Парад скелетов - Марк Найканен

Затем, через неделю или две, они пытались соблазнить меня, и их мужья в том числе! Они принимали меня за дурочка. Но она начала еще во время похищения. Похоже, это ее возбуждает. Жизнь с мамочкой, папочкой и братишкой так скучна.

Я почувствовал внезапный прилив симпатии и решил, что за ней надо понаблюдать.

У меня возникло такое чувство, будто я провел за рулем вечность. Но вот я свернул с шоссе, поехал по грязной проселочной дороге. Все, что я мог видеть в зеркале заднего обзора, так это хвост пыли, поднимавшийся за нами. В такие дни, как этот, ни ветерка. Сухо. Пыль, медленно оседая обратно на землю, может целый час висеть над дорогой. Каждый раз, как я проезжаю мимо велосипедиста, мне становится его жаль: дышать такой пылью. Если бы я мог, то посылал бы их обратно туда, откуда они приехали. Я переехал сюда, чтобы жить вдалеке от всего мира, а теперь внезапно это место стало столицей горных велосипедистов. Каждый год около миллиона таких спортсменов приезжают сюда, чтобы покататься по скользким каменным тропинкам. Некоторые из них сбиваются с пути и заезжают сюда. У меня был соблазн обессмертить одного или двух таких спортсменов, но я удержался. Каждый шаг должен быть спланирован. Я просто улыбался, говорил им, что они заблудились, и показывал обратную дорогу. А затем я наблюдал, как они стараются больше не сбиться с пути.

Я остановился около загона для скота, открыл ворота, въехал внутрь и снова запер ворота. До того как я купил это место, здесь было ранчо. Земля мне ни к чему. Мне нужно уединение. Главную причину, по которой я купил это местечко, думаю, никто так и не понял. В доме огромный подвал. Мормоны любят подвалы. Они заполняют их пищей так, что могут питаться год, а то и два. Это одно из положений их религии. У них в домах всегда есть подвалы. Но такого подвала я еще никогда не видел. Когда я впервые вошел в него, то был поражен его размерами.

Они построили его как раз под сараем, в котором было полдюжины стойл для лошадей с каждой стороны. Высокий сарай на семьсот квадратных метров. Наверху располагались помещения для гостей. Столбы и балки. Прекрасно, я использовал его как дом. Но подвал, на мой вкус, был просто великолепен.

Вход совершенно скрыт. Он в последнем стойле. Отодвинь сено, и под ним окажется дубовая дверь на уровне пола. Дверь утоплена, а на ней кольцо ручной ковки, которое лежит в специальном углублении. Я даже не заметил этой двери, пока мне ее не показали. Поверни кольцо, и за дверцей откроется крутая лестница, ведущая на пять метров под пол. Подвал раскинулся на всю длину сарая. Выглядит недоделанным. Незаконченные цементные блочные стены. В дальнем конце отхожее место без слива, что-то вроде компостной кучи – «ящик для котят». Рядом трубы с холодной водой.

Когда я осматривал его в первый раз, то он был забит продуктами длительного хранения: стофунтовые мешки с рисом, овсом, мукой, огромные ящики с сухими фруктами, сухим молоком, вяленой говядиной, да еще коробки с чипсами, крендельками с солью. Печенье, кексы в вакуумной упаковке. Мормоны, ожидающие апокалипсиса, похожи на стаю тараканов.

Теперь подвал выглядит совсем по-другому.

Я въехал прямо в сарай, закрыл двойные двери и запер их. А затем прислушался. Слушал очень внимательно. Сюда никто никогда не забирался, но сейчас самое неподходящее время для оплошностей.

Что-то мне показалось странным. Я подумал, что, возможно, это эффект шестнадцатичасовой поездки, но все же осмотрел каждое стойло. Пусто. Если не считать сена, они просто блестят чистотой, точно так же, как их оставили мормоны пятнадцать лет назад.

Продолжая испытывать тревогу, я поднялся в гостевые помещения. Там все спокойно, как в соборе. Осмотрел балки, пересекающиеся у меня над головой, но ничего, кроме единственного кусочка серебряной паутинки. Она зацепилась за балку и сверкала серебром.

Я поднялся наверх. Справа от меня протянулась длинная столовая, а слева располагались комнаты. Когда я осматривал это помещение впервые, здесь стояла новогодняя елка. Гигантских размеров елка, такая, какую в домах я ни разу не видел. Для того, чтобы ее нарядить, требовался, наверное, не один день.

Я прошел мимо запертых комнат, осмотрел холл, машинально заглянув по пути в свою спальню. Но и здесь никого не было. В жилом помещении никого. Это меня успокоило. Я снова спустился вниз и открыл заднюю дверцу микроавтобуса.

