Крыло Люцифера - Том Мартин

Все это звучало до крайности странно, но Рутерфорд годами воспитывал в себе восприимчивый и открытый ум, взяв на вооружение девиз Королевского общества:[2] «Nullius In Verba» — «Слова — ничто».

5

Кэтрин сидела в оцепенении. Что же делать? Она обвела взглядом кабинет профессора, знакомые книжные полки и мебель, и глаза вновь стали наполняться слезами. Все здесь напоминало о том, что она больше никогда не увидит старинного друга.

Ей припомнилось, как много лет назад она впервые приехала к профессору на ферму. В ту пору она была выпускницей Йеля и получала стипендию Родоса, а профессор Кент приходился ее родителям близким другом и пообещал им присмотреть за девушкой во время ее пребывания в Англии. Уже в те годы он щеголял своей фирменной белой бородой.

— О, мой образ жизни научного отшельника нравится далеко не всем, — со смехом сказал ей профессор. Они шли по саду, полному цветов и низких кустарников, с маленьким прудом посередине, а затем — через залитые солнцем поля направились к краю одного из обширных лесов, примыкающих к владениям профессора. Ландшафт был просто восхитителен — изящный и очень английский, и Кэтрин поняла, отчего именно здесь любил он черпать вдохновение.

— Разумеется, все тридцать пять акров мне ни к чему. Я не принадлежу к кругу землевладельцев. Купить столько земли меня побудила грустная эволюция деревни, в которой я жил последние десять лет и наблюдал, как она, еще живая, уничтожалась: деревню просто смели с лица земли, словно там пронеслась орда Чингисхана. Ее сердце было вырвано, когда снесли почту и паб, следом — сельскую школу. А люди большого бизнеса прибрали к рукам и дивные ее окрестности. Когда я впервые приехал сюда, гордостью местных жителей считались поля и луга с ярко-красными маками и небесными васильками, растущими бок о бок посреди золотого моря пшеницы. Летним днем под бирюзовым небом не было, наверное, более трепетного и блистательного пейзажа на этой стороне Юпитера! Но давным-давно канули в прошлое и луга, и дикие цветы, а там, где росли они, нынче раскинулись эти вот «покосы» высокоурожайной травы и бездушные бизнес-парки.

Профессор всегда говорил так — элегически, подумала Кэтрин. Он рассказывал о древних узах, связывавших людей, их землю и времена года, и о горькой потере этих уз, и оттого кое-кто из научных сотрудников посмеивался над ним. Когда он привлек в Оксфорд последователей зеленого движения, которые время от времени приезжали повидаться с ним, руководитель научной группы назвал его местным гуру и потешался по этому поводу за «высоким столом».[3] Но Кэтрин всегда считала профессора очень миролюбивым и необычайно добрым человеком.

Кэтрин вспомнила, как они спустились к речке и сели на берегу, слушая негромкое журчание воды. Профессор скинул туфли. Ей показалось едва ли не комичным наблюдать, как видный ученый болтает ногами в воде.

— Вы взгляните: повсюду на планете перспектива одна и та же. Леса вырубают, болота осушают. Загрязнение среды носит характер пандемии. Ежедневно исчезают сотни видов, магнитное поле Земли меняют в полном неведении, к каким последствиям это может привести. Озоновый слой, защищающий все живое от солнечного ультрафиолета, стремительно истончается; и в самом воздухе, которым мы дышим, все меньше и меньше кислорода и больше углекислого газа — яда, отравляющего нас и подогревающего планету. Почему мы делаем это? Потому, что приговорены к идее экономического прогресса, а наши социальные учреждения абсолютно не способны даже распознать проблему, не то что решить ее. Просто надо иметь достаточно воображения и уметь жертвовать многим. Ты попробуй водичку, доченька, так здорово — не передать!

И Кэтрин, улыбаясь, скинула обувь, сняла носки и опустила босые ноги в воду. Он был прав: так приятно вода ласкала кожу. Да, она, конечно, приезжая, американка, сказала она, поэтому очень важно учитывать и местные обычаи.

— Вот именно! Вы сами убедитесь, насколько это важно! Такой чудный жаркий выдался денек, вы должны насладиться им сполна! — воскликнул профессор.

— Однако чтобы ответить на все эти вопросы, — продолжил он, вновь став серьезным, — мы должны понять, что наше индустриальное общество, с могущественными как никогда учреждениями, с его неизменной тягой к росту и новым технологиям, все более и более упускает из виду, какими должны быть истинные цели жизни. Необходимо очнуться и осознать: именно сама структура нашего общества позволяет возникать всем этим скоплениям силы — агломерациям, отнимающим жизнь у самих себя, которые есть нечто большее, чем сумма своих составляющих. Нашим стремлением сегодня, в двадцать первом веке, должна быть неизменная уверенность в том, что сила рассредоточена и что деструктивным вихрям этой силы не будет дозволено разгуляться. Поскольку в противном случае эти вихри затянут всех нас и уничтожат. Однако я не оптимистичен, у силы есть свое рациональное объяснение и она знает, как взывать к самым темным аспектам человеческой натуры…

Кэтрин, сидя с ногами, опущенными в ласкающую прохладой воду и вглядываясь в убегавшие за горизонт поля, поняла, о чем он.

— Ну, я, наверное, наскучил вам, — вздохнул профессор. — И нам пора попить чайку. Какой ужас: заманить новенькую студентку к себе в жилище, а затем трещать без умолку, даже не предложив передохнуть!

Так, не обуваясь, они пошли через высокую траву по краю луга и вернулись в сад, смеющиеся и беззаботные.

— Я ожидала совсем другого, когда мне объявили, что еду в Оксфорд. Спасибо вам, профессор.

Внезапно Кэтрин будто выдернули из ее светлых воспоминаний в страшную реальность сегодняшнего дня: в дверь кабинета кто-то громко постучал…

6

В панике Кэтрин спрятала записку в портфель, а карты сложила в стопку и сунула под пачку документов на столе. Затем, глубоко вздохнув, подошла к двери и открыла ее. У порога терпеливо дожидался высокий темноволосый симпатичный молодой мужчина. Он улыбнулся ей и протянул руку. Голос его был мягким и доверительным:

— Здравствуйте, я доктор Джеймс Рутерфорд — мы с вами как-то раз встречались на коктейле у ректора. Я преподаю классицизм в колледже Брэйсноуз.

Кэтрин немного растерялась. Лицо его явно было ей знакомо: не много в университете таких лихих молодых педагогов, — хотя, возможно, она все еще пребывала в состоянии шока и была не готова к нормальному дружескому общению. Так и не придумав, что делать дальше, она распахнула дверь, и Рутерфорд шагнул в комнату. Он выглядел обеспокоенным и, прежде чем Кэтрин успела что-то сказать, проговорил: