Золотой желудь - Ольга Батлер

— И что надумал?

— Шины подкачать… — горько пошутил Сергей, обиженный ее равнодушием. — Если тебе на самом деле интересно, то я просто спрашивал себя: ну почему не могу стать самым лучшим для одного-единственного человека? Что я делаю неправильно? Может, ты мне подскажешь, очень тебя прошу.

Маша погладила его руку, и Сергей подумал, что подобный разговор: мольба о любви и холодная ласка в ответ на нее — уже были в его жизни, и совсем недавно. Только теперь роль ему выпала другая. Он жалуется Маше точно так, как Люси жаловалась ему.

— Это пройдет, — сказала Маша. — Ты просто переживаешь смерть бабушки.

Сергей приготовился было с привычной покорностью сменить тему, но в этот раз нервы его не выдержали и он впервые закричал на Машу:

— Да причем здесь бабушка?

Она с легким удивлением отстранилась от него.

— Да при всем. Знаешь, на какой улице мы с тобой находимся?

Он опустил стекло, чтобы рассмотреть табличку на доме, но сквозь дождь было видно плохо, а выходить из машины не хотелось.

— Это Теплый переулок, — сказала Маша.

— Нет такого в районе, — с самоуверенностью коренного москвича отозвался Сергей. — Это улица Тимура Фрунзе, — объявил он, наконец прочитав табличку.

Маша не стала спорить.

— Вон тот дом видишь? — спросила она.

Сергей сквозь капли и подтеки всмотрелся в пятиэтажное старое здание.

— Ну вижу.

— В пятидесятые годы его не снесли, как ваш дом, когда расширяли проспект. На чердаке этого дома есть тайник, оставленный моей бабушкой.

— Ох, и сочинительница ты, Машка! Тебе детективы надо писать.

Перегнувшись к Машиному сиденью, Сергей неловко обнял девушку. И зачем серьезными разговорами ее мучаю, подумал он. Держать в руках любимую — разве это не счастье? А ему, зануде, надо везде галочки поставить, ответы на все вопросы получить.

— Сережа, писательницей становиться не хочу. Мне петь нравится.

— Да все я понимаю. Талант твой тебе покоя не даст. Что ты сейчас проходишь со своей тетенькой из консерватории?

— Арию Снегурочки, где она тает и поет: что со мной, блаженство или смерть? Какой восторг, какая чувств истома… О мать Весна, благодарю за радость, за сладкий дар любви.

— Спой это, а не рассказывай. Я от твоего пения в транс впадаю.

Он уговорил, и Маша спела, впервые глядя Сергею прямо в глаза. У него мурашки побежали по коже от этого негромкого пения, и он растроганно признался, когда она закончила:

— Я сам растаял… Ты станешь большой певицей. Ну к чему тебе этот ресторан, пьяные рожи, которые за тобой увиваются? — ревность давно не давала ему покоя. — Увольняйся, я буду тебя поддерживать.

— Содержанкой хочешь сделать?

— Женой.

Он забыл, что у него уже есть и жена, и дочка. Маша тоже не стала ему об этом напоминать, выслушала предложение благосклонно. Они даже поговорили о будущих детях. Лишь одна запинка случилась — когда прозвучала неожиданная Машина оговорка: «Ничего такого не будет никогда».

Сергей не успел переспросить, потому что его испугало видение: плоть на половине лица девушки словно отвалилась, обнажив кости черепа. Господи, моргнул он, чего только не привидится дождливым вечером в полутемной машине.

— Я хочу туда зайти, — Маша кивнула на дом.

— Давай, — охотно согласился Сергей, окончательно стряхивая наваждение. — Посмотрим, где твои предки жили.

Не раскрывая зонтика, они подбежали к козырьку подъезда. Домофон был сломан, и ничто не помешало войти вовнутрь.

— Все старое, только перекрасили, — Маша любовно посмотрела на литую решетку, погладила перила и пошла наверх, словно не раз поднималась по этим ступенькам.

На последнем этаже они постояли перед дверью.

— Хочешь позвонить? — спросил Сергей.

— Нет. Зачем? — Маша смотрела теперь еще выше, на темную лестницу, которая вела к железной двери с незащелкнутым навесным замком.

Сергею совсем не хотелось лезть на грязный и, возможно, населенный бомжами чердак, но он не мог выказать свой страх перед Машей. Забравшись под крышу, они осторожно пошли по битому стеклу и рваным тряпкам, освещая путь фонариком-брелоком.

— Вторая от входа, — сказала Маша, подойдя к печному стояку. В темноте эти стояки, уже которое десятилетие не дающие никому тепла, были похожи на колонны.

Маша вынула кирпич из кладки:

— А ты не верил, — и протянула Сергею небольшой сверток.

