Кровь тамплиеров - Вольфганг Хольбайн

Вопреки воле он позволил ей осмотреть рану. Все в нем противилось ее прикосновениям. «Я допустил ошибку», — мысленно бранил он себя. Никогда больше ни во что такое он не ввяжется, никогда не допустит, чтобы какая-нибудь девушка так затронула его сердце. Он должен придерживаться того, чего молча, без слов, ожидает от него Квентин. Ему не следует покидать монастырь, обеспечивающий надежную защиту в жизни, он. должен еще больше сконцентрироваться на занятиях, не представляющих опасности: на чтении пожелтевших, пыльных документов — свидетельств прошедших лучших времен. Проклятие! Ведь именно сегодня он начал всерьез подумывать о том, чтобы покинуть монастырь и Квентина. Именно сегодня утром он вдруг почувствовал себя достаточно сильным и зрелым для познания большого, бескрайнего мира, лежащего за монастырскими стенами. И как же далеко он от них ушел? Он не прошел и тысячи метров — и сразу же потерпел позорный провал.

— Знаешь, кровь совсем не идет, почти все подсохло, — удивленно сказала Стелла, в то время как ее пальцы продолжали осторожно ощупывать рану. В ее голосе слышалось легкое замешательство.

Давид, сбитый с толку, тоже схватился за лоб.

Шок избавил его от боли, которую он должен был бы ощущать, но он знал, что удар был достаточно тяжелый и причинил ему серьезную рану. Он же чувствовал вначале, как кровь потоком течет со лба, — даже воротник рубашки весь пропитался кровью. Но теперь, ощупав лоб, Давид не увидел на пальцах следов свежей крови.

— Все же нужно сходить к врачу, — решила Стелла. — Тебя необходимо осмотреть.

— Не знаю… — Давид скорчил недовольную гримасу. Он еще ни разу в жизни не был у врача, и любовь к приключениям, если она вообще в той или иной мере была в нем заложена, почти не давала о себе знать, забившись в самый темный угол его подсознания.

— Но я… — Стелла вытащила ключ от машины из кармана облегающих джинсов и нажала на кнопку дистанционного управления. Тотчас вблизи заблистал ее новенький ярко-желтый «Фольксваген-Битл»[5], в который она и усадила Давида.

Он больше не сопротивлялся. Только еще раз ощупал почти зажившую рану над левым глазом. Как она могла затянуться так быстро? Что за чудеса с ним творятся?

Стелла включила мотор, и автомобиль помчался во тьме, шурша по асфальту шинами, в то время как машина «скорой помощи» с полицейским рожком и сиреной катилась по направлению к парковой площадке.

До ближайшего пункта «Скорой помощи» пришлось бы добираться около двадцати минут, поэтому Стелла без долгих размышлений припарковалась перед городской больницей и, взяв Давида за руку, потащила его в небольшую, слабо освещенную приемную. Там они молча сидели около получаса, прежде чем ночная сестра с недовольным лицом препроводила их в такой же небольшой кабинет, где им велено было ждать врача.

В то время как Давид, выполняя грубую команду сестры, улегся на узкую, покрытую простыней смотровую кушетку, Стелла отошла к противоположной стене, скрестила руки на груди и постаралась выдавить из себя ободряющую улыбку. Давид рассказал ей между тем, что еще никогда в жизни не был у врача, потому что до сих пор никогда не был болен так, чтобы Квентин не смог вылечить его в течение кратчайшего срока с помощью трав из обширных запасов монастырской аптеки или различных настоек причудливых цветов, которые, однако, оказывались очень действенными. Стелла даже не потрудилась скрыть, что она ему не верит, но тем не менее не переставала улыбаться.

Теперь, когда прошел первый ужас от того, что случилось, все вокруг уже не казалось Давиду столь безысходным. Он лишь старался не смотреть подолгу в бездонные синие глаза девушки, чтобы преодолеть в себе знакомое беспокойное чувство.

Давид приготовился увидеть почтенного пожилого господина с шевелюрой, отливавшей сединой, типичную фигуру из телепередач — доброго доктора, который одинаково искренне сочувствует каждому больному, страдает ли тот от чешуйчатого лишая или из-за оттопыренных ушей, врача, который, наряду со знанием медицинских ноу-хау, является еще и высококвалифицированным психологом и социальным работником. Он допускал и другой вариант — угрюмый, трясущийся старикашка, с виду типичный мясник, затянувший рот марлевой повязкой, с большим шприцем в руках, в котором непрерывно бурлит ядовито-зеленая жидкость; сейчас он схватит его и начнет трогать немытыми толстыми пальцами его рану. Но доктор не был похож ни на того, ни на другого.

