«Ворон» - Михаил Ахманов

— Хм-м, — в глубокой задумчивости произнес де Пернель, — хм-м… — Внезапно лицо командора просветлело — кажется, он примирил долг благодарности, свои обеты и чувствительную совесть. — Я не стал бы служить пиратам, но флибустьеры из Вест-Индии — дело другое, — молвил он. — Надеюсь, вы не будете грабить христиан? Топить корабли испанцев, британцев и французов? Суда из Генуи, Венеции, Сицилии?

— За испанцев не поручусь, испанцев мы не любим. Но обещаю первым в драку не лезть. А что до обороны так этого Господь не запретил. Всякая живая тварь имеет право обороняться.

— Всякая, даже магометане, — согласился де Пернель. — Я вижу, мессир капитан, что вы человек разумный, и я могу послужить вам без урона для рыцарской чести. В чем приношу обет и клятву! За себя, за Антонио, Луи и Жана, солдат ордена! А мастер Броснан пусть сам решает.

— Я согласен, — молвил мореход из Бристоля. — Я тоже клянусь! У меня к магометанским собакам длинный счет.

— Ваши клятвы приняты. Боб, отведи их в каптерку, выдай одежду, оружие и вели накормить, — сказал Серов. — А я… я и мои офицеры… мы должны исполнить свой печальный долг.

В сопровождении Тегга и ван Мандера он спустился на шканцы. Там уже собралось с полсотни человек, большая часть команды. Люди замерли в мрачном молчании, многие — в повязках, на которых выступила кровь. Рик и Кактус Джо придерживали доску, протянутую над планширом, и около них стояли братья Свенсоны.

Серов двинулся вдоль ряда убитых, громко называя их имена и объявляя наследников[22]. Он помнил всех, и плававших с ним на «Вороне» со времен капитана Брукса, и нанятых на Тортуге, — всех, кто пожелал идти с ним в Московию, на службу государю Петру. Пожелал идти, да не дошел…

Ряд закончился.

— Молитву, капитан, — напомнил ван Мандер.

— Да, разумеется. — Серов повернулся к толпе и увидел среди своих людей Робера де Пернеля. Он был в прежних своих лохмотьях — видно, до каптерки так и не дошел. — Шевалье! Вы — командор Мальтийского ордена… Известна ли вам молитва на латыни, подходящая к случаю?

— Я постараюсь вспомнить, мессир капитан. Наш орден теперь не совсем монашеский, но еще с тех времен, как мы дрались за Святую Землю, мы провожали убитых в Царство Божие. Много их было… тысячи и тысячи…

Рыцарь извлек откуда-то из-под лохмотьев крохотный крестик, поцеловал его и начал ровным тихим голосом читать отходную на латыни. Слова падали в тишину. Не гудели снасти, не шумела вода, не свистел ветер, не хлопали над головой паруса… «Мертвый штиль, — подумал Серов. — Мертвый, дьявол! Болтаемся тут как дерьмо в проруби, а Одноухий Караман уже, должно быть, в Эс-Сувейре…»

Молитва закончилась. Он махнул рукой Олафу, Стигу и Эрику, и те подняли первый труп, положили на доску. Доска накренилась, и тело, завернутое в холстину, с чугунным ядром в ногах, плеснув, ушло под воду. Свенсоны ухватили второго мертвеца.

Шуршание холстины, скрип трущейся о планшир Коски и плеск… Это повторялось снова и снова. Ряд убитых становился все короче, потом на палубе остались лишь живые. Однако не расходились, ждали.

— Лекарь, проверь, как там Дэнни Грант, — велел Серов.

Хансен полез на орудийную палубу, потом высунул голову из люка и скорбно опустил глаза. — Преставился?

— Да, капитан.

Вздохнув, Серов кивнул братьям Свенсонам:

— Выносите! — И тихо пробормотал на русском: — Покойся с миром, Дэнни Грант! И пусть Господь тебя помилует…

Зашуршал холст, грохнуло о палубу ядро, скрипну, ла доска, плеснули холодные океанские воды.

С начала XV века пиратство в Средиземном море почти целиком сосредоточили в своих руках мусульмане, и с этих пор оно приобрело, можно сказать, религиозную окраску.

Глава 3

МЕРТВЫЙ ШТИЛЬ

В полдень Серов сменил ван Мандера и отстоял восьмичасовую дневную вахту. Время тянулось бесконечно. Расхаживая по квартердеку, он пытался прогнать мысли о Шейле, но они возвращались, как стая голубей к рассыпанному пшену. Он то проклинал безветрие, то подсчитывал, сколько осталось на судне пороха и ядер, то прикидывал, с какой скоростью идут на веслах шебеки Ибрагима Карамана — получалось, что если примерно как пешим ходом, то часов через десять-пятнадцать они уже будут у берега, у пирсов Эс-Сувейры. И где окажется его любимая супруга? То ли в яме под палящим солнцем, то ли в темнице с крепкими замками, и это было бы лучшей из всех возможностей. О худшей, о том, что поздно или рано она попадет в чью-то спальню, он старался не думать, перебивая эту мысль планами по захвату Эс-Сувейры или хотя бы гавани с причалами и кораблями. «Ворон» был не самым крупным из боевых фрегатов, но все же его пушки, двадцать четыре тяжелых орудия, могли сровнять с землей любое поселение, где не имелось мощных защитных бастионов и береговых фортов. Африканский городок с глинобитными хижинами и стенами из необожженных кирпичей был беззащитен перед бомбардировкой. Во всяком случае, так полагал Серов.

