Стеклянная любовь. Книга 2 - Алексей Резник

Глава 11

Над сверкающими шпилями самых высоких башен дворцов Горних Королей влекомые вялым западным ветром медленно плыли кудлатые грязно-серые облака. Некоторые из облаков – наиболее бесформенные и громоздкие, цеплялись мокрыми блестящими краями за острые кончики шпилей, покрывая их пятнами безобразного на вид налета, немного напоминающего талый мартовский снег, густо перемешанный с поросячьим пометом. На гладкой поверхности шпилей желеобразные облачные осадки, естественно, долго не задерживались и почти сразу после выпадения начинали неудержимо скользить вниз прямо на крыши куполов, выложенных в праздничную красную, желтую и синюю ромбовидную клетку. Специально натренированные уборщики из низшего разряда Слуг опасно балансировали на великолепно отполированных крышах куполов. Балансировали они при помощи длинных швабр, которые им ни в коем случае нельзя было выпускать из рук, если, конечно, кто-нибудь из уборщиков не решал покончить со своей собачьей жизнью и добровольно не рухнуть с многометровой высоты и не разлететься тысячами осколков по грязной булыжной мостовой. Их основной обязанностью во время дежурства на куполе являлась немедленная уборка выпадавших облачных осадков, дабы они не портили праздничный вид шпилей и куполов, чтобы, в свою очередь, неубранная облачная грязь не угнетала и без того расшатанную психику тех, кто обитал под этими шпилями и куполами – так называемых Горних Королей, высшей правящей касты Страны Окаменевшей Мерзости. В общечеловеческом понимании все без исключения Горние Короли представляли собою полных классических ублюдков, с самого рождения не старавшихся культивировать в себе ни одного положительного качества и никогда в своем поведении не стремившихся к альтруизму.

Уборщики на купола избирались из числа наиболее строптивых пленных, и любимой забавой членов королевских семей была стрельба из рогаток по уборщикам во время эквилибристически головокружительных и смертельно опасных уборок. В процессе подобных забав особ королевской крови, как правило, погибал каждый десятый уборщик. Но, несмотря на это печальное для уборщиков обстоятельство, проблемы нехватки кадров в штате королевских Слуг не возникало. Потому что во время ежегодных Праздников в мир Идиотов широко распахивались Окна, и отряды хорошо вооруженных баирумов неизменно приводили в казармы Дворцов десятки тысяч пленных Идиотов.

В Большом Хрустальном Замке владыки Десятого Яруса Ветвей Нограсса 14-го за несколько часов до начала Праздника с нетерпением ожидалось начало традиционного предпраздничного Цветного Снегопада – как и во всех остальных фамильных королевских твердынях. Но предпраздничный ветер никак не мог прогнать прочь упрямую грязно-серую облачность, чтобы освободить небо для праздничной фиолетовой зари, внутри которой рождались цветные снежные метели. Поэтому на куполе Хрустального Замка короля Нограсса в описываемый нами день дежурила и ни минуты не оставалась без работы бригада уборщиков из двенадцати человек. Длинный и острый, как боевая пика баирума, шпиль Замка увенчивал флюгер в виде головы клоуна, увенчанной дурацким пестрым колпаком. Лицо клоуна украшала широкая гнилозубая улыбка – от правого до левого уха, волосатые ноздри большого красно-фиолетового носа беспрестанно с шумом втягивали воздух, в мутных, как у издыхающей от бешенства собаки, глазах, навеки застыла бессмысленная ярость ко всему окружающему миру и особенно – к капризным переменчивым ветрам, заставлявшим кружиться вокруг оси его бедную голову, живущую жуткой противоестественной жизнью.

В большом тронном зале Замка наблюдалось, как уже было отмечено выше, заметное оживление, вызванное ожиданием начала Цветного Снегопада. Собственно сам Нограсс 14-й сидел, подогнув коленки, на старинном фамильном троне и щелкал так называемые «хмельные орехи», собираемые с могучих хвойных деревьев «мудараков» или просто – мудараковых деревьев. Щелкал их король с самого утра и выщелкал не менее целого большого шелкового мешка, и был по этой причине уже изрядно «навеселе». Хотя по настоящему весело королю, конечно же, не было – алкоголь никогда не приводил его в хорошее расположение духа. Нограсс доходя до соответствующей кондиции, окончательно превращался, если говорить словами одного древнего поэта, в «сосуд с мерзостью». Но пока он до соответствующей кондиции не дошел, а просто молча продолжал щелкать мудараковые орехи и внимательно наблюдал за своими многочисленными братьями, дядьями и племянниками, сновавшими по тронному залу между празднично накрытыми столами.

