Мальчик из Холмогор (1953) - Ольга Гурьян

— Но ведь воздух нельзя видеть? — упрямо сказал Миша. — Он прозрачный.

— Нет, иногда можно видеть. Хотя до сих пор никто, кроме меня, этого не видел... Ты не хочешь спать?

— Очень хочу. А я это увижу?

— Увидишь когда-нибудь. Спокойной ночи. А я ещё побуду здесь.

В эту ночь Миша спал крепко, как у себя дома, в Матигорах, и совсем не видел снов.

Глава седьмая

Рядом с кабинетом Ломоносова была комната, где в часы, свободные от лекций, занимался студент Илья Абрамов, помогавший Михайлу Васильевичу по делам географического департамента. Сюда принесли полученную накануне посылку с образцами руд. Михайло Васильевич, уходя, попросил:

— Пожалуйста, Илья, разбери образцы, проверь их по списку и расставь по местам. А те, которые я в списке отметил, поставь особо — они мне сейчас понадобятся.

Михайло Васильевич уехал, а Илья Абрамов принялся за работу. Миша стоял рядом и смотрел, как он достаёт из ящика аккуратно завёрнутый кусок руды, снимает обёртку и, рассмотрев приклеенный к камню бумажный билетик, отмечает в списке и откладывает в сторону.

— Можно, я вам помогу? — спросил Миша.

— Нет, — ответил Абрамов, — пожалуйста, не мешай мне. Если тебе нечего делать, почитай книжку. Вон их сколько на полках стоит.

Миша попытался сунуть нос в одну книгу, в другую, но ничего не понял. В одних книгах страницы сплошь были покрыты цифрами и знаками, и только изредка попадалось между ними несколько строчек, напечатанных на непонятном языке, другие все были написаны на неизвестных языках, а если встречались картинки, то ничего в них нельзя было понять. На картинках были разные линии, переплетавшиеся, словно кружево, какое плетут в Матигорах. Там, где линии встречались, стояли буквы, большие и маленькие, но к чему это и что это, Миша не мог сообразить.

Среди всех этих ненужных Мише книг наконец попалась одна на русском языке. Он немного полистал её, и она показалась ему любопытной. Называлась книга «О слоях земных. Сочинение М. В. Ломоносова». Миша забрался на диван и начал читать:

«...Что говорят включённые в янтарь червяки и другие гадины: пользуясь летнею теплотою и сиянием солнечным, гуляли мы по роскошествующим влажностью растениям, искали и собирали всё, что служит к нашему пропитанию; услаждались между собою приятностью благорастворённого времени и, последуя разным благовонным духам, ползали и летали по траве, листам и деревьям, не опасаясь от них никакой напасти. И так садились мы на истекшую из дерев жидкую смолу, которая нас, привязав к себе липкостью, пленила и, беспрестанно изливаясь, покрыла и заключила отвсюду. Потом от землетрясения опустившееся вниз лесное наше место вылившимся морем покрылось: деревья опроверглись, илом и песком покрылись, купно со смолою и с нами; где долготою времени минеральные соки в смолу проникли, дали большую твёрдость и, словом, в янтарь претворили...»

— Что это — янтарь? — спросил Миша студента Абрамова.

— Окаменевшая смола, — ответил тот.

— А вы видели янтарь?

— Видел. Хочешь, я тебе покажу?

В соседней комнате, в шкафах и на полках, лежало множество всяких камешков, каждый с приклеенным к нему ярлычком и номером.

— Вот янтарь, — сказал Абрамов и положил на Мишину ладонь несколько кусочков.

Янтари были глубокого жёлтого цвета — одни прозрачные, как мёд, другие мутные и в разводах, как мёд, смешанный с молоком. И действительно, в одном куске виднелась заключённая в него мушка, а в другом — маленький червячок.

— А вот смотри, — сказал Абрамов: — на каменном угле отпечатался лист папоротника. Уголь и сам образовался из растений. Смотри: вот этот тёмносерый камень называется шифер или сланец, потому что он слоистый и легко разделяется на пластины. Когда-то он был илом на морском дне, и на этом кусочке виден рыбий позвонок. И вся гора, от которой отломили этот шифер, была когда-то морским дном. Вот ракушки, найденные на суше, но это морские ракушки. Михайло Васильевич изучает перемены, которые претерпела земная поверхность, а по ним выводит законы, как искать полезные ископаемые.

— Сколько камней! — восторгался Миша. — Какие красивые, и как их много!

И действительно, тут были камни гладкие, белые и сквозные, словно стекло. Были совсем чёрные и чёрные с белыми искрами, пятнами, стружками. Всякие пёстрые и одноцветные. Красные, жёлтые, синие, вишнёвые. Тут были такие крепкие, что, наверно, нелегко было их расколоть, и такие хрупкие, что стоит к ним притронуться — и они рассыплются песком. Были камни слоистые, разделяющиеся на пластинки, и ноздреватые, будто размытые дождями. Были камни, похожие на раковину, на ежа, на рыбью кость...

