Белое проклятие караханы - Василий Лягоскин

Очередная жертва огляделась вокруг. Ее испуганный взгляд не доставал высоких потолков и стен помещения, погруженного в полумрак; она замерла, наткнувшись взором на бледное лицо Повелителя. Потрясенная чернокожая девочка, впервые в жизни увидевшая белолицего человека, невольно вскрикнула.

Довольный ее страхом Узох быстро преодолел разделявшее их расстояние; сильно рванул вниз простое девичье одеяние – длинную, до пят, кафию.

Полотно, не выдержав, треснуло, разом оголив тоненькую фигурку. Удовлетворенно кивнув, Узох потащил всхлипывающего ребенка к ложу, почти не заметному во тьме. Он бросил ее на жесткое одеяло, когда стены замка вдруг потряс удар. Пламя единственной горящей свечи испуганно заметалось в сгустившейся темноте. Со стен что-то с мягким стуком посыпалось на густой ковер. В углу – у столика – из упавшего на тот же ковер кубка брызнуло, разливаясь и медленно впитываясь, драгоценное вино.

Узох застыл, силясь понять причины катаклизма. Потрясение закончилось, перейдя в глухой подземный гул.

Повелитель вернулся было к своей жертве, чтобы вскоре убедиться, что продолжения этой ночью уже не будет. Поняв просыпающимся женским чутьем, что одной опасности она сегодня избежала, девочка несмело улыбнулась. Лучше бы она этого не делала. Впрочем, изменила бы ее покорность что либо в ее участи? Вряд ли.

Узох, прекрасно видевший в темноте, грозно нахмурился. Знать даже о временной слабости Повелителя не позволительно было никому! Девочка, которую Узох подтащил за длинные волосы к столику, поняла это слишком поздно. Кувшин, поднятый с ковра, обрушился на ее голову. Коротко вскрикнув, девочка упала на пол. Темное пятно на ковре начало расти, питаемое кровью жертвы.

Взяв со столика серебряный колокольчик, Узох несильно дрогнул кистью. Он не стал дожидаться прислужников, которые всегда были за дверью. Те, уже вышколенные, знали, что им предстоит делать – редкая жертва покидала покои Повелителя живой.

В соседнюю комнату, куда прошел Повелитель, доступа не было никому. Кроме каменных, ничем не облицованных стен, в ней было только огромное вогнутое зеркало, подобного которому – знал Узох – в подлунном мире больше не было. Зеркало было обрамлено по кругу рядом странного вида свечей. Узох зажег их поочередно, привычно исторгнув из указательного пальца струю пламени.

Комнату заполнил приторный чад горящего человеческого жира. Повелитель невольно поморщился – не столько от этого отвратительного запаха, сколько от воспоминаний тех жуткий мгновений, когда изготавливал эти колдовские атрибуты из плоти замученных жертв. Самолично – иначе бы свечи не стали подчиняться ему.

Узох произнес заклятие. Зеркало медленно осветилось. Повелитель заметно оживился – ведь зеркало уже семь дней не отвечало ему. В сущности, зеркало было огромным оком, связывающим Повелителя незримыми нитями с глазом Чернобородого, где бы тот не находился. Узох предполагал, что в тех таинственных землях, куда он отправил одного из самых доверенных, а главное – самых опытных -адептов, зеркало может не сработать. Тем большим было его нетерпение.

Набравшее четкость волшебное око не радовало разнообразием картинки: высокое небо, облака, мелькнувшая ветка неизвестного дерева.. Повелитель послал Чернобородому мысленный призыв. Адепт не ответил, и Узох понял – Чернобородый мертв. А вместе с ним и весь его отряд, набранный с великим трудом – нелегко было в центре Черного континента набрать полсотни белых воинов. Таких, что не разбежались бы вдали от власти Повелителя. И он нашел таких. Сбежавшие из родных краев преступники и искатели приключений, они разными путями попали к Узоху, где составили отборный отряд. А кого еще можно было послать в глубь Белого континента – не темнокожих же прислужников, составлявших подавляющее большинство адептов бога, чьим живым воплощением на земле называл себя Повелитель Узох.

Внезапно в зеркале появился огромный клюв. Полная мертвой плоти лодка, медленно плывущая по Большой реке, привлекла к себе внимание семьи черных воронов. Клюв стремительно вырос в размерах и стекло покрылось четью мелких трещин. Узох закричал, прикрыв ладонью левый глаз, в который словно попал осколок волшебного стекла. И этот крик донесся до умершего уже мозга Чернобородого. Тело его вдруг вздрогнуло, и даже попыталось приподняться, но лишь скатилось с груды других трупов. Тяжело груженая лодка накренилась и, зачерпнув краем борта волну Большой реки, вдруг начала переворачиваться, роняя свой страшный груз в воду – навстречу жадным пастям обитателей речных глубин.

