Самшитовый лес. Этот синий апрель... Золотой дождь - Михаил Анчаров

"О господи".

И стал есть шашлык.

- Глаша, ты знаешь, раньше он был меланхоликом, - рассказывал Барбарисов. - В нем было что-то байроническое.

- Это оттого, что у меня были грязные ногти, - сказал Сапожников.

Он повеселел. Что-то ему начинало становиться почти совсем хорошо, и обида прошла.

- Почему? - спросила Глаша.

- Так полагалось влюбленным. Меланхолия и грязные ногти.

У Сапожникова даже обида прошла. О море он старался не думать. Может быть, он даже еще искупается. Море-то было общее. В крайнем случае, он будет купаться в сторонке, чтобы не видели, как у него живот растет.

Обратную дорогу Сапожников не запомнил.

Потом они долго поднимались на четвертый этаж старинного дома. Блеклые каменные ступени, незнакомый запах на площадках, чугунные перила и хорошие выцветшие двери. А потом вдруг Сапожников вспомнил стихи про юродивого, который позвонил в квартиру за милостыней, а была зима.

Солидные запахи сна и еды,Дощечек дверных позолота,На лестничной клетке босые следыОставил невидимый кто-то.Откуда пришел ты, босой человек?Безумен, оборван и голоден.И нижется снег, и нежится снег,И полночью кажется полдень.

- Пойдемте завтра смотреть со мной фильм "Хижина дяди Тома"? - вежливо сказала Глаша.

- Ладно, - ответил он.

- Вот мы и приехали. Это квартира сестры. Они с мужем на юге. Спать ты будешь здесь.

- Прекрасная тахта.

- Сделана по заказу, - сказал Барбарисов, застилая постель.

- Барбарисов, что это за дамочки на стенках? Ужасные картинки.

- Иллюстрации из дореволюционных французских журналов. А может быть из "Нивы".

- Мне они нравятся, - с вызовом сказала Глаша.

- Ну, значит, - так правильно, - согласился Сапожников.

За окном было уже совсем темно. Сапожников заснул и видел во сне нехорошее. А раньше Сапожникову кошмары снились только дома.

- Чего ты ждешь от Риги? - спросил Барбарисов наутро.

- Развлечений, - сказал Сапожников. - Нормальное чувство командировочного.

- Понятно. Сильная выпивка, много красивых баб и сувениры с видами города.

- Нет… Просто несколько солнечных дней, минимум выпивки и общество милых людей.

И давай начнем разбираться в нашем двигателе.

- Нашем? - спросил Барбарисов.

Сапожников не ответил.

- Кого ты считаешь милыми людьми? - спросил Барбарисов.

- Думаешь, я знаю? - сказал Сапожников. - Тебя, наверно.

За прохладным подоконником солнечная листва, спокойные крыши. На улицу, на улицу.

Тишина, тайна, шелест шагов, вывески и трамваи. Полупустой вагон, синие рельсы, и, может быть, в пролете домов блеснет море. Хорошо бы поселиться здесь навсегда.

Тут вошла Глаша.

- Папа, я есть хочу, - удивилась она.

- Надо же, все время она хочет есть, - удивился Сапожников.

- А поздороваться не надо? - спросил Барбарисов.

- Доброе утро, - удивилась Глаша.

- Доброе утро, - удивился Сапожников.

В ушах Сапожникова звенело - утро, утро, утро, - что это их понесло, черт возьми?

А, чепуха! Вчерашний день не в счет. Все они встретились только сегодня.

Если бы в это утро специалисты засекли время, не пропал бы невидимо рекорд мира по марафону.

Ничего не вышло. За сорок минут Сапожников отхлестал десяток улиц, и от свидания с городом остался только портрет Полы Раксы на афише и трамвай, пролетевший с безумной скоростью.

Опять зеленые яблоки. Сапожников как с цепи сорвался.

Он затормозил и посмотрел на часы. Он не сразу разобрал, где часовая стрелка, а где минутная, мешала длинная секундная, которая отбивала секунды со скоростью пульса.

Сапожников успел к десяти, как договорились, на угол улицы Ауссекля и даже купил в киоске пачку аэрофлотовских карточек-календарей для московских знакомых.

Сапожников сел на чугунную угловую скамью и развернул веером глянцевые карты.

Крапом были недели и месяцы, а рубашкой - самолет, летящий над Даугавой. Можно было бы, наверно, еще отыграться, если бы знать правила. Но правил становилось все больше, и становилось скучно их заучивать. Чересчур солидно все выглядело, вот что.

Глаша переходила улицу, независимо оглядываясь по сторонам.

- Ах, вы уже здесь?

- Ах, я уже здесь, - сказал Сапожников.

Она вздернула брови.

