Миссия сдвига на Фа# - Али Абев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Точка сборки?
– Нет-нет, Костя! Это не точка сборки осознанного восприятия Карлоса Кастанеды. Карлос говорил о точке сборки эфирного тела, связанной с Манасом – Разумом. А, оставленная огненной субстанцией эфира, в момент смерти индивида, астральная линза хранит все животные воспоминания эго, являясь обителью привязанностей бренного тела. Этакая медузоподобная, по консистенции, сфера внутри которой находится распадающаяся сущность – копия погибшего физического тела. Именно она сотрудничает с медиумами и колдунами. Ну вот, мы опять вернулись к Владыке Тьмы!
– Но почему не изгнать князя Тьмы с Земли?
– Ну, во-первых, земляне, а точнее, дети Фаэтона-Луны, занявшие планету погибших динозавров, кармически ему многим обязаны. Эта личность была одним из Владык прежней планеты до её гибели, когда те, кого сейчас называют людьми, проходили стадию животного царства. Он наделил всех нас хищным разумом астральной оболочки.
А, во-вторых, висящий на небосклоне труп Луны – его естественное прибежище.
– Но почему тогда различные религии помещают ад под поверхностью нашей планеты, а не над нею?
– Потому, что общий центр тяжести диполя Земля-Луна находится внутри мантии Земли.
– Значит, Зверь сидит в каждом из нас?
– Увы. Элемент зверя вошёл в каждого землянина. Таков неизбежный закон эволюции разума. Потому, победить мышление Хищника, – значит, стать самим собой.
– Обалдеть! А Дарвин всё – эволюция видов, происхождение млекопитающих от динозавров! Выходит, если бы не было катастрофы, то и нас на Земле никогда бы не было! Эвона как! – Константин озадаченно почесал затылок. – Значит, мы и есть пришельцы-то!
– Выходит так.
– Знаете, мою жизнь многие считают беспутной, пустой.
– Что? Не вырастил зуб мести, не построил подчинённых, не посадил на кол прилюбодея Якина? – улыбнулся Алексеев.
– Ну да, где-то так. А я, после нашей встречи, стал на всё глядеть по-иному. Моя жизнь – самая удивительная сказка, которую только может вообразить себе человек! И я одного боюсь, – что эта сказка вот-вот закончится. Я проснусь, а вокруг – ни Нагвалей, ни волокон Живого Света! Ничего этого нет.
«Ах, Костя-Костя, если бы ты только мог знать, что очень скоро закончится совсем не эта сказка, а та, что люди называют объективной реальностью!» – с грустью подумал профессор. Он похлопал расчувствовавшегося Константина по плечу и сказал ровным уверенным голосом:
– Ну-ну, выше нос, коллега! Как говорил Хаун Матус своему ученику Кастанеде, – «Не индульгируй»!
– А он и не успеет! Гы-ы! – У меня на физре хрен поиндульгируешь!
Появление громогласного физрука Хулиана вызвало у вздрогнувшего Константина спазмы желудка.
– Спокуха! Не боись, Костян! Давай лучше станцуем наше Нагвальское Танго! Константин Сергеевич, а ну, покажем ему мастер класс!
Индеец прижался бедром к бедру Станиславского, и они закружились в страстном танце.
– О-о-о! Нет! Опять он. Ну, только, не сейчас! – стонал Снопов, глядя на рывки и пируэты, исполняемые Нагвалями.
– Значится так, рохля. Насчёт танго, это, конечно, шутка. Ты к таким танцам совершенно не готов, – дон Хулиан скептически посмотрел на Константина. – Придётся начать с азов. Чего разлёгся? Быстро вылезай из кровати! Сюда смотри! И-и раз, поехали: «Вдох глубокий, руки шире!» Ноги расставить, голени перпендикулярно земле.
Стойка полуприсядя. Как говорили монахи Шаолиня: «Если б я имел коня…», – ну, дальше ты знаешь. И-го-го! – заржал по-лошадиному Ржевский-Хулиан.
– Ты – наездник. Спина прямая, голова чуть опущена. Ноги напряжены. Внутренняя сторона бёдер – тоже. Не забываем про икры. Для вспоминания что нужно? «Крылья, крылья! Главное – ноги!» Иначе, после пробуждения, ничего не сможешь вспомнить, амиго…
– Ну, всадник, тебе пора! – проговорил дон Хулиан, после несложной разминки. Как говорится у нас, вокзальных: «Дизель-электропоезд «Бухарест – Синая» прибывает на первый путь!»
Знакомое огромное существо навалилось на Костю. Дыхание остановилось. И, через мгновение, он проснулся, лежащим на диване у себя на даче.
