Чаша Бланшара - Джанет Глисон

— Бог мой! — воскликнула Лидия. В ее глазах появилось беспокойство. — Из-за чего они поссорились? Почему миссис Тули мне ничего не сказала?

— Это произошло днем, мэм. Уверена, она скажет вам больше, когда придет. Из их ругани трудно было понять, в чем, в сущности, дело. Мне кажется, ссора имела какое-то отношение к письму. И помню, что произносилось слово «воровка».

Лидия поежилась. Эта ссора и то, что девушка поднималась наверх, где ей не место, ее тревожили. Зачем она сюда поднималась? Лидия подумала, что причиной вполне мог быть Николас. Как она знала, Нэнси уже делит с ним постель. Была ли Роуз еще одной его любовницей? Несколько раз любовные делишки Николаса нарушали плавный ход жизни в доме: несколько девушек забеременели и должны были быть уволены. Возможно, Роуз — девушка довольно бойкая, именно такая, какие нравятся Николасу, поддалась на его уговоры, забеременела и от отчаяния сбежала. Или, что тоже возможно, спор с Нэнси был вызван ревностью, и Нэнси заставила ее уйти. Что еще, задумалась Лидия, могло стать причиной походов Роуз наверх, ссоры с Нэнси и исчезновения из дома?

Тут Пэтси, которая порой была тяжела на руку, слишком туго затянула шнурки ее корсета. Лидия, отстранившись, велела быть осторожнее и попыталась выбросить Pop из головы. Но все же не могла перестать о ней думать, пока Пэтси разглаживала ей воротник, распрямляла юбки и застегивала пуговицы на туфлях. Было ли что-то подозрительное в исчезновении Pop? Надо бы, подумала она, аккуратно разобраться, что же случилось.

Лидия собиралась задать свои вопросы за завтраком. Она поднимет вопрос о Pop в разговоре со свекром и оценит его реакцию. Но сейчас, увидев, какой он мрачный, она решила подождать.

Николас сломал, печать на первом письме и пробежал его глазами. Тем временем Джон налил ему в чашку какао. Послание не улучшило его настроения.

— Черт возьми, — объявил он больше себе, чем Лидии. — Будь оно все проклято! — Он резко вздернул голову и швырнул письмо Лидии. — Положите это Теодору. Когда я занимался мастерской, было наполовину меньше жалоб.

Лидия взглянула на письмо. Обнаружив, что там нет ничего ужасного и речь идет о сломанной ручке, она безразлично кивнула и пробормотала больше себе, чем ему:

— Пустяки. Легко исправить.

Николас предпочел не услышать. Он отпил глоток какао и тут же выплюнул.

— Черт бы все побрал, оно же совершенно холодное! Убери. Скажи, чтобы принесли горячего молока, и пусть какао на этот раз подогреют как следует.

Прихватив две булочки из корзинки, стоящей на столе, Николас снова расстроился — на куске масла не был выдавлен фамильный крест, и оно лежало на серебряном блюде без всякого украшения.

— Милостивый Боже! — взорвался он. — Что, эта миссис Мидоус сошла с ума? Лидия, вы должны быть с ней построже. Я всегда говорил, что в кухарки она не годится. Никогда не мог понять, что заставило вас взять ее на эту должность, вместо того чтобы нанять приличного повара-француза.

— Миссис Мидоус ни в чем не виновата.

— Тогда кто?

Лидия мило улыбнулась ему. Теперь этой темы не избежать.

— Возможно, вы еще не знаете, что Pop Фрэнсис, кухонная прислуга, сбежала. Осталась только посудомойка Дорис, чтобы помочь миссис Мидоус с завтраком. Вне сомнения, именно поэтому масло сегодня подали в таком неприглядном виде, а молоко немного прохладнее, чем должно быть.

— Служанка сбежала? Вы уверены?

— Мне об этом сегодня утром сказала Пэтси, — объяснила Лидия, внимательно наблюдая за реакцией Николаса.

Он нахмурился, явно удивленный, но не более того. Если и было что-то между ним и Роуз, он ловко это скрыл.

— Ты что-нибудь об этом знаешь, Джон? — спросил. Николас, обращаясь к лакею, стоявшему у буфета.

Джон обменялся взглядом с Филиппом, как раз выходящим с молочным кувшином. Он не привык участвовать в разговоре, когда семья сидит за столом.

— Святая правда, сэр. Девчонка исчезла.

— Ты можешь что-нибудь добавить к тому, что сказала миссис Бланшар?

— Нет, сэр.

— Наверняка она что-нибудь ценное стащила перед побегом. Вы проверяли, Лидия?

— Пока нет. Я только что проснулась.

— Тогда, пожалуйста, позаботьтесь об этом.

— Как скажете, — ответила она и нерешительно добавила: — Я подумала: может быть, вы, сэр, знаете, куда она пошла?

