Парад скелетов - Марк Найканен

– Можете угадать?

– Что угадать?

– Штасслер сказал, что я могу остановиться в одной из комнат в его доме. Сказал, что наверху того сарая, где он живет, есть комнаты для гостей. Так что в моем распоряжении будет огромный дом. Еще он сказал, что живет далеко от обитаемых мест и поэтому мотаться к нему каждый день будет слишком обременительно.

– Очень предусмотрительно с его стороны.

– Но я все равно возьму с собой велосипед.

– А как далеко его обитель от города?

– От Моаба что-то около тридцати километров.

– Далековато для велосипеда.

– Да не так уж и далеко. Я езжу на горном велосипеде каждое лето с шестнадцати лет. Для меня тридцать, тридцать пять километров, как нечего делать.

Керри была отважной, и Лорен видела, что в ней так привлекает мужчин. В ее энергичности таилась некая сексуальность. Если рассматривать ее черты по отдельности, то красивыми их не назовешь, но если собрать все вместе: ямочка на подбородке, волосы цвета хны, вырезанные странной буквой V на лбу, яркие карие глаза и прямой нос и по-настоящему прекрасные губы – вы получите чрезвычайно привлекательный портрет.

– Это мировая столица велосипедистов, – заявила Керри. – Всю жизнь мечтала туда попасть.

– Надеюсь, это не повлияет на твою...

– Ни в коем случае. Здесь в округе множество мест, где можно хорошо покататься. Я просто хочу поработать со Штасслером, – убежденно сказала она. – У него такой взгляд на мир... Даже не знаю, как выразиться, мрачный, но очень реальный.

«Да, – подумала Лорен. – мрачный, но реалистичный». Как и андеграунд, который на нее в свое время произвел огромное впечатление. Мрачный и реальный, но теперь она из этого выросла, как, наверное, и многие другие художники. Лишь некоторые из них продолжают барахтаться в этом болоте. В основном те, кому не посчастливилось. Они рано обрели успех и тем самым приговорили себя к бегу по замкнутому кругу. Они делают то, что от них ожидают, повторяются до тошноты. Еще Лорен подумала о художнике, который два десятилетия назад добился коммерческого успеха, нарисовав стилизованные сердечки. Он так до сих пор их и рисует. У него просто отсутствуют то ли смелость, то ли воображение. А потом Лорен задумалась об Эшли Штасслере. Однако, критиковать его не ее работа. Лучше предоставить Керри прийти к собственному заключению. Как это произошло и с ней самой. Когда Лорен разрабатывала программу стажировки, она старалась соединить скульпторов с теми мужчинами или женщинами, которыми они восхищаются. Штасслер удивил ее своей готовностью к сотрудничеству. И за это она ему благодарна, несмотря на то, что рассматривает его больше как ремесленника, чем художника: прекрасная техника, но полное отсутствие оригинального видения. Однако ее мнение ничего не значит по сравнению с взглядом маститых критиков.

– Отлично, давай обсудим те цели, которые будут стоять перед тобой в ближайшие два месяца.

Для студента очень важно не забывать, ради чего он отправился на стажировку, иначе он превратится в мальчика на побегушках у художника. В одном из пунктов договора значится, что скульптор должен помогать студенту в его собственной работе.

Керри открыла свой портфолио и разложила на столе копии материалов, посланных Штасслеру, включая черно-белые фотографии работ, которые она собиралась сделать под его руководством. На столе появились и ее наброски, вместе с творческой биографией, и цветной снимок, на котором она присела рядом со скульптурой. На этом снимке в Керри не было ничего антропоморфного: коротенькая юбочка и облегающий топик. Лорен с трудом сдержала стон. У нее появилось такое ощущение, что ее живот отвис до колен.

– Ты послала это ему? Все это? – она провела рукой по материалам, включая и дерзкую фотографию самой Керри.

– Угу, – ответила Керри. – Я хотела, чтобы он видел все, – добавила она не задумываясь.

Лорен почувствовала страх. Не за себя, за девушку. Фотография Керри могла стать наживкой для массы мужчин. И, возможно, это особенно касается мужчины, который живет в пустыне сам по себе. Может быть, Керри именно на это и рассчитывала, но Лорен не хотела верить. Девушка может флиртовать. Но устраивать сексуальную ловушку? Нет, Лорен так не считала.

Работы, которые Керри собиралась создать, были впечатляющими. То же самое можно сказать и о набросках. Если Штасслер поможет ей с отливкой, то это будет большой подарок для нее. Больше от скульптора такого ранга они просить не могли. Кроме, конечно, того, чтобы он держал свои руки подальше от нее.

