Дневник ангела - Роман Шебалин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Однажды ты читал мне одну странную историю о том, как Брюсов подарил Наде Львовой свой пистолет.
- И правильно сделал.
- Ах вот как?!
- Конечно, из этого пистолета в него и в Андрея Белого стреляла "бедная Нина", их Рената, а Надя должна была стать новой Ренатой.
- Должна. Как просто!
- Конечно, - все желания должны исполняться; и есть люди - как Орины из "Бесконечной Книги" Энде - они исполняют все желания, отбирая тем временем у человека, носящего этот Орин воспоминания, увы, такой смешной мир - за все надо платить: закон сохранения энергии.
- Она просто хотела быть любимой...
- Он сделал её бесценной.
- В каком смысле?
- В обоих!
- Ты вообще это к чему?
- Погоди, я что-то ещё хотел сказать... А, ну да, как я уже говорил, Йоханнес любит отдавать, он не может не отдавать, это уже какое-то патологическое состояние альтруизма, когда - стремишься во что бы то ни стало с кем-то поделиться, кому-то проболтаться, проговориться, помнишь? "мне нужно чуткое ухо".
- Но для себя, любимого.
- Человек в одиночку не может быть счастлив...
- Одноразовая любовь...
- Он настолько заполнил её своими иллюзиями, что для него самого там, в ней, места-то и не осталось, теперь она должна либо выплеснуть чай из пиалы, чтобы мог налиться новый, либо...
- Писать ему унизительные письма?
- А ты заметила? она сильно изменилась, она стала такой же, как, может быть, и те, кого он бросал, бросал потому что они менялись, они изменяли ему; помнишь субретку из "Капитана Фракасса"? - "любя меня как женщину, он жалел об актрисе..."
- Но Корделия не была актрисой! она просто любила.
- Человека которого нельзя было "просто любить", она была хорошей ученицей, но не стала учителем.
- "Какие яйца? какие китайцы?!" при чем здесь это? Ты выгораживаешь этого похотливого мизантропа из компании твоих любимых танцоров "Края Времен" - ещё бы! как он похож на Джерека Карнелиана!
- Да, похож! Там - умели жить!..
- Глупо, искусственно!
- А ты думаешь, в этом дерьме...
"...И только голос Лотты, кричавшей мне: "Пора домой!" - отрезвил меня. И как же она бранила меня за дорогой: "Нельзя все принимать так близко к сердцу! Это просто пагубно! Надо поберечь 2 0себя"..." Ну, и т.п.
Найти в себе силы, чтобы не-помочь, не-исправить ошибку, не переделывать, не прощать, но и - не осуждать.
...Но я разволновался. Кукла умнела. Чтение переписки Серебряного века, а также трудов Свифта, Къиркегора и Андерсена - пошло ей на пользу.
Что она чувствовала, когда узнавала о чужих чувствах? Ее оскоpбила их недоступность? Ее обидело ощущение "красивой пустоты", находящейся внутри нее? Она стала завидовать "нормальным людям"?
Ты помнишь мы были, но были вчера,
И словно судьбой нам казалась игра
В банальные сказки косматых поэтов
Ах, если б не мы - они канули в лету...
Игрушечный морок - как будто пустяк.
Ты спросишь: мы куклы? Прости, это так.
Писатели пишут высокие книги,
О том, как случаются ложь и интриги:
Насилуют, грабят, громят, убивают
Живут ведь как люди и горя не знают...
Но ты вот попробуй, пойди, поживи
В том мире, где можно - без грез и любви.
Среда обитанья, как храм, безупречна
Дает нам возможность жить чуточку вечно.
Безмерная похоть, бессмеpтная стаpость
Столь много в малом - вот все, что осталось.
Но полно, pодная, бездарных идей,
У кукол, увы, не бывает детей!
Так было иль не было? Помнишь? Забудь.
Смотри, улыбаясь, на пройденный путь
От стенки до стенки, от шкафа к трельяжу,
Тогда я в окошке луну видел даже...
Там были дома и сияли огни...
Проснись, мне примстилось, что мы не одни!..
ансамбль "Навь" "Баллада о пастушке и трубочисте"
*
"Есть необъяснимая тоска во всем, когда видишь этого гения дружелюбно склонившимся над умирающим и гасящим своим поцелуем последнее дыхание последней искры жизни, между тем как все, что было пережито, уже исчезает одно за другим, а смерть остаются здесь как тайна, которая, будучи сама необъяснимой, объясняет все; она объяснит, что вся жизнь была игрой, которая кончается тем, что все - великие и ничтожные - уходят отсюда, как школьники по домам, исчезают, как искры от горящей бумаги, последней же, подобно строгому учителю, уходит сама душа. И потому во всем этом заложена также немота уничтожения, поскольку все было лишь детской игрой, и теперь игра закончилась."
Но "2-го октября 1855 года он упал - от истощения сил - на улице, его перенесли в госпиталь, где он и скончался спустя несколько недель..."
"Она обнимает... облако..."
Так зачем же мне понадобился Къиркегор? Объяснить себя? В чем-то обвинить? Доказать что-либо и себе, и, может быть... кому? Попытаться повторить эксперимент М.Зощенко?
