Крыло Люцифера - Том Мартин

— Все готово. Я созвал управляющий совет согласно директиве правления.

Опустив любезности, сенатор Куртц вновь заговорил — со стальной ноткой в голосе:

— Вы твердо уверены, что здесь обеспечена полная конфиденциальность нашего собрания?

Он огляделся по сторонам и затем неприветливо продолжил:

— Есть некая ирония в использовании штаб-квартиры ООН в качестве стартовой площадки для нашего финального восхождения к власти, тем более нам было бы крайне неудобно привлекать внимание к себе именно на этой, последней стадии.

Секретарь, выглядящий немного сконфуженным, повел рукой в сторону зала заседаний, обращаясь к сенатору, будто паж к королю:

— Место проведения мероприятия подбиралось не шутки ради. Здание ООН обеспечивает надежное укрытие для приходящих и уходящих. Земля эта принадлежит портовым властям города Нью-Йорк, которые у нас под контролем. Ну и, согласно правилам, это наше первое и последнее совещание в данном конкретном месте.

Сенатор немного расслабился и тепло улыбнулся:

— Хорошо. Отличная работа. Очень скоро нам все это не понадобится. — Он сделал широкий взмах левой рукой. — Позволим нашему суперправительству просуществовать в особо легальных условиях последние несколько дней. В понедельник утром, на рассвете дня весеннего равноденствия, мы разом покончим с этим фарсом. — Он помедлил и затем отрывисто обратился к секретарю, будто ожидая в ответ лжи: — А как с профессором?

Глаза Миллера едва заметно сузились. Под пристальным, испытующим взглядом сенатора ему было неуютно. Каждый нерв его тела сообщал ему о том, что здесь что-то не так: отчего сейчас, когда они уже почти на вершине успеха, сенатор так озабочен судьбой профессора и уничтожением результатов его работы? Какую угрозу могла представлять коллекция старых карт? Секретарь Миллер мог только догадываться, что у правления имеются свои, скрытые причины, — для него весь бизнес был непрозрачным. Он взглянул сенатору прямо в глаза и вновь проглотил комок.

— Сделано, — кивнул секретарь.

Сенатор Куртц одобрительно хмыкнул и следом, нахмурившись, проговорил:

— Да, непросто все, секретарь, ох как непросто… Как там в народе говорят? «Приходится идти, когда черт гонит».

Затем он неожиданно повернулся и с улыбкой хлопнул Миллера по спине.

— Да не корите вы себя, секретарь. Мы на войне, и профессор был прямой угрозой интересам Корпорации. Война — дело сложное и хлопотное, без потерь — никак.

Едва уловимая тень извиняющейся улыбки мелькнула в уголках сенаторского рта и тут же исчезла, уступив выражению мрачного недоверия. Тяжелый взгляд вновь сфокусировался на секретаре. Опять сменился и тон его голоса: с шутливо-одобряющего на холодно-подозрительный.

— Позвольте вам напомнить, секретарь, нечто крайне важное. Нет на свете ничего опаснее для нашего дела, чем личная инициатива. Ни-че-го. Профессор — именно такой случай. Одним из благ нашей Конституции является то, что мы предоставляем людям определенную свободу действий, некую «порцию свободы». Кому-то может даже показаться, что слишком большую порцию…

Секретарь стоял не шелохнувшись.

— …И это, несомненно, правильно, — продолжил Куртц. — Проблема, однако, в том, что в головы людям приходят идеи. А приходят они потому, что люди не в состоянии видеть картину в целом — это доступно только нам. Мы же, как это ни печально, рисковать не имеем права. И если в связи с этим кого-то надо заставить замолчать, значит, мы должны заплатить такую цену. Война без потерь есть неизбежное поражение… Корпорации надо дать завершить дело по спасению человечества. Что хорошо для Корпорации — хорошо для Америки. Господь отдал природные ресурсы в наше распоряжение, и мы должны использовать их, прежде чем это сделает кто-либо другой.

Они оба пошли от лифта к залу заседаний. Сенатор Куртц положил руку секретарю на плечо — как тренер покидающему поле игроку.

— Если люди узнают, сколько запасов осталось им на ближайшее будущее, наше правительство моментально потеряет контроль. Катастрофа в Новом Орлеане[5] покажется в сравнении с этим пикником, и все наши усилия пропадут в одночасье. Я не преувеличиваю. Начнутся стихийные бунты, цивилизация рухнет. Придут насилие и анархия. В наших силах предотвратить хаос.

Соглашаясь, секретарь что-то пробормотал. Они подходили к дверям главного зала заседаний. Сенатор вновь остановился, будто застигнутый врасплох неприятной мыслью.

— Правление настаивает, — вновь заговорил он, — на том, чтобы вы продолжили тщательное наблюдение за бывшими партнерами профессора. Сейчас первым делом необходимо обнаружить и уничтожить оставшиеся карты. А также любого, кто хотя бы находился в одном помещении с ними. Надеюсь, компетентные агенты проинформированы об этом и направлены в колледж? Я правильно понял — вы сожгли ту карту, что попала нам в руки в Перу?

— Да, сенатор. Конечно — согласно вашему приказу.

Сенатор Куртц подтянул галстук и глубоко вздохнул, прежде чем последний раз наедине обратиться к секретарю:

— Хорошо. Все идет по плану. То, что делает Корпорация, — в интересах народа, однако все это должно оставаться за закрытыми дверями… Только так, не иначе. А сейчас — представьте меня собравшимся. Пришло время удивить их добрыми вестями. Всего шесть суток отделяют нас от дня весеннего равноденствия — дня, когда наконец пробьет наш час.

8

Преодолев последние ступени, они очутились на верхней площадке лестницы номер двенадцать здания колледжа Олл-Соулз. Кэтрин, чуть запыхавшись, с облегчением выдохнула:

— Уф, он здесь… — Единственная деревянная дверь на площадке была открыта настежь. — И явно готов к приему.

Рутерфорд нахмурился:

— В смысле?

— Есть у нас в колледже традиция. В служебных квартирах двойные дубовые входные двери — и если внешняя распахнута настежь, значит, вы в настроении принимать визитеров. Пойдемте.

Рутерфорд, не отрывая руки от перил, помедлил на верху ступеней и посмотрел на Кэтрин.

— Вы считаете, нам следует рассказать о смерти профессора Кента, если он еще не знает?

К этому моменту Кэтрин уже была полна решимости, от былой растерянности не осталось и следа.

— Нет, думаю, не следует… Если он еще не в курсе, рассказывать не будем. Мы пришли только спросить о картах. — Она уверенно постучала.

Спустя томительную минуту дубовая дверь скрипнула петлями и распахнулась, явив маленькую темную прихожую, а в ней — низенькую пухлую фигуру. Доктору фон Дехенду было шестьдесят с небольшим, у него были седеющие волосы и пышные тускло-рыжие усы. Одет он был в отличную, чуть поношенную твидовую тройку «в елочку». Подавшись вперед, ученый впился взглядом в вошедших через толстые стекла очков. Комната полнилась ароматным дымком трубочного табака. Через секунду-другую лицо доктора просияло.