Парад скелетов - Марк Найканен

Джун остановилась, замерла на ходу. Я мог прочитать, что происходило у нее в голове. Печенье.

– Ты имеешь в виду эти маленькие кексы с шоколадом и кремом, с запахом абрикоса, вишни, клубники или кофе?

– Да, это и есть печенье, Джун.

Но я с самого начала не собирался давать ей печенья. Давать печенье тому, кто сгоняет жир? Это все равно, что давать «Джек Дэниелс»[9] тому, кто собирается бросить пить. Нет, это специальное угощение для Бриллиантовой девочки и сыночка, ни тому, ни другому не надо сгонять вес. На самом деле меня больше заботит то, чтобы сохранить их в той же форме, которая и так почти великолепна.

– Ты все равно бы не дал мне ничего, – огрызнулась Джун, даже не оглядываясь на меня. – Без всяких на то причин.

– Ну, можно было бы попросить Бриллиантовую девочку... К тому же в пять у вас молитвенный час.

– Что?

Теперь она повернулась. Лицо у нее скривилось, сморщилось и напоминало тряпку. Даже Веселый Роджер поднял голову, когда услышал слова.

– Разве ты не говорила этого, Бриллиантовая девочка?

– Говорила, – фыркнула она. – Молитва в пять, будьте готовы.

Девочка просто великолепна. Быстро соображает и всегда готова подыграть. Мне будет ее не хватать.

Джун поняла, что опять проиграла и начала снова изрыгать проклятья, отчего и без того сильно расстроенный сыночек, начал плакать и причитать:

– Не надо говорить такие плохие слова, мама.

Джун потрясла головой, отчего ее груди очень соблазнительно закачались, и подошла к сыну. Он обнял ее и прижался лицом к ее голому животу. Она тоже обняла его и прошептала:

– Прости, сыночек.

Очень трогательно, если кого-то такие вещи могут тронуть.

Дележ пищи действительно создает напряженную обстановку. Мне теперь совершенно ясно, что Веселый Роджер и Джун возмущены полноценной пищей, которую я выдаю Бриллиантовой девочке и сыночку. Если мне прошлый опыт что-то и говорит, то я скоро увижу полный распад семейства. Могу поспорить, что Джун набросится на Бриллиантовую девочку, чтобы отобрать у нее еду. Роджер не вмешается, так как он в это время будет отбирать еду у сыночка.

Такое уже случилось с Семейным планированием №5, пятеркой из Кентукки. Я никогда не докачусь до такого состояния. Мне пришлось даже построить специальное убежище для детей. Иначе они бы не дожили до скульптуры.

Родительская проблема у них сильно усложнилась необычайно сильной никотиновой зависимостью. После одного дня без табака они визжали и орали друг на друга по малейшему поводу, а на второй день колотили друг друга вообще без всякого повода.

Мне пришлось отлить их намного раньше, чем я этого хотел, поэтому номер 5 получился самым слабым из всей серии. Даже критики согласились с этим. Если бы они только догадывались, через что мне пришлось пройти, то, наверное, были бы более снисходительны в своих статьях.

Заставить людей худеть – это такой труд, за который я бы и не взялся, если бы истощенный, голодный взгляд не усиливал бы проявление ужаса. Мускулы выдерживают дольше. То же можно сказать про вены. Но в тот самый момент, когда они уже видят лицо смерти, в их телах появляется такая... отчетливость.

Для этого одной диеты и добавок мало. Требуется планомерное внедрение ужаса. Именно таким образом вы заставляете их напрячься, делаете их дергаными и нервными. Их железы насыщены адреналином.

Я вкатил в клетку телевизор и видеомагнитофон. Экран большой. Мощные громкоговорители на стене лицом к ним.

– Время просмотра, – объявил я.

Бриллиантовая девочка с удивлением уставилась на экран.

– И что сейчас будет? – спросила она с большим добродушием, чем я того заслуживаю. – « Генри: Портрет серийного убийцы» или вы остановились на чем-то более остром, например, «Кровавое расчленение бензопилой в Техасе»[10]?

– Не провоцируй его, – тихо пробормотал Роджер, но я-то все слышал.

– Что? – фыркнула в сторону отца девушка. – Думаешь, если ты будешь паинькой, он покажет тебе «Голубую лагуну»[11]?

– А как насчет Терминатора? – спросил я.

– Заткнись! – заорала Джун. Мне пришлось приказать им замолчать и успокоиться.

– Ну, а теперь вот что. Я не могу заставить вас смотреть, но на вашем месте я бы все же посмотрел эту запись. Вы сейчас увидите свое будущее, которое вас ждет, если не будете слушаться меня, если не будете следовать всем моим инструкциям. И кто знает... – добавил я жизнерадостно, – ...может быть, вы сообразите, как можно отсюда выбраться? Может, я что-то упустил?

