда этого не делала.

–А вот и гремлин начинает отзываться на свое имя! –улыбается Анна Петровна.

–Но она опытный специалист, к тому же уверена в себе. У меня нет ни того, ни другого…

–А как еще можно назвать ее манеру поведения?

–Наглостью, – не задумываясь отвечаю я.

Наглость. Хабалки на улицах. Санитарки, презрительно усмехающиеся, которым я боюсь дать распоряжение. «Отзеркаливание» им их же слов. Эйфория победы, отступающий страх перед конфликтом…

И я вдруг отчетливо понимаю, что должна делать.

Изучила несколько историй болезни моей коллеги. «А вот и разбивается твоя непогрешимость», – с удовольствием отметила я про себя, обнаружив там явные нестыковки в рассуждениях, интерпретации анализов и постановке диагнозов.

– Инна Викторовна, почему вы Иванову не назначили кордарон?

–Обратите внимание, кордарон назначен не в таблетках, а инфузионно. А вот почему у вас Петров получает дигоксин? Он же после инфаркта, а это противопоказание.

Я смотрела не ей в глаза – своему страху. Своему гремлину «Я никогда так не делала». Я никогда не давала ей отпор, а теперь – теперь даю. Потому что я могу, я сильнее не только случайных хамов на улицах! Могу бороться с демонами, которые рядом со мной. И они тоже потеряют надо мной власть.

Знакомая эйфория.

Это победа. Пускай коллега потом обсуждала меня за спиной, я избавилась от ее прилюдных нападок, и задушила своего первого гремлина.

Но впереди был следующий монстр. Куда, как оказалось, страшнее.

Кажется, нужно придумывать имя новому гремлину.

Мой домашний монстр – свекровь.

Моя жизнь поделена надвое. Она расколота на «до приезда свекрови» и «после». Каждые полтора месяца она приезжает на две-три недели, и моя жизнь превращается в ад. Когда она уезжает, я вздыхаю спокойно, но стоит мне расслабиться – она возвращается. И снова, по кругу.

«Инна, ребенку надо поменять памперс.»

«Инна, нужно помыть горшок!»

«Инна, ребенок хочет пить!»

«Инна…»

«Инна!»

«Инна!..»

Это свекровь так «занимается» с ребенком, пока я готовлю обед. Мне начинает казаться, что проще встать в коридоре, не пытаясь дойти до кухни. Смирившись, я просто забираю дочь с собой, чтобы свекровь оставила меня в покое. Я слышу, как она укладывается на моем диване, смотрит телевизор и ждет обед, который я подам.

Свекровь занимается «бизнесом» – она возит на продажу картины свекра. Но несмотря на близость к миру искусства, в этом человеке нет ничего возвышенного. Мне приходится терпеть ее визиты, во время которых она требует полного обслуживания, сталкиваться с неблагодарностью, хамством, угрозами и оскорблениями…

И скрипеть зубами от бешенства. Молча. И тихо, чтобы не было слышно. Я – удобная. Хорошая жена. Я не могу конфликтовать с матерью своего мужа, бабушкой моих детей. К тому же есть еще одна причина, тривиальная, и самая главная – я просто ее боюсь.

Она снова давит на мою самую больную точку, которая мгновенно делает меня беспомощной – чувство вины. Мой муж, такой видный мужчина, взял замуж меня – такую никчемную. Еще и с чужим ребенком. Да я ему за это должна всю жизнь быть благодарна.

А когда «видный мужчина» возвращается с работы, мама жалуется ему на меня – я оскорбила ее, нагрубила. Я стою на убранной к приходу мужа кухне, в одной руке поварешка, в другой – ребенок.

И почему-то чувствую себя виноватой.

Муж становился на сторону матери. Я не могла возразить. «Муж и жена – одна сатана», говорите? О нет, Глеб был одной сатаной со своей мамой, и сатана явно настроена против меня.

И вот приближается ее очередной двухнедельный визит. Узнав, что муж собирается на рыбалку, я взмолилась:

–Не оставляй меня с ней одну!