Лорен долго размышляла, как ей одеться к ужину. Она понятия не имела, куда Рай собирается ее отвести, и очень боялась переборщить... «Переборщить в чем? – спросила она сама себя. – Я не должна выглядеть слишком... жаждущей его? Выглядеть слишком... заинтересованной? Выглядеть слишком... сексуально?»

Когда в последний раз она задумывалась об этом? Лорен приложила к груди красный свитер и посмотрелась в настенное зеркало в уголке ее крошечной комнатки. Потом начала напевать «Норвежское дерево».

Она попросила остаться меняСесть, где угодно,Выпить винаНо стула тут нет,А есть лишь кровать.Может, мне стоит на ней полежать ?

У свитера был соблазнительный вырез на спине, который на сантиметр или два не доходил до талии. «Черт! – она отбросила свитер в сторону и взялась за белую блузку. – Нет, совершенно не подходит. В ней я выгляжу как школьная классная дама. А я и есть классная дама. В своем роде».

Прочь блузку. Назад свитер. И доходящая до икр серая юбка с застежкой спереди. Последний раз она надевала ее на декабрьскую премьеру. Тогда она была вместе с Чэдом, как раз накануне того вечера, когда она сказала ему, что хочет выйти замуж и, может быть, даже завести детей. Лорен расстегнула застежки на юбке до колен. Это не помешает. Она нагнулась, чтобы снова застегнуть юбку, но потом передумала.

Теперь Лорен взялась за свою любимую ярко-красную губную помаду, потом слегка подкрасила брови и замерла, подумав о духах.

Сделай это, приказала она сама себе.

За ужином в одном из лучших морских ресторанов Портленда Лорен наконец-то заставила Рая раскрыться. На это у нее ушел почти месяц. Он удивил ее, сказав, что является вторым ребенком в семье. Всего их было четверо. Всех вырастила мать. Отец сбежал от них, когда ему было четыре года.

– Четверых, и в одиночку?

– Она удивительная женщина. Очень умная.

– Она работала? Я имею в виду вне дома?

– Спрашиваешь. Она вынуждена была это делать. Работала советником в адвокатуре. По специальности она психиатр. Мы обычно говорили, что мама лечит людей, которые перенесли тяжелое эмоциональное расстройство.

Лорен рассмеялась. Рай тоже улыбнулся, довольный, что старая семейная шутка снова имела успех.

– Уверена, вы были очень хорошими детьми.

– Были. И остаемся. Конечно, мы скучали без отца, но мать ходила на все игры в мяч и школьные пьесы. Она не пропускала ничего из того, что для нас было важно.

– Пьесы? – Лорен и сама, учась в колледже, готовила декорации для самодеятельных спектаклей. – Ты играл или что-то делал за сценой?

– Играл.

– И потом все забросил?

– Не совсем. Я работал над передачами как ведущий.

– В телевизионных новостях? Правда?

– Что тебя так удивило?

– Ты кажешься...

– Каким?

– Слишком...

– Слишком?

– Слишком умным. Теперь рассмеялся он.

– Ну, не все же там тупицы. Сначала я работал в Миннеаполисе, затем почти десять лет в Майами.

– А почему ты ушел оттуда?

– Если сказать просто, то мне все это надоело, – Рай выжал лимон на своего морского окуня. – Я просто больше не мог выполнять свою работу. Когда я им об этом сказал, они ответили: «Не беспокойся, мы возьмем тебя обратно, когда бы ты не вернулся. Ты всегда можешь рассчитывать на место телеведущего новостей в шесть и в одиннадцать». Странно. В комнате для новостей все было убого. Все просиживали там часами, а я приходил в пять тридцать, только чтобы успеть наложить грим. Неловко, но я должен был делать это постоянно. Я заработал уйму денег и решил уйти и попробовать себя в чем-нибудь другом.

– Написать книгу о скульптуре? – в вопросе Лорен прозвучал скептицизм.

– У каждого человека есть история. А у некоторых людей просто удивительные истории. Надо просто уметь слушать. А кроме того, у меня в отношении этой книги есть особое чувство.

– Чувство?

Он снова рассмеялся. Ей нравилось, как улыбка превращает его лицо из симпатичного в озорное.

– Так сказала бы и моя мама.

– Твоя мать? – переспросила Лорен.

– Это комплимент. Поверь мне.

Вот и наступил этот момент. Они подошли к двери. Пожелать друг другу спокойной ночи. Неловко, если ты учишься в старших классах. Неловко, когда ты учишься в колледже. И все то же неловкое чувство не покидает тебя и в тридцать девять лет.