Николас Бланшар поднял кустистые брови и одарил свою невестку возмущенным взглядом:

— Что, черт возьми, вы имеете в виду, мадам? Уж не предполагаете ли вы, что я обладаю каким-то свойством проникать в мысли кухонной прислуги, которое у вас, хозяйки дома, отсутствует?

Лидия сглотнула. Ей ужасно хотелось сказать, что да, она действительно верит, что Николас может быть в курсе причин, побудивших Pop уйти, но ей не хотелось еще больше злить свекра, тем более что имелись люди, которые могли осторожно все разузнать по ее поручению. Поэтому она спокойно ответила:

— Нет, сэр, но, как я поняла, эта девица без разрешения поднималась наверх, заходила в гостиную. Мистер Мэттью только вчера поймал ее наверху.

— Наверху? Зачем? Я об этом ничего не знаю. Вы должны как следует разобраться.

— Я и собираюсь это сделать, — сказала Лидия, так и не придя к выводу, действительно ли ее свекор так невинен, как он это показывает.

Она размышляла, как ей узнать, что произошло с девушкой, когда в столовую ворвался возбужденный Теодор — без парика, волосы не причесаны, пиджак расстегнут. Но Лидию и Николаса больше потрясло выражение ужаса на его лице. Лицо его было в пятнах, глаза опухли, как будто он совсем не спал ночью.

— Доброе утро, отец, и ты, Лидия, — прошептал он странно приглушенным и в то же время возбужденным голосом. Опустившись на стул, пододвинутый Джоном, и не обращая внимания на удивление жены, он мрачно взглянул на Николаса. — Папа, — возвестил он, — боюсь, что у меня очень плохие новости.

ГЛАВА 10

У Агнесс была привычка: после того, как завтрак унесут наверх, выпить чашку чая и просмотреть свои рецепты. Так, вдохновляя себя, она составляла меню на следующий день, чтобы потом представить его миссис Тули. Агнесс уже подумывала о пироге с ветчиной и каперсами, голубях по-итальянски и рагу из баранины, когда мистер Мэттью бесшумно спустился по черной лестнице в ее кухню.

Дворецкого нельзя было отнести к тем людям, для которых старость подразумевала слабость. Из-за седой копны волос его голова казалась очень большой и вместе с выдающейся вперед челюстью, носом с горбинкой и уверенным подбородком напоминала голову одной из статуй на фронтоне собора Святого Павла. Но сейчас, заметила Агнесс, он был сам не свой. Губы непривычно сжаты, лоб сморщен: что-то расстроило его. Возможно, подумала она, до такого состояния его довел побег Роуз Фрэнсис.

Агнесс налила ему кружку чая и положила туда две большие ложки сахара.

— Прошу вас, сэр, — сказала она, протягивая ему кружку и овсяное печенье. — Возможно, чай не такой горячий, как вы любите, но думаю, заварка придется вам по вкусу.

Мистер Мэттью поблагодарил ее, поставил кружку на стол и нащупал в кармане серебряную фляжку, которую всегда носил с собой. Он отвинтил крышку и дрожащими пальцами добавил в чай солидную порцию бренди. Затем снова положил фляжку в карман.

— Ужасно, что Роуз вот так сбежала, — попробовала начать разговор Агнесс, отметив, как рано ему понадобился глоток спиртного.

Мистер Мэттью поднял на нее глаза и пожал плечами.

— Для вас наверняка, — мрачно сказал он.

Не обращая внимания на неприветливый тон, Агнесс слегка склонила голову, словно хотела с ним чем-то поделиться.

— Если не ошибаюсь, ваш второй лакей, Филипп, был к ней очень внимателен.

— Вполне возможно, — сказал дворецкий, многозначительно глядя на часы. — Но, поскольку Филипп здесь, мы вполне можем предположит!., что он никак не участвовал в ее исчезновении.

— Наверное. Говорят, что вчера Роуз сильно поссорилась с Нэнси. Может быть, она ушла из-за этого.

— Я про ссору ничего не знаю, — заявил мистер Мэттью. — Более того, я не могу понять, почему сейчас, когда у вас не хватает одной служанки, а вокруг столько всяких дел, вы тратите время на пустую болтовню.

Резкость замечания удивила Агнесс. Дворецкий имел право в случае необходимости устраивать разгон своим лакеям, но он не должен был быть резким с ней.

— Девушка работала со мной, мистер Мэттью, так что я не сплетничаю, а только недоумеваю, что с ней могло случиться.

Неожиданная горячность, с какой она это сказала, удивила обоих. От грубости ее отделяла самая малость, а Агнесс никогда не бывала грубой.

Тонкие губы дворецкого сжались еще плотнее. Всем своим видом он демонстрировал, что не имеет ни малейшего желания обсуждать эту негодницу Роуз.

— Ваши обязанности, миссис Мидоус, не недоумевать, вы должны делать то, что велят вам миссис Тули и я. Ваша служанка исчезла, но это не основание, чтобы забыть все приличия, если, разумеется, вы не желаете последовать за ней.