Зеркало, покрытое узором трещин, налилось голубым, темнеющим с каждым мгновеньем цветом. Узох бросился к дверям, понимая, что совсем скоро и этого цвета не будет – как только глаз Чернобородого разжует какая-нибудь прожорливая рыба.

– Любина ко мне, быстро, – бросил он в отворившуюся дверь, и мертвая тишина, которая всегда сопровождала колдовские бдения Узоха, взорвалась топотом ног, а потом и криками прислуги.

Через несколько минут перед Повелителем стоял, не поднимая от пола глаз, человек, которого можно было бы назвать его любимцем – если бы он вообще мог питать к кому-то чувства, отличные от презрения и превосходства. Узох коротко, но емко вывалил на Любина запас информации, которой тот должен был обладать. Белолицый адепт с лицом ангела и душой прирожденного убийцы молча кивал, запоминая.

– Убей всех, сколько бы их не осталось, – проскрипел ему прямо в лицо Узозх, – и стариков и детей. И последнее – самое главное; если будет что-то происходить непонятное, нажми на левый глаз – вот так!

Жесткий палец Повелителя ткнулся в глаз Любина, но тот не шелохнулся, замирая в ужасе. Повидавшему, казалось, все на свете убийце стало не по себе, когда в его мозг ворвались слова колдуна – непонятные и странные. Лицо Повелителя с покрасневшим глазом оскалилось в торжествующей улыбке и Любин почувствовал, как его затягивает в себя зеркало, покрытое странным узором трещин.

Сила Повелителя росла, и теперь он мог перебросить человека туда, где был лишь намек на его магию. Потому он и спешил, пока глаз Чернобородого не растворился в брюхе какой-нибудь речной твари.

Любин вдруг ощутил вокруг себя холодную воду и мгновеньем позже с громким всплеском всплыл в Большой реке, откашливаясь и отплевываясь. Едва обсохнув, он зашагал через лес в направлении деревни рода Ясеня, срезая угол, образованный течением Русинки и Большой реки, в которую она впадала.

Потому его и не встретил Свет, который, закончив свое скорбное дело, погрузил в лодку охотничий припас и Волка и оттолкнулся веслом от родной земли, чтобы, возможно, никогда больше не ступить на нее.

Он проплыл по Большой реке несколько дней, замечая на берегу все больше следов человеческой деятельности и останавливаясь только для пополнения припасов. Учитель говорил ему, что в подлунном мире зла куда больше, чем добра. В этом Свет убедился при первой встрече с чужими.

Сумерки уже накрывали собой реку и лес, тесно подступивший к ней, когда кто-то невидимый в чаще грубо окликнул его. Свет не успел ответить, услышав вдруг нежное шипение летящей стрелы. Острие вонзилось в то место, где только что сидел охотник, и с прикрепленной к стреле горящей пакли в лодку плеснуло пламенем. Свет, а вслед за ним и Волк, с шумом отправились к противоположному берегу Большой, чтобы переждав, по широкой дуге вернуться туда, где шумели, что-то выкрикивая и смеясь, неведомые враги.

На лесной поляне, у края которой затаились охотник со свои псом, кипела жизнь. Освещенные большим костром, пили, ели, смеялись; а порой и ругались с дюжину крепких, совершенно разбойничьего вида людей. Среди них чужаком выглядел низенький, весь круглый человечек в богатых одеждах. Нужно было очень недолго всматриваться в это лицо, в его порочные плутоватые глазки, заплывшие жиром, как и все остальное в теле, чтобы понять, что ватага грабителей и насильников – самое место для него.

В дальнем от Света конце поляны паслись стреноженные кони; стояла большая крытая повозка и шевелилась какая-то смутная темная масса.

Сидевший у костра огромный человек поднялся, подхватил пылающую ветку и направился к повозке. В дрожащем от ветра свете факела отразились человеческие фигуры, жмущиеся к колесам; связанные или скованные незримыми на расстоянии путами. Великан нагнулся к одной из них; звякнули о стальные оковы ключи и жертва, издали очень маленькая, оказалась на широком плече. Раздался пронзительный девичий крик, подхваченный проклятьями остальных узников. Тут же к ним присоединились громкие вопли боли, сменившиеся стонами, поскольку огромный башмак с размаха ткнулся в ребра одного из вопящих.

Сидевшие у костра разбойники громко захохотали, перекрыв проклятья. Насильник приблизился к костру и принялся рассматривать и ощупывать хрупкую девчушку на весу, словно в руках у него была кукла. Лишь толстячок сверкнул порочными глазками и пробормотал вполголоса по-дугански, сколько он вычтет из доли добычи великана.