Прошло совсем немного времени, и в кабинете появился длинноволосый молодой человек, явно пребывающий в отличном настроении и насвистывающий какую-то мелодию. Своей трехдневной бородкой, шельмовской ухмылкой и модной тенниской он ничем не напоминал тех типов, которых ожидал увидеть Давид. Исключение составлял наброшенный на плечи белый халат.

— Сожалею, что вам пришлось ждать, — улыбнулся врач, показавшийся посетителям не намного старше их самих, — но я занимался сломанной челюстью.

Желудок Давида болезненно сжался при воспоминании о том, что он натворил и что за последние три четверти часа постарался вытеснить из своего сознания, но при этом его мучили не одни только угрызения совести. Он обменялся многозначительным взглядом со Стеллой.

— Этот больной еще здесь? — спросил он.

— Лежит в соседнем кабинете. Накачан болеутоляющими.

Хотя это и уменьшило страх Давида, так как возможность в ближайшее время встретиться лицом к лицу с жаждущим мести Франком явно отпадала, однако это не успокоило его совесть.

— По крайней мере, не будет некоторое время нести всякий бред, — вздохнув, отмахнулась Стелла.

Доктор бросил на нее вопросительный взгляд:

— В чем, собственно, дело?

— Да ни в чем. — Стелла покачала головой.

Длинноволосый врач недоуменно пожал плечами и принялся осматривать Давида. Некоторое время он казался сбитым с толку, затем в его лице появилось нечто, что Давид счел смесью раздражения и разочарования.

— Рана почти зажила, — вынес вердикт врач, проводя по рубцу ватным тампоном. — Почему вы обращаетесь ко мне с этим только теперь?

— Быстрее было просто невозможно, — сказала Стелла извиняющимся тоном, и это была чистая правда.

Тот, кто утверждает, что женщины не способны водить машину, как видно, никогда не сидел с хорошенькой одноклассницей Давида в ее ярко-желтой малолитражке. Стелла ездила так, словно ее погонял сам дьявол.

Доктор ухмыльнулся, как будто юная посетительница отпустила хорошую шутку, затем снова стал серьезным.

— Скажи честно, — он по-приятельски хлопнул Давида по плечу. Его бы не удивило, если бы тот в ответ шутки ради ущипнул его за бок, как будто они дружили уже много лет. — Это, должно быть, случилось вчера? Или еще раньше?

— Рану мне нанесли совсем недавно.

«За кого этот парень меня принимает? За лжеца? — подумал Давид. — Он что, полагает, что я готов целыми днями демонстрировать кровавую корку на лице, чтобы всем показать, какой я крутой?»

— Это произошло около часа назад на вечеринке, — подтвердила Стелла. — Один человек разбил бутылку о его голову.

— Но это не могло случиться час назад, — возразил врач, покачивая головой и снова осматривая рубец.

Давид беспокойно завертелся на кушетке.

— Это ненормально? — прямо спросил он у врача.

Доктор не ответил, взглянул на промытую рану и, улыбнувшись, заклеил ее пластырем. Затем ободряюще похлопал юношу по плечу. Иногда отсутствие ответа — тоже ответ.

— Можешь быть свободен, — объявил он под конец.

— Спасибо, господин доктор. — Давид слез с лежанки и пошел мимо Стеллы к двери.

Еще вчера он был заурядным занудой, вел обычную жизнь, лишенную невероятных событий; возможно, его жизнь была несколько иной, чем у других, но в ней не было ничего ненормального. Сегодня он вдруг превратился в одержимого демонами монстра, который легко сломал челюсть силачу ростом метр девяносто, яростному берсеркеру, внушающему страх всему интернату.

— Окажи любезность, зайди завтра утром! — крикнул ему вслед врач. — Я охотно осмотрел бы тебя еще раз.

— Гм-м… — пробормотал Давид без всякого выражения и поспешил поскорее покинуть больницу.

— Доктор не проявил к нам особой теплоты, — констатировала Стелла, после того как ее машина, взвизгнув тормозами, лихо влетела на площадку перед интернатом и девушка скорее придушила, чем выключила мотор.

Давид начал сомневаться, что по дороге в больницу она развила сумасшедшую скорость исключительно из-за заботы о нем. Впрочем, Стелла, кажется, всегда ездила словно одержимая дьяволом.

— Думаю, он убежден, что мы его дурачим, — продолжила Стелла слегка подавленно, когда они вылезли из машины. — Я имею в виду срок появления твоей раны.

Давид невольно прикоснулся к тому месту, где тяжелая бутылка не так давно разбила ему лоб, но, кроме узкого пластыря, ничего не нащупал.