Столы ломились от ярких экзотических блюд и напитков, но без команды короля никто не смел к ним прикоснуться. Поэтому кроме противных звуков расщелкиваемых орехов в тронном зале слышались лишь тяжелые вздохи страдавших с похмелья королевских родственников, бросавших жадные взгляды на большие бутыли с огненно-крепкой сикерой, где плескались и строили через зеленоватое бутылочное стекло голодной и злой королевской родне обидные рожи проказливые спиртовые бесенята и винные тритоны-мушкутумы. Бесенят и тритонов выращивали на специализированных фермах Ведьмы из Пятого Яруса, жившие среди густых лепидодендроновых лесов по берегам Пьяной реки (Омизерты), в которой вместо воды, по слухам, тек чистый спирт. Ведьмы, жившие дружными общинами, делали специальные запруды, в которых и разводили, неизменно пользовавшихся огромным спросом на всех Ярусах спиртовых бесенят, винных тритонов и редких и очень дорогих коньячных жаб.

Душевно-психологическое состояние Нограсса усугублялось еще тем невероятным обстоятельством, что он влюбился. Во всяком случае, королю так казалось. На стене, прямо напротив трона, возле ярко полыхавшего смолистыми чурбаками камина, среди узорчатых шерстяных ковров улыбалась роскошная девушка, талантливо изображенная на огромном мозаичном портрете. Губы девушки были выложены из настоящих рубинов, глаза – из сапфиров, а густые кудри рассыпались по плечам сверкающим толстым слоем золотого напыления. Пламя камина бросало на чудесные черты лица девушки желто-оранжевые блики, и в результате постоянно менявшихся светотеней казалось, что золотоволосая красавица то улыбается, то кокетливо подмигивает Нограссу 14-му сразу обоими глазами.

Нограсс твердо решил сделать девушку, изображенную на портрете, своей женой и, соответственно, Королевой и хозяйкой Хрустального Замка. Проблема заключалась в том, что в эту ночь ее отправили через Окно на Вылазку и имелся риск, что она может оттуда не вернуться, тем более, что еще не прошло и года ее пребывания в Ярусных Королевствах и сердце будущей королевы не успело превратиться в кусок голубого полужидкого хрусталя. К тому же шпионы Нограсса доставили ему абсолютно точные данные о том, что на золотоволосую девушку имеют серьезные виды несколько других холостых Горних Королей и Лесных Хозяев. И сейчас перед Нограссом стояла весьма сложная задача со многими неизвестными. Ну и к тому же хозяйство Нограсса 14-го за последнее время начало испытывать большой дефицит в рабочей силе, что само по себе представляло большую экономическую и политическую опасность для всего Королевства. А распределение пленных Идиотов в Конфедерации Ярусных Королевств уже пятый год перестало носить упорядоченный и спокойный для всех участников дележа характер.

Нограсс начал щелкать второй мешок, и настроение его окончательно испортилось:

– Убуга! – неприязненно произнес он, обращаясь к начальнику службы безопасности. – Ты точно уверен, что Мойкер не подведет нас?!

– Мойкер еще ни разу никого не подводил! – твердо заверил Короля высокий сутулый Убуга, у которого прямо посреди шишковатого лба беспокойно бегал из стороны в сторону темно-желтым зрачком третий глаз. – Мойкер никогда не ошибается – принцесса Каламбина будет нашей, мой господин!

Глава 12

Серебристые нити фольгового дождя, щедро вплетенные в затейливый бамбуковый полог, занавешивающий вход в ресторанный зал, с шуршанием раздвинулись, и навстречу Славе из окрашенного красно-синим огнем цветомузыки полумрака внутренностей «Зодиака» выпорхнула стайка девчонок наподобие той Аленки, что недавно спрашивала у него закурить на ступеньках ресторанного крыльца. Девчонки обдали Славу волнами смешанного аромата дорогих французских духов качественного польского разлива, американских сигарет, ярко-голубого, как медный купорос, модного фруктового ликера «Кюрасао» и обычной русской водки. Все они были в одинаковых коротких юбках, сапогах-ботфортах и блестящих «лосинах», обтягивавших тонкие ножки. И взгляды, какими они окинули с ног до головы Славу, тоже хранили совершенно одинаковое выражение. «Штампуют их что ли, где-то на какой-то бл…ской фабрике?», – подумал, посторонясь, Слава. – «Наверное, здесь, правда, бывает весело – в этом „Зодиаке“!». Он широко раздвинул руками сверкающую занавесь входа в грот наслаждений и вошел туда. Бахрома из новогодней мишуры с шуршанием сомкнулась за спиной Славы непроницаемым пологом, и он остался один на один с уютным красно-синим полумраком, пропахшим жареным мясом, табачным дымом и перегаром.