Юннат и Древо Мира - Николай Шмигалев

Витя услышал как Кащей тяжело вздохнул. Видимо старику нечем было крыть эти доводы богатыря. Добрый Молодец же продолжал бросать в него вескими словами, словно тяжёлыми каменьями.

– Иль Королевич у тебя гостит, иль в полоне он у тебя томится, – неважно, всё одно тебя простим, но с ним тебе придётся распроститься. Сам знаешь, дали мы себе зарок: найти того кто у Царевны сымет чары. И с той поры, мы весь сей долгий срок, в седле проводим, аки те хазары, – за стеной повисло тягучее, словно дёготь, молчание. Впрочем, недолгое – вскоре вновь забасил «зычный»:

– Я Королевича, учуял, рядом он. А где ж ещё он как не в тереме твоём. Мы люди чести, внутрь не войдём. Твой терем – крепость, таков закон. И ты, Кащей, сам все законы знаешь – назвал кого «горшком», будь добр «в печь». Отдашь – спокойно дальше поживаешь, иначе – голова шальная с плеч.

Вот оно как всё серьёзно обернулось. Однако суровые законы здесь. Не забалуешь у них. За каждое, неверно сказанное слово ответ держать надо. Вот вам и «Край Чудес».

За стеной послышался взволнованный голос Кащея:

– Каюсь, богатыри, нет мне прощенья. Не Королевич, у меня в гостях, другой. А это имя вырвалось от восхищенья. Его не выдам я, пожертвую собой.

А вот на этом месте их «переговоры» Вите совсем уже не понравились. Эдак они чёрт знает до чего «добеседуют». Зяблик уже догадался, что Кащей, случайно обозвавший его «Королевичем», решил всех собак повешать на себя. Ничего не поделаешь, придётся Витязю вмешиваться, а то гостеприимному хозяину туго придётся.

Зяблик распахнул дверь и, щурясь от яркого солнца, вышел на двор.

– Витязь и куда же мы спешим?! – с горечью процедил сквозь зубы Кащей, увидев, что гость опрометчиво покинул безопасное место. – В доме недоступен был ты им.

– Не привык я прятаться за старческой спиною, – как бы это не глупо и нетактично звучало, ответил Витя. – Пусть богатыри поговорят со мною.

Наконец его глаза привыкли к яркому свету и Витя рассмотрел непрошеных гостей.

Как и говорил Кащей, их было ровно семеро – ни больше, ни меньше. Богатыри сидели на огромных богатырских конях. Не уступая им в размерах, они походили на былинных великанов. К примеру, их ноги в стременах покачивались на уровне ошеломлённого Витиного лица. Теперь, представляете их рост. И чтобы рассмотреть их целиком, от сапог до шлема, горе-Витязю пришлось задирать голову, хотя стояли они на некотором отдалении от Кащеевого терема.

Все Семь богатырей были облачены, как с недавних пор и Витя, в кольчуги, пусть не такие новые и богатые, как его, но с зазубринами и следами зарубок, которые говорили о том, что их хозяева не однажды вступали в битвы с недальновидными противниками. А ещё, в отличие от нашего героя, у каждого из богатырей свисали с поясов ножны, в которых покоились мечи с блестящими рукоятями, за седлом были приторочены щиты и колчаны с луками и стрелами, а у некоторых из-за спин виднелись топорища боевых топоров. В общем, выглядели они, мягко говоря, впечатляюще. Правда, у них не было таких красивых плащей как у Зяблика, но им, кажись, было глубоко наплевать на этот недостаток в их богатырском снаряжении.

Да, как Витя тут же понял, им было плевать не только на «недостатки» в своей амуниции, но и на «достоинства» его.

– По одёже прям Царевич, от сапог и до ушей, – усмехнулся «зычный», а значит, тот самый Добрый Молодец, огромный русобородый дядька на вороном коне в запылённой военно-богатырской форме. – А для нас ты Королевич, как тебя назвал Кащей.

Отвечать на его поддевку Вите вовсе не хотелось. Он просто решил объяснить кто и почему.

– Нет я не Королевич, я другой. По воле рока оказался тут. Иду к Коту, узнать кто нынче я такой. Да, кстати, меня Витязем зовут.

Среди богатырей послышался ропот. Видимо они тоже были наслышаны о Витязе, и наверняка знали, что оному категорически нельзя препятствовать (хотя как и Витя, даже не представляли, почему нельзя), то есть они не могли вот так взять его силком и рисковать человеком по своему усмотрению.

Судя по приглушённым, но весьма эмоциональным репликам, богатыри не знали, как поступить. По местным своеобразным законам, они должны были либо использовать Витю-Витязя вместо Королевича, потому что, видите ли Кащей, не удержал язык за зубами, «восхитился» понимаете ли, назвав гостя чужим именем; либо сурово наказать Кащея за «длинный язык». Однако в присутствии Витязя, они не решались причинить вреда приютившему его старику.

Ситуация грозила выйти из-под контроля.

В воздухе запахло отнюдь на Кащеевыми щами, а пока ещё неведомой, но приближающейся бедой. На безоблачном доселе небосклоне сгустились тучи. Сразу стало темно и неуютно. Раздались глухие раскаты грома. Витя был далеко не дурак и понял, что это по его душу непогодушка и, как-то сразу почувствовал и поверил в то, что здесь не соблюдение законов карается неминуемо. Причём в число пострадавших могут попасть все причастные и рядом стоящие.