— Но это уже не камни, а окаменелости, — сказал Абрамов.

— Да когда же Михайло Васильевич собрал их? — удивлялся Миша. — Ведь у него совсем времени нет!

— Он их и не собирал. Он написал на различные заводы, что очень хотел бы получить пески, глины и камешки небольшие, и если встретятся части животных и растений, превратившиеся в камень или в самые руды, то их тоже присылали бы, и что это нужно для пользы науки. И теперь заводские люди собирают и шлют образцы. А Михайло Васильевич составил книгу «Практическое руководство». Он уже послал её на заводы. В этой книге он пишет о металлах и минералах, о рудных местах и приисках и как находить новые жилы.

— А как находить новые жилы? — спросил Миша.

— По окраске и вкусу воды в ручьях, текущих с гор. По цвету земли. По тому, что на горах, в которых руды родятся, деревья растут низкие, кривоватые, суковатые, с бледной листвой. И по этому руководству уже открывают новые месторождения... Ну, всё посмотрел? — И Абрамов запер шкаф.

— А откуда вы столько знаете? — спросил Миша. — Вас в гимназии научили?

— И в гимназии и в университете, а больше всего я научился от самого Михайла Васильевича.

— Я тоже скоро в гимназии буду, — сказал Миша. — Михайло Васильевич обещался на той неделе отдать меня в гимназию. Ещё три дня осталось.

— Очень хорошо, — ответил Абрамов и опять сел за свой стол.

А Миша устроился на диване и читал до самого обеда.

Глава восьмая

Наконец-то портной принёс новый кафтан! Миша надел его и посмотрелся в зеркало. А Матрёша и Леночка начали над ним подшучивать.

— Настоящий ты медвежонок, Мишенька! — сказала Матрёша. — Ходишь, ноги прямо ставишь и стучишь громко. А у нас, по-городскому, ступают легко и носки вывёртывают. Вот так. Ну-ка, ещё раз!

И обе заливались смехом.

— А кланяешься, будто тебя стукнули. Надо вот так: плавно, руку вперёд протянуть и будто проводишь черту по полу этой рукой.

Миша поклонился, а Леночка засмеялась так громко, что он обиделся и ушёл.

В своём новом кафтане Миша показался Илье Абрамову, сходил в лабораторию, в мастерскую и даже на конюшню, к кучеру Пантюше, с которым успел подружиться. И все его очень хвалили и говорили, что теперь в Матигорах его не узнают.

Когда Миша вернулся в дом, то встретился в коридоре с маленьким старичком в тёмном суконном кафтане. Старичок держал подмышкой свою шляпу и небольшой пакет, завёрнутый в цветной платок. Увидев Мишу, он поклонился. Миша смутился, так как не привык, чтобы ему кланялись первому, и постарался выразить своё почтение — расшаркался так, как его только что обучали.

Тут старичок, чуть заметно усмехнувшись, спросил, дома ли Михайло Васильевич. Миша ответил, что нет, но обещался скоро быть, и повёл его в кабинет подождать. Но, видно, старичок уже бывал в доме и знал порядки лучше Миши и прямо прошёл мимо кабинета, в комнату студента Абрамова. Абрамов ушёл в университет на лекцию, и комната была пустая.

Здесь старичок сел на край стула, поближе к дверям, бережно приподняв полы кафтана, и положил пакет и шляпу под стул. Миша сел против него, подпёр лицо ладонями. Старичок посмотрел на него внимательно и спросил:

— А позвольте узнать, кем вы приходитесь Михайлу Васильевичу?

Миша назвал себя и объяснил, что приехал в Петербург учиться.

— Счастлив, кто в отроческих годах прикоснулся к науке, — задумчиво сказал старичок.

— А вас маленького не учили?

— Учили колотушками по загривку.

— Колотушками? — И Миша недоверчиво засмеялся. — Какое же это ученье?

— Обыкновенное. Где нищета, где темнота, там и побои. В народе даже выражение есть «учить» вместо «бить». Вы, конечно, племянники знатной особы и родители у вас состоятельные — вам мои слова за шуточку кажутся. А я от этих шуточек до сих пор не опомнюсь.

Старичок достал из кармана платок и табакерку, щёлкнул по крышке, открыл её и, достав щепотку табаку, задумчиво поглядел, но нюхать не стал, а заговорил:

— Отец мой работал на пороховом заводе. И, подросши, я на его место вступил. Грамоте я не знал. Вокруг меня люди такие же были все тёмные, книги в глаза никогда не видели. Неделю они проводили в тяжёлых трудах, а в праздники гуляли и дрались. Эта жизнь мне казалась незавидной, и я стал искать путей, как бы научиться лучшему. Поговорка есть такая: «Рыба ищет, где глубже, человек — где лучше».