Фу, что за запах. Я обрезал веревки на щиколотках у каждого «гостя» и позволил им прислониться к стенке в ближайшем стойле. Не знаю, спал ли из них кто-нибудь, но у девушки глаза были распухшими и красными, словно она плакала. Нахальства поубавилось, да?

Я снял замок, повернул кольцо. Дверь легко поднялась. Сложный механизм. Я повел их вниз как пленников. Джун в колготках выглядела забавно, а у мальчика походка кавалериста. Как я предполагаю, это вызвано массой, скопившейся у него в штанах. Главное, не забыть рассказать им о «коробке для котят».

Когда они вошли в подвал, я внимательно следил за их глазами. Мне хотелось видеть их реакцию. Для меня это очень важно.

Они были в шоке. Когда они увидели, что внутри, все вместе отпрянули к стене, и мне с большим трудом удалось сдержать усмешку.

– Не останавливаться. Идите дальше.

Это очень важный момент, потому что они видят парад скелетов в первый раз. Им на глаза попались остатки отчаявшихся и мертвых, разбитых и сломленных, всех тех патетических людей, которые оставили надежду на удачу и побег. Скелеты стояли перед ними, одетые в те одежды, которые они когда-то носили. Не зря же я скульптор. Я использовал паяльную лампу, чтобы придать фигурам позы, знакомые всем, кто видел мои произведения. Хотя за все это время никто не уловил связи. Для большинства американцев скульптура так далека от телевизионных экранов, что они не заметили и намека. Если им наплевать на меня, то зачем мне беспокоиться о них?

А вот о своей судьбе они беспокоятся. Когда смерть смотрит на них, то они это прекрасно понимают. Ушедшие от нас смотрят пустыми глазницами на каждого вновь прибывшего. И из темноты своих пустых глазниц они говорят – рассказывают о будущем, о том недалеком будущем, когда вновь прибывший присоединится к ним и парад скелетов продолжится.

– Вам оказана большая честь, – объявил я им. – Не каждый может увидеть эту сторону моей работы.

Вид у них совершенно растерявшийся, а это отказ работать. Я погнал их дальше. Мне не нужен открытый бунт. У меня есть пистолет, но я не хочу им пользоваться. Теперь, я это прекрасно вижу, они смотрят на клетку. Воистину великолепное творение. Она поднимается до потолка подвала, такая же широкая, как и подвал. Я сам ее сварил. Она имеет все права на скульптуру, искусство металлоконструкций. В основном она сделана из металла, сталь взята от старых машин и разбитых грузовиков. Хром и медь из сантехники, отделочные материалы, даже детали от пилы и дрели. Если вы хотите сравнить ее с поп-культурой, то подумайте о фильме «Водный мир». А еще лучше, о модных футуристических эпосах, действия которых перенесены во тьму подземного мира. Там из-за толстых решеток на' мир взирают беспомощные пленники.

Также я добавил отбеленные солнцем черепа домашней скотины, кости собак, кошек и более хищных животных. Их гробница создана из ржавых обломков нашей культуры. И клетка эта прочна. Они могут лазить по ней, и многие из них так и делают время от времени, ища путь к бегству. Но единственное, чего они могут добиться, так это порезаться о кости или старые автомобильные бамперы.

Отсюда нет выхода: хочешь лазай, хочешь подкапывай, хочешь ковыряй замок. Веселый Роджер это почувствовал. Он не последовал в клетку за своей семьей. Он остановился у входа, разглядывая подвал. Мне пришлось подтолкнуть его дулом пистолета. Только после этого он присоединился к своему семейству. Я закрыл дверь: серия отверстий и накрепко приваренных болтов. Все проверено.

Я накинул замок и велел Роджеру подойти.

– Повернись.

Он исполнил, не выказав никакого протеста. Возможно, он доверял мне, считал, что я ничего ему не сделаю, по крайней мере, сейчас. А может, ему уже все стало безразлично.

Я заставил его прижаться к вырезу, чтобы у меня появилась возможность снять с него наручники. Большинство из них сразу же после этого срывают скотч со рта и начинают кричать. Но он остался неподвижен. Здоровый мужик, который увял быстрее, чем дешевое полотно.

Джун поспешила ко мне, оттолкнула его, затем повернулась, чтобы я смог разрезать путы у нее на руках. Как только руки ее оказались на свободе, она сорвала скотч со рта и попыталась закричать, но не смогла. Ее горло настолько пересохло, что она закашлялась. А когда наконец смогла выдавить из себя слова, они звучали, как у Линды Блэр из «Экзорсиста»; каждый слог, вырывавшийся из саднившего горла, был оторван от другого, она хрипела как алкоголик, у которого случился приступ астмы.