На первый план, приняв нелёгкое решение, вышел Кащей.

– Эх! Раз пошла такая пляска, так на то она и сказка, чтоб другие могли жить, надо голову сложить, – обратился Кащей к богатырям и подмигнул мне. – Будет казнь мне упрёком, за словами, чтоб следил, лишнего не городил, и всем вам пойдёт уроком.

– Нет, уважаемые, так не пойдёт, – поспешил Витя встать на защиту Кащея, которого в кои-то веки потянуло на благородство. – Пущай Кащей себе живёт. Я с вами к Царевне отправлюсь, авось с злыми чарами справлюсь.

– Я сам всю «кашу заварил», мне и «хлебать» придётся, – настаивал на своём Кащей, выговаривая Витязю. – Твой путь иной, я говорил, тебе же всё неймётся. Забудь ты, Витязь, про «авось», чтоб горевать не привелось.

Главный богатырь с заслуженным богатырским прозвищем Добрый Молодец, выслушав все доводы сторон, тоже принял решение.

– Ну, в общем, так тому и быть, – медленно, взвешивая каждое слово, пробасил он, то и дело поглядывая на сумрачное небо. – Ты Витязь, отправляйся в путь. Кащею ж голову срубить, придётся нам, чтоб отвернуть беду от нас и от чудес, чтоб бытия смысл не исчез.

Ба! Как у них всё тут непросто!

– Храбрец, ты Витязя доставь, до перепутья трёх дорог, – указал Добрый Молодец, одному из своих младших братьев. – Чтоб ошибиться он не мог, на верный путь его направь.

Один из богатырей, кивнул Доброму Молодцу, тронул коня и, подъехал к Вите. Склонясь с седла, он взял того под мышки, и легко подняв, как малого дитятку, посадил перед собой. Сам богатырь, несмотря и на Витин не такой уж маленький рост, нависал надо ним словно закованная в сталь скала. Зяблик хотел было возмутиться такой фривольности по отношению к своей персоне (Витязь я, или так, случайный прохожий), но передумал – между ними всё уже было решено.

Кащей виновато улыбнулся Вите.

– Ты Витязь не переживай, бессмертный я, ты так и знай. Пусть неприятно, просто жуть, но не смертельно, как-нибудь опять себя переживу, и снова тихо заживу. Лишь будут сих мгновений тени, ко мне являться в сновиденья, и чаще приступы мигрени. Зато всё будет по закону, и снова всё пойдёт по кону.

Да, Витя не понаслышке знал как «неприятно», когда вечность затягивает тебя в воронку холодными лапами. И то, что Кащей увещевал его, что он «бессмертный», ничуть не умаляло его храбрости не только в Витиных, но и в суровых глазах непреклонных богатырей. Видать и в самом деле, в создавшейся ситуации, другого выхода не было.

Храбрец развернул коня и повёз снаряжённого Витязя к перепутью трёх дорог, чтобы указать нужную. У Зяблика же, в душе тоже было «перепутье»: часть души рвалась назад, остановить казнь, пусть и бессмертного Кащея, другая половина убеждала следовать вперёд, в поисках истины и ответов на волнующие его вопросы.

Когда Витя с Храбрецом отъехали от заимки Кащея, раздался сильный гром, сверкнуло несколько ярких молний за их спинами и… тучи разошлись. Непогода уступила место яркому солнцу и Зяблик понял – казнь свершилась.

Тяжёлый вздох вырвался из Витиной груди.

– Витязь, не вини себя. Это не из-за тебя, – внезапно произнёс Храбрец, что Витя, задумавшись над «смыслом бытия», вздрогнул: его голос был не такой раскатистый как у Доброго Молодца, но тоже далеко не фальцет. – Кащей уже в который раз, казнить себя заставил нас. Ему, как видишь, не впервой, платить за промах головой.

И Храбрец поведал Зяблику историю местного долгожителя, точнее «многожителя» (в смысле господина с превеликим количеством жизней, суть бессмертного) Кащея. В целом грустная, местами забавная, история Кащеевой нелёгкой судьбы произвела на Витю неоднозначное впечатление. Как и в этот раз, старик зачастую совершенно случайно: из благих побуждений, по недомыслию или по забывчивости накликивал беду на «Край Чудес», и потом сам же вызывался «смыть кровью» свой промах «во благо других» (которые, кстати, оказывались не в меньшей опасности из-за его, Кащея, ляпов). Бывало, что ему за один день, рубили голову по два раза. Но все эти, как он сам говорил «уроки» и «упрёки», ему практически не шли на пользу. То ли старость сказывалась, то ли врождённая безалаберность «бессмертного», но он с завидной периодичностью оказывался, как говорят простые смертные, у последней черты. Конечно, несмотря на своё особое, так сказать, привилегированное положение, он жутко переживал перед очередной казнью (наверное, в глубине души думал, бедолага, что вот она, последняя на его счёту жизнь), но с неизменным успехом он переживал очередную казнь, дабы в скором времени опять нарваться на неприятности. Одно имя, Кащей, что с него взять.