История Роланда - Пилип Липень

26. Истории безоблачного детства. О двух мудрецах

А иногда, утомлённые дерзаниями и свершениями, мы с братиками чувствовали тягу к тихому и прилежному духовному совершенствованию. Тогда мы отправлялись к папе и просили его рассказать поучительную сказку.

– Папенька, а кто был самым мудрым человеком на земле? – например, вопрошали мы.

– Самых мудрых людей, детки, было сразу двое, – отвечал папа, не задумываясь. – И каждый из них, проведя десятки лет в аскезе и возвышенных размышлениях, создал своё учение. Оба учения были необыкновенно глубокими, достигающими самого дна бытия, но друг на друга они ничуть не походили. Первый мудрец учил, что бытие несказанно сложно, и должно молчать, ибо даже малейшая речь будет чрезмерным упрощением. Второй же мудрец, напротив, учил, что бытие несказанно просто, и должно молчать, ибо даже малейшая речь будет чрезвычайным усложнением. Оба мудреца ходили по городу – да-да, они оба жили в нашем городе – и несли людям свет Истины. Да-да, от них исходило волшебное сияние, и люди, приближающиеся к ним, избавлялись от недугов, как телесных, так и душевных. И вот однажды пересеклись пути двух светлых мудрецов, на пустыре за спичечной фабрикой. Увидели друг друга мудрецы и остановились. Люди же, следующие за ними, сотня или даже тысяча, тоже остановились в почтительном отдалении. Мудрецы в молчании опустились на траву и смотрели друг на друга с одобрением, а среди людей от такой концентрации мудрости прошла волна радости и умиления. Долго сидели мудрецы без движения, распространяя вокруг благо и добро. Наконец один из них поднял руку ладонью вверх – и люди, увидев сей знак, возликовали, а некоторые излечились от проказы. Другой же в ответ улыбнулся – и люди при виде сей улыбки заплакали от счастья, а некоторые исцелились от холеры. Когда же мудрецы поднялись с травы и сделали шаг друг к другу, все люди просветлились и хором запели хвалу Создателю, а когда мудрецы раскрыли рты, все до единого вознеслись на небо. Так никто и не узнал, что сказали друг другу самые мудрые люди на земле.

Папа замолк, а мы с братиками, потеряв всякую прилежность, стали наперебой спрашивать, что было дальше с мудрецами – они просто поздоровались? или стали спорить? или всё же промолчали? или взялись за руки, и произошла аннигиляция? или соединились в одного, вдвойне мудрого? – но папа сказал, что это великая тайна, которой никто не знает. Вот будете за спичечной фабрикой – поищите там. Может, что-нибудь найдёте.

27. Истории безоблачного детства. О законе сохранения

В детстве мы с братиками были одного роста и одного размера, и могли запросто меняться одёжками и ботинками. Только Колик немного отличался – у него была крупная голова, на размер больше, чем у нас. Колик с гордостью носил папины шапки и шляпы, а мы тихо завидовали и дружно мечтали о больших головах. Думал он всегда медленнее, потому что биохимическим сигналам приходилось проделывать увеличенный путь, но зато часто выдавал неожиданно оригинальные мысли. Например, когда директор школы на уроке физики рассказал нам о законе сохранения энергии, Колик долго соображал, а потом спросил: нельзя ли этот закон распространить и на метафизику? В форме закона сохранения добра? Директор, не раздумывая, согласился, похвалил Колика и поставил ему десятку – он любил активное участие учеников в уроках. Но Колик уже тогда был человеком дела – мысли для него были лишь подготовкой к действию. Вечером, перед сном, он попросил нашего внимания и произнёс краткую речь:

– Братья! Добра в нашем мире строго определённое и неизменное количество. Если кому-то хорошо, то кому-то где-то обязательно плохо. И это не абстрактное рассуждение, а прямая зависимость! Поэтому долг каждого сознательного человека, стоящего на позициях гуманизма – ограничить себя в добре и счастье, чтобы другим людям, пусть неведомым и случайным, его прибыло. Вы согласны?

Мы были взволнованы и согласны.

– В таком случае, предлагаю сейчас ложиться спать, а утром выбрать, от какого удовольствия мы откажемся ради счастья других людей!

С чувством большой ответственности мы погасили свет и заснули, а наутро провели дебаты и голосование. Ради всеобщего блага мы решили пойти на серьёзную жертву – навсегда отказаться от утреннего гоголь-моголя, столь любимого нами с младенчества. Надев парадные костюмы, мы спустились вниз и торжественно объявили о своём непростом решении маме. Мама, всплеснув руками, сразу прониклась нашей альтруистической идеей и даже прослезилась от гордости за сыновей. Она кликнула папу, радостно объяснила ему, и папа тоже проникся. Он крепко расцеловал всех и, громко восторгаясь, побежал в гастроном за эклерами и шипучкой, чтобы отблагодарить нас от имени человечества.

