Темное божество - Бри Деспейн

"Она отказывается идти к доктору. Все, что она хочет, чтобы я молился за нее". Папа вздохнул. Он смотрел устало и подавлено — как будто весь округ опирался на его плечи. "Некоторые люди ожидают чудес".

Я подала ему мятный чай в пакетиках. "Разве не для этого Бог создал врачей?"

Папа улыбнулся. "Теперь иди, и скажи это Мэриэнн? Даже твой брат не может переубедить ее, а ты знаешь, как она его любит. Он сказал ей, что если она пойдет к врачу, то вероятно сразу же будет чувствовать себя достаточно хорошо, чтобы спеть свое соло завтра". Папа опустил голову; его нос почти касался краев кружки. "Я не знаю, где найду ей замену на завтра. И завтра начало следующего семестра".

Папа считал, что каждый заслуживает качественное христианское образование, поэтому он спонсировал два раза в год Академию Святой Троицы.

Восьмидесятилетняя Мэриэнн Дэйк всегда пела свое печально известное соло "Святой Отец, в Милости Твоей," и папа и другие члены Совета Регентов делали доклады о благотворительности и "новых планах." Мама думала, что папа дал так много сообществу, что Джуд и я должны претендовать на стипендию фонда.

"Может быть, я должен был создать детский хор в этом году," сказал папа перед тем, как сделать глоток. "Помнишь, как вам с Джудом нравилось петь с друзьями? Это был лучший детским хор в штате".

"Да, это было здорово," сказала я мягко. Я взяла ложку и размешала свой чай.

Стало резко холодно — или возможно это только для меня. Я была удивлен, что папа снова будет воспитывать детский хор. Джуд, Даниэль, и я создали группу, в то время когда Даниэль жил с нами. Но это продлилось всего несколько месяцев до того, как мы потеряли нашего ведущего тенора. У Даниэля был голос ангела — удивительная глубина и ясность для такого вредного мальчика — прежде, чем этот голос стал скрипучим и горьким, каким я его услышала вчера вечером. Когда мать Даниэля забрала его, это был удар не только для нашего хора и нашей семьи, но больше всего для Даниэля.

"Ты могла бы сделать это," сказал папа.

Я снова пролила свой чай. "Что?"

"Ты могла бы спеть соло Мэриэнн". Папа улыбался, и его глаза святились. "У тебя красивый голос".

"Я не репетировала. Я буду петь, как лягушка".

"Ты действительно можешь спасти ситуацию". Он положил свою руку на мою. "Кроме того, для тебя это будет хороший духовный подъем".

Я смотрела вниз на свою кружку. Я ненавидела его, когда он мог видеть мою душу. Это было похоже, на его собственную специальную супердержаву пастора.

"Я помогу," сказала Черити у меня за спиной. Она приехала из библиотеки с охапкой

книг. "Я могу петь с тобой, Грейс. Это будет дуэт". Черити хитро улыбнулась мне. Она любила петь, когда думала, что рядом никого нет, но я знала, что ее робкий голос не может нести целое соло в переполненной церкви.

"Спасибо. Мне бы этого очень хотелось," сказала я ей.

Папа захлопал в ладоши. "Черити(Charity-Милосердие) никогда не сдается," сказал он, и обнял нас обоих.

В ВОСКРЕСЕНЬЕ УТРОМ

Я закончила тем, что сидела рядом с Доном Муни на временных скамьях хора позади алтаря. Черити, сидевшая с другой стороны от меня, скручивала бюллетень в своих руках. Дон выкрикивал "Могущественная Крепость — Наш Бог" приблизительно на две октавы ниже, чем остальная часть хора. Он пел с таким старанием и неуклюжестью, что мне даже впервые в жизни стало, его жаль.

"Это — позор, а не окно," шептал мне Дон, когда дирижер Конвей поставил его во второй ряд.

Дон смотрел в прозрачные стекла окна, выше переполненного балкона, где раньше было красивое изображение Христа, стучащего в дверь.

Когда огонь, немногим более чем три года назад, уничтожил большую часть балкона, но оставил витраж неповрежденным, все праздновались это, как чудо. Однако все мы оплакивали потерю, когда папа сообщил, что переносная лестница во время реконструкции разрушила окно. И так как витраж был сделан, более чем сто пятьдесят лет тому назад, не было никакой возможности на наш бюджет заменить его.

"Я мечтал, иметь машину времени, чтобы вернуться и остановить огонь," шептал Дон. "Тогда бы он все еще был там".

Дирижер Конвей посмотрел на нас. Шепот Дона больше походил на низкий крик. Я прижала палец к губам. Дон покраснел и резко сел на скамью.

"Как я уже говорил," сказал дирижер, " Академия Святой Троицы может дать надежду и обучение всем подросткам из разных слоев населения. Однако наше дело помогать менее удачливым студентам преуспеть.

Поэтому я прошу, чтобы каждый из вас обдумал этот вопрос: что можете Вы сделать, сколько можете Вы дать, чтобы принести благодать и спасение хотя бы одной душе?" Дирижер Конвей поднес свой носовой платок к губам и сел рядом с моим отцом.

Пока настраивали орган, я сидела, и задавалась вопросом, могло ли бы чье — то спасение действительно быть связано с получение образования в HTA.

Черити потянула меня за рукав. "Теперь наша очередь," прошептала она.

Мы вышли на подиум, и даже притом, что мы вчера репетировали больше трех часов, мои

руки начали потеть. Я посмотрела на аудиторию. Мама, Джуд, и Джеймс сидели в переднем ряду, улыбаясь нам. Пит Брэдшоу пришел позже, и сидел со своей матерью несколько рядов

назад. Он показал мне большой палец.

Мой взгляд, блуждал к окнам выше балкона, и остался там, пока мы с Черити пели.

Я представила витражи с Христом, стоящим за старой деревянной дверью.

"Спросите, и Вы получите это, стучите, и Вам откроют," мой отец когда-то сказал это Дону

Муни, и гигантский человек расплакался. Я вспомнила взгляд Даниэля в часовне, вскоре после первого прибытия Дона в приход. Он смотрел на витраж и задавал тот же самый вопрос, что и я — почему мой отец простил Дона, хотя он причинил ему боль.

"Разве он не должен был рассказать кому-нибудь или позвонить в полицию?" спросил Даниэль.

Я попыталась повторить то, что мой отец сказал мне, но я все еще была растеряна и испугана, и не уверена, что это вышло правильно. "Папа говорит, что мы должны прощать всех. Независимо от того, какую Вы получили от них боль. Он говорит, что люди делают плохие вещи, потому что находятся в отчаянии".

Даниэль прищурил глаза и вытер нос рукавом. Я думала, что он сейчас заплачет, но

тогда он ударил кулаком меня в руку. "Вас Дивайнов никогда не понять". Он засунул свои руки в карманы, и захромал к выходу. По крайней мере, его травмированная нога стала лучше. Всего несколько часов назад, когда мы подобрали его по дороге в церковь, казалось, он едва может шевелить ногой. Даниэль сказал, что упал с дерева грецкого ореха накануне утром. Но я знала, что он лжет. Я с самого утра с мамой высаживала в саду петуньи, и знала, что он не выходил из своего дома.