Приз победителю - Ли Уикс

— В этом банке она познакомилась с моим отцом.

— Точно! Ей, можно сказать, жутко повезло. Вот моя мама везеньем не отличалась. — Люси вновь пожала плечами. — Возможно, все дело в том, что она была не такая умная, как твоя.

Хозяйка налила еще по чашке чая. Джорджина все так же смотрела на фотографию.

— У тебя есть еще старые снимки?

— Боюсь, что нет. Стыдно, конечно, но у меня очень мало фотографий родственников. Увы, многие из них уже умерли… Только нас трое и осталось.

— Люси, я очень благодарна тебе, что ты позволила мне пожить у вас. Но что же это получается? Выходит, теперь вам с Ка-Лей придется делить одну спальню на двоих?

— Никаких проблем. Мы и раньше спали в одной комнате.

— Стало быть, моя спальня пустовала?

— В ней жила одна американская девушка… Не знаю, где она сейчас. — Люси закатила глаза к потолку и пожала плечами. — Очень симпатичная девушка. Светлые волосы, длинные, с маникюром, ногти…

Ему понравились ее ногти. Красивый маникюр — это было первое, что он заметил. Ему нравились женщины, ухаживавшие за собой. Он специально попросил ее покрасить ногти лаком утром того дня, когда она ударилась в бега, а он мчался по лесу за ней. Красотка очень хорошо их покрасила. Движения у нее были точные и хорошо рассчитанные, а мазки ровные и аккуратные, так что каждый ноготок представлял собой настоящее произведение искусства. В центре каждого ноготка она изобразила красную звездочку, которую затем покрыла блестками. Охотник довольно улыбнулся. Отныне он всегда будет знать, какой палец принадлежит ей.

Глава 15

Макс жил в Шенг-Сай-Ване в Западном районе. Несмотря на название, это была наименее вестернизированная часть Гонконга. Интересно, что поначалу британцы обосновались именно здесь, но в скором времени перебрались в другой район из страха перед малярией, ставшей бичом этих мест. Бизнес в районе был мелкий и состоял в основном из семейных предприятий. Жизнь здесь текла медленно, доходы обилием не отличались, и каждый стремился что-нибудь продать. На покрытых булыжником узеньких улочках лепились друг к другу мастерские ремесленников и лавочки мелких торговцев. На прилавках лежали рулоны шелка, намотанного на шпульки, изготовленные лет сто назад. Со стен свешивались полотнища с каллиграфически выписанными иероглифами «счастья». Рядом продавались аналогичные изображения, вырезанные на слоновой кости или жадеите. На углу торговец предлагал покупателю отведать свежайшей змеиной желчи. Опустошенные желчные пузыри не выбрасывались и хранились в специальной шкатулке. Однако несмотря на всю эту экзотику, дни Западного района были сочтены. Новое наступало, и даже на этих территориях, где время, казалось, остановилось, то тут, то там возносились к небу стальные остовы строившихся небоскребов. Семейство Фон, состоявшее из Макса, его брата и старика отца, обитало на Гералд-стрит — одной из самых широких и тихих улиц в нижней части района. Почти во всех зданиях на этой улице на первом этаже располагались магазины. Владельцы процветающих заведений раскладывали товары даже на тротуарах рядом с входом. Но большинство лавочек и магазинов пребывало в упадке, и их витрины уже много лет украшали только ржавые металлические шторы. На Гералд-стрит царили старомодные, словно присыпанные пылью, покой и уют, в атмосфере из-за многолетнего пренебрежительного отношения к санитарии витали запахи гниющих овощей и прогорклого масла, словно въевшиеся в эту землю и стены. Фоны жили в четырехэтажном доме в самом конце улицы. В свое время дела у семьи шли очень неплохо, папа Фон считался весьма уважаемым врачом, имел обширную практику и приемную на первом этаже в помещении магазина. Большую часть дня к двери приемной по Гералд-стрит тянулась длинная очередь. Люди часами терпеливо ждали, когда Фон-старший примет их. Он пользовался таким огромным авторитетом, что по городу циркулировали слухи о совершенных им чудесах исцеления. Что интересно, слухи получили распространение не только в китайских, но и в кругах выходцев из Европы и Америки.