- Как вам понравился город Рига? - светски бросила она.

- Мне очень понравился город Рига… А какие у вас отметки по диктанту?

- При чем здесь диктант? Я серьезно спрашиваю, вам понравился город?

Сапожников засмеялся.

- Во! - сказал он и поднял большой палец.

- Скажите, почему вы меня зовете на вы? Это странно.

- Чтобы вы не думали, что я нос задираю.

- Это странно! - сказала она.

- Будет вам восемнадцать, перейдем на ты. Годится?

- Это еще долго!

- Не успеете оглянуться, - сказал Сапожников. - А вот и наш папа идет.

Барбарисов двигался, помахивая портфелем. Свет-тень, свет-тень, солнечные зайчики.

- Ну, граждане, - сказал он, - пошли завтракать - Я придумал кое-что, - сказал Саночников.

- Что?

- Мы позавтракаем, так? Потом сходим на вокзал, и я возьму обратный билет… Я, пожалуй, сегодня уеду в Москву.

Барбарисов неподвижно смотрел на Сапожникова.

- Ты с ума сошел, - сказал он спокойно. - Я созвонился с ребятами. Сегодня у меня в гостях куча сослуживцев и половина молодежного театра. Не валяй дурака, Сапожников… Вот, оказывается, ты какой стал.

Глава 7

СЕРЕБРЯНЫЕ ВЕЛОСИПЕДИСТЫ

Прошел еще год-другой.

Сидел Ньютон в саду, вдруг ему по голове яблоко шарах - упало яблоко ему на голову. И Ньютон не понял, что его голова притягивает яблоки. Так представлял это происшествие Сапожников. Но потом глядит Ньютон - яблоки падают не только ему на голову, а еще и на землю. Значит, его голова только помеха. А на самом деле, значит, это земля притягивает яблоки. А если прорыть шахту сквозь земной шар, куда упадет яблоко? Оно, наверно, в центр Земли упадет. Оно, конечно, сначала с разбегу проскочит на ту сторону, но потом поболтается в шахте и вернется в центр Земли, как маятник.

Интересное дело получается.

Одно тело притягивает другое. А чем оно притягивает? Резинкой, что ли? Что-то тут не сходится.

Все знают: чем сильней резину в рогатке оттянуть, тем сильней она назад руку тянет. Или лук натягивать. Слегка натянуть и ребенок может, а вот натянуть так, чтобы лук согнулся, может только стрелок. Робин Гуд. Да, это же всем известно.

Значит, когда тетива сильней растянута, она обратно сильней тянет, а не слабей.

Вот это притяжение. А в этой силе гравитации, в притяжении, все наоборот. Чем дальше одно тело от другого оттянуто, тем оно, тяготение это, все слабей и слабей. Все слабей одно тело к себе другое тянет. Что же это за притяжение такое?

А вот если вагон поставить на рельсы и давить на него изо всех сил, то он с места стронется и помаленьку покатится все быстрей. А ты дави с той же силой и только за ним поспевай. Что будет? А то будет, что он будет разгоняться, пока на станцию не влетит и в тупик не врежется, как яблоко в Ньютоновом садике. Потому что сила на него давила всю дорогу одна и та же, передыху не давала.

Вот и получается, что когда камень на землю падает, то это гораздо больше похоже на то, что его какая-то сила сверху давит и разгоняет, чем на то, что его сама Земля неизвестно какой резинкой притягивает. И потому похоже, что не сами тела друг к другу притягиваются, а какая-то сила их друг с другом в одну кучу сталкивает.

Скажете, что нам неизвестна такая материя, которая давила бы на тела и сталкивала их друг с другом. Но ведь и такая материя неизвестна, которая тела друг к другу тянет. Назвали гравитацией, а что такое гравитация? Любовь, что ли?

Яблоки землю любят? Или Ньютонову голову? Пришло в голову Ньютону, что два тела друг к другу тянутся потому, что похоже, что тянутся. Так мало ли что на что похоже? Похоже, что солнце всходит и заходит, а пригляделись - все наоборот.

Ну, что тут поднялось, когда Сапожникову эти дефективно - конкретные несуразности в голову пришли и он их высказал, что тут началось.

- Сапожников из шестого "Б" против Ньютона пошел! В шестом "Б" все дефективные!

- Ты обалдел, что ли? Кто Ньютон - и кто ты? У тебя вон по химии и по немецкому тройки! И макулатуры ты собрал меньше всех!

- Какое может быть давление, если всем известно, что тела притягиваются? Это же всем известно!

- Это ты где же свое давление выкопал? В велосипедном насосе, что ли?

- Ага, - сказал Сапожников. - Если в насосе дырку зажать, а за поршень тянуть, то будет пустота, а природа пустоты не терпит.