Дети Империи - Олег Измеров

— А я — завтра. — улыбнулся Гена. — Сэ ля ви.

— А вы, товарищ…

— Я работать поступаю, тут подселен временно. Виктор Сергеевич.

— Никодимов, Алексей. Извините, что сразу не представился. Вы в институте работать будете? А общественное поручение вам уже определили?

— Нет, я же еще устраиваюсь.

— Понимаете, все равно надо будет какую-то общественную нагрузку нести. Как вы смотрите на то, чтобы дежурить в Осодмиле? В нем могут дежурить и комсомольцы, и нет. А то мало ли, дадут такую, к которой душа не лежит, а Осодмил — это и почетно, и за активную работу бесплатным проездом премируют.

"То-есть что-то вроде народной дружины или комсомольского оперотряда", догадался Виктор. "Ну ладно, это хоть что-то знакомое".

— А в Осодмил вступать надо или членские взносы платить?

— Нет, никаких членских взносов, только ходить на дежурства.

— Ну, я не против…

— Вот, как раз сегодня и идете на дежурство.

— Подождите, а как же без удостоверения?

— Да выдадут потом удостоверение, главное, чтобы живое участие было, а бумаги все оформят.

9. Санитары города.

Штаб Осодмила размещался рядом, в новом панельном доме на Ворошилова, возле школы. В бытность Виктора на этом месте построили корпус института Гипростройдормаш, а затем отдали под него и само помещение школы.

В штабе собралась в основном студенческая молодежь. На стене висел план района и плакат "Очистим город от мусора!", где бронзовый от загара культурист с красной повязкой опускал в урну пьяницу с бутылкой и сизым носом и обритого хулигана.

Старшина милиции в форме старого образца и погонах провел инструктаж, распределил народ по группам — человек примерно по пять, — назначил старших, определил, какая группа по какому маршруту обходит участок и заходит в штаб для обогрева, раздал по старшим повязки, свистки и круглые фонарики. Свистки и фонарики доставались только старшим; им также выдали снимки лиц в розыске и напомнили условные сигналы. Например, два свистка означали сбор ближайших групп, частые короткие свистки — искать ближайший телефон и звонить в штаб Осодмила или милицию. Напоследок была дана вводная обращать особое внимание на подростковые и молодежные компании на предмет выявления "бритоголовых".

"Это скинхедов, что ли?" — удивился Виктор. "Откуда в пятьдесят восьмом скинхеды? Может, это чего-то другое, секта какая… тоталитарная…"

Их группе досталось ходить по Орловской, по кварталам, ближайшим к пойме Десны. Старшим оказался тот самый Алексей Никодимов, что приходил в общагу набирать на дежурство. В конце III Интернационала стоял временный деревянный забор и из-за него видны были экскаваторы.

— Больницу строят, — пояснил Алексей. Здесь будет самая большая и самая современная больница в области. А ниже, в пойме, размещают профилакторий и спортивный комплекс с дорогой к городскому пляжу и лодочной станции. У нас будет настоящий комбинат здоровья, представляете? По всей пойме весной комсомольцы высаживают парк.

"И у нас тоже высаживали", подумал Виктор. "А потом стали приходить коммерсанты и отхватывать куски этого парка, чтобы стоял, например, гипермаркет. И деревья рубили и просто жгли тут же, не используя древесину ни на что полезное, так проще. Что же это за порода людей такая — приходить, ухватывать у населения то, что создавалось не их трудом, чтобы изгадить и лишь делать и делать новые деньги — будто потом их себе в гроб положат. Как оккупанты в чужой стране или татарское нашествие".

Но вслух он спросил другое.

— А вот на инструктаже про бритоголовых говорили — их что, сейчас много в Брянске?

— Да ну, что вы. Вот у нас тут разве что год назад один на третьем курсе чего-то сдвинулся. Голову обрил, орлов со свастикой в конспектах стал рисовать. Так его в управление ГБ на собеседование вызывали.

"Ого! Сурово у них тут, однако."

— А потом что с ним было?

— Да ничего. Он же осознал. Сейчас нормально учится, в баскетбольной команде за институт играет.

Ясненько… Значит, стиляг ввиду потенциальной безобидности здесь сразу интегрировали в мейнстрим молодежной культуры, как хиппи на Западе, а скинов власть почему-то круто взялась сводить на корню. Отчего так? Отношения с Гитлером? Интересно, а если бы Пентагон ракетами грозил, тут бы все бритые ходили?

В любом случае приоритет государственных интересов над личностью тут получается налицо. Хотя, судя по первым впечатлениям, это не сильно напрягает. Вот есть забор, куда конкретно нельзя, а есть куча места, где ты чувствуешь себя естественно и комфортно, можешь узкие брюки носить, и никто в припадке усердия не будет пытаться тебя ловить и эти брюки резать, как это иногда при Хрущеве случалось. Наоборот, и в ассортименте тебе эти брюки в магазине предложат, и посоветуют, как правильно подобрать, чтобы клоуном не выглядел. Собственно, в семидесятых с хиппарями почти что так и было, разве что на военку в институте стричься надо и со снабжением джинсами похуже. Интересно, что здесь будет в семидесятых?