Аптека при приемной была набита всевозможными традиционными лекарствами и препаратами из сушеных растений, трав и частей тела различных животных. Все эти препараты содержались в идеальном порядке благодаря супруге Фона-старшего, которая в те дни еще здравствовала. Помимо всего прочего, она обеспечивала бесперебойную работу хирургического кабинета. Под ее надзором маленький Манн Так, принимавший посильное участие в семейном бизнесе, отвешивал на весах нужные порции того или иного вещества, смешивал их согласно рецептам и приготовлял лекарства. Через некоторое время его начали обучать акупунктуре, и он продемонстрировал немалую склонность к этому искусству. Мать проводила с ним много времени, способствуя развитию его способностей. В те дни в доме Фонов поселилось счастье — пока неожиданно не умерла мать. Она делала на рынке покупки, когда ей на голову упал сегмент бетонного блока, какие использовались при строительстве новых домов-башен. Смерть супруги оказалась страшным ударом для Фона-старшего. Его мир рухнул, и лишь необходимость присматривать за двенадцатилетним сыном и лечить людей спасла врача от самоубийства. Однако дело стало трещать по швам, и лишь усилия сотрудников, работавших не покладая рук, помогли ему избежать скорого и полного разорения. Через некоторое время одна из сотрудниц, молодая женщина по имени Нэнси, которая работала в приемной с пятнадцати лет и которую Фон-старший не только обучил тонкостям профессии, но и выделял из всех остальных служащих, взяла практическую сторону ведения бизнеса в свои руки и неплохо преуспела в этом. Впрочем, скоро выяснилось, что у нее имелись планы не только в отношении развития бизнеса, но и в отношении его владельца. Она довольно быстро нашла к шефу подход и прилепилась к нему, как цветок с клейкими лепестками, ясно дав понять, что очень не прочь, чтобы ее сорвали.

От подобного подхода Фон-старший запаниковал и женился на ней, внушив себе, что уж лучше такая жена, чем никакая, и что мальчику, помимо всего прочего, нужна мать. Однако Нэнси, став замужней дамой, потеряла интерес к какой-либо полезной деятельности и пустила бизнес на самотек, отчего он в самом непродолжительном времени начал загибаться. Когда терпению папы Фона пришел конец и он подступил к ней с упреками, объявила, что беременна, быстро устает и нуждается в отдыхе. Начиная с этого времени Нэнси проводила время в гостиной на втором этаже, где ела булочки и кормила крошками канарейку. В ознаменование беременности папа Фон, простив супруге лень и приходящий в упадок бизнес, подарил ей собачку — крохотного, словно игрушечного беленького пекинеса. После этого в доме слышались только постукивание шарика для пинг-понга и тявканье крохотной собачки Лаки, с которой Нэнси играла целыми днями.

В то лето, когда Нэнси ходила беременная, а у папы Фона из-за занятости не хватало времени разглядеть жестокость супруги, она излила на приемного сына просто океаны злости. По непонятной причине молодая жена ненавидела Манн Так столь же сильно, как любила собачку. Часто била его, лишала обеда или запирала в темной кладовке, где вместо электрического освещения имелось крохотное оконце, забранное решеткой. Так как стояло лето, в городе часто случались штормы и бури, и крохотное помещение освещалось поминутно вспыхивавшими молниями. От жары и духоты одежда мальчика насквозь промокала от пота, так что временами он снимал ее и сидел голый, едва дыша от страха и вскрикивая всякий раз, когда грохотал гром, а ослепительный зигзаг молнии прорезал небо.

В то лето он стал мужчиной. Подросток дотрагивался до своего тела, и оно отзывалось на его прикосновения, принося острое болезненное удовольствие. Он стал мужчиной, сидя в тесной душной кладовке, пугаясь молнии и вздрагивая от ударов грома.

Однажды, когда Нэнси находилась на последней стадии беременности, Манн Так оказался один с пекинесом Лаки. Собачка сидела на своем привычном месте на обитой дерматином софе и настороженно отслеживала каждое его движение. От жары она высунула розовый язычок и, дожидаясь пробуждения хозяйки, время от времени переводила свои выпуклые, словно навыкате глаза на дверь спальни. При взгляде на собаку Фона-младшего неожиданно охватило непреодолимое желание убивать. Он схватил ее за горло, сорвал с софы и держал на весу, пока у Лаки не вылезли глаза и не перестали дергаться лапы. Когда собака обмякла, Манн Так взял ее любимый шарик от пинг-понга и засунул в глотку, чтобы со стороны все выглядело так, как будто она подохла, играя с ним и слишком глубоко его заглотнув. Потом, дрожа от возбуждения, убежал к себе в комнату, лег на кровать и стал ждать, когда Нэнси проснется и найдет своего любимца. Когда это наконец произошло, дом огласил такой пронзительный крик, что мальчик от страха обмочился, и по его ногам потекла струйка горячей жидкости. Соседи тоже услышали ее крики, спустились с верхних этажей и подошли к их двери, желая узнать, что случилось. Папа Фон с той же целью прибежал из находившегося на первом этаже хирургического кабинета. Именно он, исследовав дохлую собаку, извлек из ее горла злополучный шарик от пинг-понга. Трюк удался полностью, и на Манн Так никто даже не подумал.