Тьфу, на вас! – Ну и черт с вами! Посланник Христов
В том же месяце июле 1054 года, когда на небе взошло второе Солнце, сиявшее 23 дня, произошло ещё одно совсем не приметное для современников, но важное для истории событие. Посланник папы Льва – кардинал Гумберт – прибыл в Константинополь. Но за время его странствия, папа скончался, и легат был вынужден действовать только от своего имени.
Патриарх не видел смысла во встрече с гонцом латинян, прибывшим с посланием от папы-покойника, и всячески избегал его.
– Какие спорные вопросы? – возмущался Михаил Кируларий, услышав о цели визита Гумберта. – Ишь, новую свару затеяли! И когда?!!! У них, что, глаз нет, или они совсем из ума выжили? Второе Солнце на небе им ни о чём не говорит?! Креста на них нет! Спаситель грядёт, – он и рассудит!
Отчаявшись выполнить свою миссию, кардинал Гумберт зашёл в храм Святой Софии и положил буллу с анафемой патриарху Михаилу Кируларию на алтарь.
Снести такое оскорбление безнаказанно митрополия патриарха не могла. На анафему Церковь Константинополя ответила адекватно, объявив анафему кардиналу Гумберту и иже с ним. Случайно или нет, но два события 1054 года – долетевший до Земли свет от взрыва Красного гиганта в созвездии Тельца и обмен бумажными проклятиями двух глав Церкви Христовой – совпали по временному интервалу с точностью до месяца.
«Раз даётся испытание, значит должен прийти и тот, кому оно по силам, – размышлял о замаячившем расколе патриарх. – Знать не зря прибыл Аполлоний! Ишь, Сатана-то как расстарался, играя на гордыне пастырей! Должен, должен родиться новый светоч, способный объединить западную и восточную ветви Христовой Церкви!»
«И когда из имён басилевсов рода Комнинов сложится слово AIMA, Великий Свет сойдёт с Небес на Землю», – вспомнил пророчество патриарх.
«Дожить бы!»
В 1058 году по дороге на остров Имброс, куда он был сослан басилевсом Исааком Комниным из-за спора о конфискации церковных земель, Михаил Кируларий скончался. Исаак, возведенный на престол благодаря поддержке патриарха Михаила, чувствовал себя виноватым в смерти пастыря. Закручинившийся басилевс постригся в монахи и, вскоре, сам отошёл в мир иной. Их ссора оказалась роковой для обоих…
Со дня своего появления в Константинополе – 4 июля 1054 года, когда яркость вспышки Сверхновой достигла максимума, и до драматического момента окончания обороны города от крестоносцев, ознаменовавшегося исчезновением возглавляемой Аполлонием процессии в янтарном сиянии ниши Храма Святой Софии, гонец Христа находился на особом положении.
Сразу после утренней службы он отправлялся в своё странствие по Царьграду. С каждым днём город пополнялся новыми рассказами о силе Воли Христовой, исходящей от янтарного монаха.
Кто-то видел, как одним прикосновением он исцелил безнадёжно больного.
Кого-то монах спас от лютой смерти одним мановением руки, отведя удар палача, и, избавив от оков.
У нищей семьи, словно в сказке о лампе Алладина, невесть, откуда, появлялись драгоценные камни, и разуверившиеся люди обретали возможность закупить для торговли товар или открыть ремесленную мастерскую.
Стоило морю заштормить, как хождения в народ янтарного монаха прекращались. Город грустно вздыхал. Но, уже на следующий день он начинал гудеть как растревоженный улей, – то, чудом избежавшие смерти, мореходы спешили возблагодарить Бога и рассказать людям о Чудотворце, спасшем их из морской пучины.
Даже иноверцы, мусульмане, выказывали Аполлонию при встрече глубокое почтение, как человеку, отмеченному Всевышним, ибо янтарный монах, избавляя от смерти, никогда не интересовался вероисповеданием обреченных. Для него не существовало разницы между «верными» и «неверными» детьми Единого Бога.
Святость Аполлония за четыре года его нахождения в пределах Царьграда стала столь очевидна, что Отцы Церкви не раз заводили с ним разговор, склоняя его к тому, чтобы он занял высокую должность, и своим авторитетом преумножил ряды христиан. Скромный монах, выражал свою благодарность за оказанное ему высокое доверие, но, неизменно, отказывался от лестного предложения. Он не проявлял, ни малейшего интереса к продвижению по церковной иерархии.
– Владыко, пойми скромного раба своего! Я служу Богу там, где мне надлежит. Ни моя гордыня, ни карьера, ни почести не входят в Божий промысел, пославший меня сюда, – отвечал Аполлоний нахмуришему брови из-за его отказа патриарху.
Не имея ни семьи, ни дома, странствующий по Царьграду монах всегда возвращался в расположение храма Софии к вечерне и всю службу ничем не отличался от остальной братии. Однако, расходившиеся после богослужения прихожане не раз наблюдали, как тело задремавшего Аполлония начинало светиться в темноте ровным янтарным светом.