С освещением на Орловской было не так чтобы очень, редкие лампочки на деревянных столбах. Хотя с другой стороны, что тут особо освещать — то? "Китайской стены", длинной девятиэтажки, еще не построили, сплошной частный сектор одноэтажный. Разве что старинная купеческая фабрика о двух этажах еще стоит, нижний этаж каменный, верхний деревянный, из чернеющего в полутьме сруба. Во дворе фабрики на столбе висел репродуктор — видимо, он здесь был предусмотрен на случай воздушной тревоги — и оглашал окрестности звуками марш-фокстрота.

Народу мало. В основном пацаны бегают с санками и с простенькими лыжами на валенках. Вот, кстати, кто-то из взрослых за столб держится.

— Гражданин, а вы куда направляетесь?

— Э! э! А в чем дело?

— Патруль Осодмил. Ваши документы?

— А… я что, собственно, нарушаю… я из гостей… у нас что, спиртное запретили…

— А куда вы сейчас направляетесь?

— Домой… направляюсь… а что?

— А где ваш дом?

— Да во… вот там… два квартала налево и прямо третий сразу.

— Сами дойти сможете?

— Ко…нечно, смогу… вот…

— Тогда идите сейчас домой и никуда не сворачивайте. Еще раз увидим у столба, придется составлять протокол о нарушении Указа — появлении на улице в нетрезвом состояние, оскорбляющем чувства граждан.

— Все, понял, все, извините… извините… я пошел…

— Приятно иметь дело с умными людьми. — хмыкнул Алексей.

Дежурство напоминало Виктору что-то из раннего детства. Одноэтажные домики, запах дровяного дыма из печных труб, протоптанные в снегу узкие дорожки… вот только крыш под дранкой почти нет, кроют много черепицей и плоским асбошифером. Над крышами есть телеантенны — как он сразу на них внимания не обратил, почти везде самодельные, в виде деревянного креста, на который натянута рядами медная проволока; есть и радиоантенны, "метелки".

Виктор прислушивался к разговорам своих спутников. Особенного ничего уловить не удалось. Говорили об игре бежицкого "Спартака", о каких-то лабораторках, о вредном Дымовиче, которого студенты летом макнули на рыбалке, о прикольном случае, когда какой-то Карась пытался списать со шпор, сдавая какому-то Жеребко, и списал совсем не то… Вот тебе и поколение романтиков-мечтателей. Сленг тоже был понятен — все эти "чувак", "чувиха", "хилять", "рубать", "хаза", "шузы", "кайф"… однажды только Виктору встретилось незнакомое "пончикрякаю". Причем сленг был какой-то реденький, а в разговорами со старшими вообще не использовался. Может, тут заодно и борьба за чистоту родного языка идет? Превед, кросавчеги!

Они сделали круг и вернулись греться в штаб. Там царила веселая атмосфера — одна из групп вернулась с уловом. Не доходя квартала до БМЗ, был подобран на снегу не вязавший лыка гражданин. Он был усажен на скамейку, что-то невразумительно бормотал и норовил упасть на пол. Старшина куда-то звонил по телефону и просил машину. Виктор вновь обратил внимание на то, как тепло здесь везде топят — градусов двадцать пять, наверное, в помещении.

На втором круге народу на улицах в районе Орловской почти не стало видно, детвора разбежалась по домам. Громкоговоритель у фабрики перешел на какой-то незнакомый блюз, пела актриса с голосом, похожим на Александру Коваленко — а, может быть, она и есть. "Шумят листвой московские бульвары, цветы дрожат в предутренней росе, и мы идем вдвоем, и лишь машины фары скользнут порой по встречной полосе…". Наверное, концерт легкой музыки.

Внезапно Алексей сделал предупреждающий жест рукой: совсем рядом, из-за посаженной в палисаднике небольшой елки, они увидели между тропинкой и черным от времени дощатым забором двух мужчин и женщину. Один, коренастый, в шапке-ушанке с опущенными, но не завязанными ушами, отбирал левой рукой у женщины сумку, держа в правой нож. Другой, помельче, в кепке не по сезону и пальто без воротника, видимо, стоял у елки на стреме, но пытаясь прикурить, чиркал спичками, закрывая огонь ладонью, чтобы не задувало, и, видимо, поэтому не заметил приближения группы. Алексей без слов бросился вперед, к мелкому, и, пока тот не успел опомнится, двинул его левой снизу в челюсть. Мелкий беззвучно осел. Женщина дернулась в сторону; коренастый обернулся, бросил сумку и молча рванул по улице в сторону поймы.