– Ага, а может быть она – рабыня Изаура, – кивнула Бриллиантовая девочка в сторону матери. – Только я так не думаю.

Хорошо, посмотрим, как ей это понравится. Посмотрим, как всем им это понравится.

Я уменьшил освещение и запустил запись.

Но тут произошла накладочка, и послышался визг, такой, что вызывает озноб по коже, визг молоденькой девушки. Чтобы быть точнее, Планирование семьи №8. Девочка немного моложе, чем Бриллиантовая девочка. Она привязана к столу и уставилась куда-то в сторону. Она вырывается из кожаных ремней, и каждый рывок открывает мускулы, которые, как я подозреваю, замечаю только я. Хотя сыночек смотрел на голую женщину широко раскрытыми глазами. Возможно, он еще никогда не видел обнаженную девушку, разве что на картинках у своих одноклассников. И, судя по всему, обнаженная плоть фей любви не очень-то интересовала его, хотя с этой семейкой нельзя сказать ничего определенного.

Камера была напралена вниз, прямо на нее. Освещение слабовато – я не кинематографист. А вот с резкостью все в порядке. Теперь камера начинает поворачиваться в ту сторону, куда смотрит девушка. Под чем-то вроде зеленоватой глины корчится на столе из нержавеющей стали другая женская фигура. Зеленая масса – альгинат, материал, который дантисты используют для снятия отпечатков зубов. Женщина задыхается. Ее хрипы действуют на нервы.

– Есть и другие фильмы, – внушительно и зловеще пообещал я.

А Бриллиантовая девочка не смутилась ни на йоту.

– У-у-у, – заворковала она. – Какие ужасы, пижон. Можно, я буду первой, – добавила она скучающим голосом. – Так я, наконец-то, смогу слинять отсюда.

Но она единственная, кто заговорил. Джун, например, потеряла дар речи. Веселый Роджер уставился на меня, а сынишка потерял всякий интерес к женской натуре и снова начал хныкать.

– Это была ее мамочка? Та, которая хрипела?

– Очень наблюдательно с твоей стороны, Бриллиантовая девочка.

Я чувствовал, что стараюсь тщательно подбирать слова. Это она со мной такое сделала, заставила меня быть осторожным. Мне это не понравилось. Ни капельки не понравилось, но она меня заинтриговала.

– Значит, я тоже увижу нечто подобное? – она улыбнулась своей матери, которая этого не видела. Она прислонилась к клетке, опустив голову.

– Может, я сделаю тебя первой, а она будет наблюдать, – высказал я предположение.

– Нет, – фыркнула Бриллиантовая девочка, наклонив голову, словно одноглазая проститутка в стране слепых. – Этого ты не сделаешь. Сначала ты убьешь ее, потом папочку, потом моего братца, и только потом меня.

Она права, но откуда она это узнала? На самом деле, мне очень хотелось спросить ее об этом. А она продолжала:

– Я это знаю, потому что на твоем месте сделала бы именно так.

Часами наблюдаю за ними на мониторе в моей спальне. У меня установлены три камеры, две на стенах и одна в потолке, как раз над ними. Уверен, они этого не заметили. Там нечего особо замечать; глазки камеры очень маленькие, а стены и потолок не закончены, не обработаны.

Но я очень многое увидел. Джун только что закончила один из нескончаемых раундов игры в крестики-нолики на грязном полу со своим сынишкой. Сегодняшний раунд продолжался более двух часов. Они стирали мел ладонями и играли, не говоря ни слова. Неделями занимались этим.

Веселый Роджер большую часть времени сидел, прислонившись к стене, а когда двигался, то держался за нижнюю часть спины так, словно у него вышиблены диски. Он не жаловался, днями почти ничего не говорил.

Бриллиантовая девочка внимательно, не хуже меня, наблюдала за своей семьей. Когда вчера Веселый Роджер попробовал заговорить с ней, она сказала ему, чтобы он «отвалил».

Я заметил, что она внимательно смотрит на потолок и стены, словно подозревает, что я наблюдаю за ними.

У меня также зародилась уверенность, что она соблазняет меня. Подозреваю, такое утверждения вызовет у нее только усмешку, но это очевидно. Особенно после инцидента с ее языком и моими пальцами в микроавтобусе, и после того, как она продемонстрировала свои прелести в «коробке для котят», когда мы только сюда приехали. Но даже в те часы, когда меня нет в подвале, она пытается соблазнить меня. Иногда она потягивается, проделывает целую серию очень женственных движений, при этом всегда позирует, максимально открывая что-нибудь для обозрения: то ли это ее приподнятый зад, когда стоит на четвереньках, то ли грудь, выставленную в профиль, когда расправляет плечи.