Его экипаж успел передохнуть после ночного боя, поесть и выпить дневную порцию спиртного. Люди, однако, ворчали, и штиль усиливал чувство беспомощной злобы — никаких прибытков сражение не принесло, а одни лишь раны, гибель товарищей да потерю испанского галеона. Но в этом не было вины их предводителей, потому ворчание не предвещало мятежа. Серов, тем не менее, понимал, что злость команды должна на кого-то излиться, и лучше, если это будут сарацины.

Груду оружия, оставшегося после перебитых мусульман, убрали с палубы, частью распределив среди корсаров, частью отправив в корабельный арсенал или прямо за борт. Сабли местной марокканской работы не являлись ценностью, но нашлось несколько дамасских клинков, французских и испанских пистолетов и ятаганов из хорошей стали. Были еще кривые ножи, которые Деласкес назвал джамбиями[23], и даги с клеймами миланских мастеров — наверняка с ограбленного судна из Италии. Одежды оказалось немного — все больше штаны и безрукавки, фески и короткие сапожки. Мортимер выбрал пару сапог, Обрядился в шаровары непомерной ширины, напялил феску и сделался похож на турка: ходил, отставив зад, помахивал ятаганом да лопотал на тарабарском языке. Команда потешалась — особенно Страх Божий, у которого были давние счеты с магометанами.

Палубу отмыли и выскребли, заменили порубленный планшир, и плотник Донован с помощниками трудился до заката, пристраивая на место новые бизань-гик и бом-утлегарь. Корпус не имел пробоин, такелаж, не считая дюжины разрезанных канатов, тоже уцелел, орудия, паруса и рангоут были в полном порядке. Главной потерей «Ворона» являлись погибшие или захваченные в плен бойцы, но тут уж сам Творец помочь не мог — Матросов в океане не заменишь.

Отоспавшись после вахты, ван Мандер поднялся к капитану, заметил, что тот не в себе, и повел успокоительные речи. Дескать, штиль поздней осенью — большая редкость, и надо ждать, что ветер задует ночью или с утра и будет, скорее всего, попутным, северо-восточным; хочешь — иди к африканскому берегу, хочешь — к Гибралтару или к британским портам. У атлантического побережья Африки и в Средиземном море ван Мандер не бывал, но, будучи опытным шкипером, кое-что слышал об этих краях. Море, по его словам, было еще коварнее океана; хоть не имелось в нем огромных валов и страшных тайфунов, зато налетали внезапные шквалы и бури, а навигация у континентов или среди островов, что в Эгейском море, что в Тирренском, Адриатическом и Ионическом, требовала доскональных знаний о бухтах, гаванях, глубинах, дельтах рек и каждой скале, каждом подводном камне. И потому, толковал ван Мандер, если решит капитан идти в Тунис или Алжир, понадобятся лоцманы, а значит, нужно вспомнить про Абдаллу и Деласкеса. Хвастали ведь, что знают африканский берег как свою ладонь!

Серов отвечал в том смысле, что, может, не придется в Средиземье плавать — может, явятся они в Эс-Сувейру, разгромят басурман, выручат своих, а Караману наденут пеньковый галстук и вздернут быстро и высоко. Но умудренный жизнью ван Мандер пробормотал что-то на голландском и перевел: будь желания лошадьми, нищие ездили бы верхом. А после добавил, что мельницы Господни мелют медленно.

В девятом часу, когда пала на океан темнота, Серов, сдал вахту Сэмсону Теггу и отправился к себе. Их с Шейлой каюта была в кормовой надстройке и выходила иллюминаторами на балкон, тянувшийся вдоль всей кормы. Палубой ниже жили офицеры, и там, в кают-компании, сверкали бронзой два орудия, а еще был стол, за которым питался командный состав; при необходимости на нем расстилали карты и делали расчеты для верной навигации. Серов, однако, вниз не спустился, а зажег побольше свечей, нашел среди трофейных испанских карт искусно раскрашенные портуланы с чертежами Северо-Западной Африки и разложил их на койке. Береговая черта показалась ему искаженной, но океан и моребыли на месте, а также острова, от Канар до Мальты и Сицилии. На одной из карт, видимо старинной, испанский картограф нарисовал в морях дельфинов и каравеллы с наполненными ветром парусами, в Атласских горах — разбойников в тюрбанах и с кривыми саблями, а в пустыне Сахаре — львов и драконов, бедуинов наверблюдах, страусов, змей и всякие иные чудеса. На побережье были помечены порты: Эс-Сувейра, Сафи, Касабланка, Рабат, Танжер, Сеута, Алжир, Тунис и кое-кто еще. Были и материковые города, с названиями, которые помнились Серову, хотя и смутно: Фес, Марракеш, Мекнес[24]. Порты и города изображали башенки, размер которых, вероятно, определялся мощью укреплений и силой того или иного правителя, султана, бея или аги. Башня Эс-Сувейры показалась Серову не очень впечатляющей.