Зачем?
Вновь спрашиваю себя: к чему все эти цитаты, аллюзии, реминисценции? Но... что я могу поделать - так хочется быть честным. Может быть, эти цитаты - почти единственное, что связывает меня с реальностью. Надеюсь...
...Опять октябрь. Может, он вспомнил что? Или - нет? О том, что ей было тогда семнадцать? Там - уже в трансцендентном - помолвка опять расторгается. И Йоханнес опровергает сам себя. Иов улыбается: он понял. "Моя жизнь - вечная ночь... Умирая, я мог бы воскликнуть, как Ахиллес: ты завершилась, ночная стража моего бытия!"
Копенгаген. Октябрь. "Компостеров, гад, притворяшка, вставай..."
"...Только что пришел из общества, душою которого я был... А я погибал и хотел застрелиться."
"Впервые за всю свою долгую жизнь Джерек Карнелиан, чье тело всегда могло быть модифицировано, чтобы не нуждаться во сне, познал муки бессонницы. Он хотел одного лишь забвения, но оно не приходило."
"...Все обращалось в золото... в прекрасный призрак, в тень..."
"Взывай. Господь не боится. Говори, повышай голос, вопи. Ответ Бога, если он даже разбивает человека вдребезги..."
"...Валя, я ждал вас всю жизнь, пожалейте меня."
"Где путь к жилищу света и где место тьмы? Ты, конечно, доходил до границ её и знаешь стези к дому ее... Есть ли у дождя отец? или кто рождает капли росы?.. Можешь ли ты веревкою привязать единорога к борозде, и станет ли он боронить за тобою поле?"
"...Любили друг друга наши двойники, встречающиеся друг с другом где-то там, вне пространства и времени... Значит, мы полюбим друг друга, когда встретимся там, за смертью..."
"Это вовсе не отчаяние, это уверенность, что я выстрадал свое и жертвую собой ради тебя... Я был спокоен, когда начал писать, а теперь все так живо встает передо мной и я плачу, точно дитя..."
"Можно ли вести речь об этике с кафедры, может ли кафедра создать такую обстановку? Я сильно сомневаюсь. У этики вообще нет своего предмета, этику невозможно "преподавать". Познать этическую истину, можно только одним путем - экзистенциально повторяя, воссоздавая познаваемое в своей лично экзистенции. В самом деле, возможно ли таковое воссоздание на докладе, где говорящий и слушающие экзистенциально отсутствуют? Разве что на лекциях по физике - там действительно проводятся "настоящие" эксперименты. Я, со своей стороны, повторяюсь в своем творчестве представить и воссоздать все то, о чем я веду речь, но как бы на театральной сцене, позволяя себе даже иногда вывести на эту сцену и тебя, мой читатель..."
"At last, Tubular Bells!.."
Глава 6.
"Pоман в стихах - 2" (nigredo).
*
Спите, пусть вам приснится аттракцион.
Подул фиолетовый ветер, шевелящийся звон.
Утром гуляют сову, асфальт полюбил траву,
И вода говорит огню: ты сильней.
Спите, пусть вам приснится мой телефон.
На свой проездной билет запишите его.
Вы что-то шептали во сне, пассажиры улыбались мне,
Наивно полагая, что я в вас влюблен...
Спите, ещё ваши полчаса до Москвы,
Пусть вам приснится цифра середины зимы.
Любимый напиток - сок, любимая музыка - рок.
Ах, просыпайтесь скорей, идемте со мной.
А.Горохов "Пассажир".
/декабрь 1996г./
- А почему?.. Ты не обидишься?
- Не знаю, должно быть, нет, а что?
- Почему ты говоришь со мной всегда в насмешливом тоне, будто издеваешься, как с...
- Куклой? Постой, но я таким тоном говорю почти со всеми, ты же подслушиваешь мои телефонные разговоры, неужто не заметила?
- Для тебя все - куклы...
- Ну, да, наверное. А что, так плохо быть куклой? или вы все хотите, чтобы я вас воспринимал всерьез?
- Но они такие же, как ты, неужели...
- Постой. Во-первых, не такие же, а как раз совершенно иные. Кто тебя подобрал с помойки? Я. Никто другой бы это не сделал! Скажи, разве относясь серьезно к тебе, ко всему миру, ко всему его искусству, я бы смог писать стихи, песни, картины? Разве относясь серьезно к своим собственным чувствам, я не валялся бы сейчас на койке в Ганушкина или ещё подальше. Я бы спился, сошел с ума, стал таким же быдлом, как те многие, кто "воспринимают всерьез"! Я живу, дура, я хочу жить, чего бы мне это ни стоило! Если бы я "воспринимал всерьез" религию или политику, разве я сидел бы сейчас в этом говне? Ведь, когда мне было лет двенадцать, я хотел уйти учиться в Духовную семинарию, кроме шуток, я мечтал стать попом, монахом. Ну, и тем бы стал - таким же дебилом, как они, напыщенным самодовольным ублюдком со значительным выражением лица?!