— Ну и дела! Даже надпись имеется дарственная… Прямо как в приключенческом романе. Внучка находит тайник, о котором прочитала в детском дневнике бабушки, — возбужденно прошептал Сергей, когда они развернули промасленную бумагу.

Маша усмехнулась:

— Ну вот ты и развеселился… Не говори больше о черных дырах в своей душе, мальчик. Что ты в них понимаешь? Тебе просто было обидно из-за того, что не все твои желания исполняются.

Сергей поперхнулся от неожиданной метаморфозы, случившейся с Машей.

Она стояла над ним — властная, зрелая, лишь отдаленно похожая на ту юную девушку, которой он недавно собирался покровительствовать. Это и есть ее сущность, подсказало что-то ему. Наконец-то раскрылось.

— Такой тобой я восхищаюсь еще больше. Ты моя настоящая любовь.

— Нет, — отрезала Маша. — Твоя настоящая любовь на меня совсем непохожа. Она маленькая, полногрудая, с веснушками и заплаканными глазами. Ты просто забыл… Ну что, пойдем? — скорее приказала, чем предложила она.

Сергей потом этот обратный проход по чердаку прокручивал в памяти десятки раз, как видеофайл, особенно проверяя момент, когда они начали спускаться. Он растерянно пошел первым, и она — за ним, ведь он слышал шаги за своей спиной. Показалось ему, что шаги стали удаляться, или это он позже придумал? Одно оставалось несомненным: когда он обернулся: «здесь черт голову сломит!» — Маши рядом уже не было.

Сергей обошел чердак, умоляя ее прекратить дурацкие шутки. Он обнаружил запертые выходы в другие подъезды. Потом он догадался позвонить Маше, и радостно бросился в черный закуток, откуда понеслась мелодия ее мобильника — танец Феи Драже из «Щелкунчика». Но музыка смолкла.

Он набрал номер снова — танец зазвучал из другого угла. Сергей направился туда, бросился за печной стояк, куда переместилась мелодия. Под ногами испуганно запищали — он едва не наступил на крысиное гнездо. Рядом на полу лежал Машин мобильник…

Сергей вышел из подъезда через час, а может, и два. Посидел в машине, глядя на нарисованное Машей сердечко и задумчиво вертя в руках сверток из тайника, и вскоре ему пришла в голову счастливая мысль, что Маша ждет его в бабушкиной квартире. Он помчался туда, но квартира оказалась пустой. Маша совсем исчезла.

Семнадцать часов на поезде, три на автобусе — наконец он приехал в этот северный городок. Справочно-адресное бюро располагалось в одном здании с почтой. Дожидаясь ответа на свой запрос, он слушал, как незнакомая девочка диктует отцу:

— … дис-тан-ционная, с двумя «Н»… олимпиада по математике.

— Да знаю я, как слово пишется, — пробормотал мужчина. Он надписывал заказное письмо с работой дочери.

— Ну, конечно, — с ласковой иронией заметила она, и Сергей подумал, что девочка всего лет на шесть постарше его Дэниэлы.

Наконец на фоне полок с папками снова возникла строгая, в бифокальных очках, работница бюро. Сергей ожидал увидеть в ее руках листочек, но руки женщины были пусты. Она не обнаружила в списках никакой Марии Витальевны Грошуниной. И вообще, люди с такой фамилией в этом городе никогда не жили. Сергей не был удивлен или даже расстроен этой новостью. Наплевать, поймал он себя на мысли. Пусть всё летит в огнедышащую воронку, если уж таковая образовалась.

Он вышел из бюро и вскоре устроился в убогом номере единственной городской гостиницы — двухэтажной, похожей на частный дом с неухоженным палисадником.

— Я говорила, что она аферистка! — позвонила мать. — Я только что узнала, все деньги в банке на ее имя оставлены. Вот погоди, она явится с завещанием на квартиру! Шесть месяцев, которые по закону положены, еще не прошли… Господи, и даже после этого ты продолжаешь… Сереженька, — вдруг всхлипнула она, — может, тебе в церковь сходить, или к бабке какой… Я квартиру освятила уже.

Потом ему позвонила Люси:

— Дочь хочет с тобой поговорить.

Трубку сразу выхватила Дэниэла:

— Когда ты вернешься? — спросила она по-английски. — Мама мне говорит, мы скоро насовсем поедем в Англию.

— Обязательно вернусь, моя горошинка, — ответил он тоже по-английски, сглатывая комок в горле.

Сергею стало душно в этом по-советскому казенном номере. Он вышел из гостиницы и бесцельно побрел по чужому городку, который Маша зачем-то называла родным. Это был сонный городок с таким же сонным купеческим прошлым. На главной улице с голубыми огромными елями, которые в наступающих сумерках показались фиолетовыми, рядом с новеньким супермаркетом, стояло недавно покрашенное здание с псевдоампирными колоннами. «Краеведческий музей», — прочитал Сергей.