С тех пор, верные детскому обету, мы больше никогда не ели гоголь-моголь.

28. Побег и скитания. В уютной щели

После страшного дома матери программиста я зажил припеваючи. От денег распирало карманы, и я чувствовал себя таинственным богачом, из особой прихоти прохаживающегося ранним утром во дворах пятиэтажных предместий. Все кругом торопливо выгуливали собак, кашляли и бежали на службу, выбрасывали по пути чёрные пакеты с мусором, а я с весёлым видом сидел на скамейке и ёжился от бодрого морозца. Люблю прохладу, люблю ледок! Хорошо никуда не спешить и смотреть, притопывая. Семьянины с развитыми торсами швыряли мусор в баки издалека, с размаху, и карабкались в высокие ниссаны; старушки в пальто опускали свои обвислые мешочки робко, как бы с сомнением, и оглядывались на меня. Нужны мне ваши мешочки! Вместо мешочков я пошёл покупать себе зимнюю куртку, магазин как раз открылся, но продавцы-патриоты сказали мне, что валюту не берут. Я обратился в обменную лавочку на углу, но менялы сказали мне, что единички не берут. «Единички?» «Единички». К лицу ли препираться? Я вернулся во дворы, посвистел в арке, перевязал шнурки на ботинках, сделал круг вокруг баков. Семьянин с развитым торсом выбросил в бак пиджак и уехал. Пиджак был серо-синим, имел жжёное папиросное пятно и слегка обвисал на плечах, но он всё равно мне понравился – чем-то неуловимым. Так бывает – некоторые вещи вдруг притягивают, и это выше условностей. Настроение поднималось. Я дружески улыбнулся старушке, кормящей голубей булочкой, но она отвернулась и неумолимо ждала, пока голуби доедят всю булочку. Неужели она думает, что я настолько голоден?.. Девушка, упоённая своей красотой, принесла мусор в пёстром бумажном пакете из бутика и удалилась, цокая. Интересно, что там у неё? Ну просто из любопытства, не более. Там были какие-то цветные листочки, лоскутки, обрывки. Можно было бы пойти куда-нибудь, но я решил остаться. Хороший двор, хорошая погода, и между баков уютная щель – почти как маленькая комната.

29. Мрачные застенки. Это бритва

На следующий день после водворения в Училище нас стали по очереди уводить на освидетельствование. Полный тревожных предчувствий, я нервничал и для успокоения сосал прощальный подарок Хулио – большой зелёный леденец в форме звезды. Бесшумно появились старички, кивнули мне и молча повели по коридорам и лестницам. У белых дверей они остановились, а меня подтолкнули внутрь. Я вошёл, и они тихо затворили за мной. Посреди большой комнаты стоял стол, за ним сидел крупный человек с волосами, собранными в хвост. Слева вся стена от пола до потолка была занята компьютерами, а справа на диванах развалились разномастные программисты в белых футболках, человек пять. Они ели пиццу с грибами, макая её в кетчуп, пили фанту и разглядывали меня.

– Как тебя зовут? – спросил тёплым голосом человек с волосами.

– Роланд, – сказал я и добавил почтительно: – сэр.

Тут один из программистов хрюкнул, потом хрюкнул другой и закашлялся, а потом они все вместе расхохотались. Роланд! – гоготали они, – Роланд! Вот умора! Они тряслись от смеха, взвизгивали, хлопали руками по коленкам и утирали глаза. Роланд! Вот потеха! На футболки падали крошки и грибы, на джинсы летели капельки кетчупа. Один только человек с волосами не смеялся и смотрел приветливо.

– У вас есть телефон, сэр? – осмелился я. – Мне нужно позвонить домой, маме и папе. Меня привезли сюда по ошибке.

Он понимающе покивал и обратился к программистам: видите, его сюда по ошибке привезли. Но программисты от этого только пуще развеселились – они уже стонали, выли и, корчась от смеха, сползали на пол.

– Так что же, сэр?

– Что?

– Извольте дать мне телефон.

И тут он с грохотом встал – наверное, ему надоело играть добрячка – сдвинул брови и громыхнул страшным голосом: будет тебе телефон! Несите шапку! Программисты мигом стихли, ссутулились и засуетились по комнате, как муравьи. Двое усадили меня за его стул, двое поднесли и нахлобучили на меня белую меховую шапку. Пахнуло псиной. Из наших белых собачек! – мелькнуло у меня. Пятый стал передо мной и велел закрыть глаза. Закрой глаза! Не закрою! – отчаянно выкрикнул я. А это ты видел? Он выхватил из кармана бритву. Это бритва! Сейчас как полосну! Я в ужасе зажмурился, и они стали что-то делать, чем-то шуршать, щёлкать клавишами, пикать курсорами. Потом всё медленнее, всё тише. Тишина. Я ждал, дышал, сердце стучало. Ничего не происходило. Наконец я собрался с духом и открыл глаза. Темнота.