Экстрасенс - Сергей Асанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После уроков в коридоре первого этажа она подошла к нему и сказала очень серьезно:
— Поречников, я теперь обязана на тебе жениться!
— В смысле?
— У меня башка перестала болеть после твоих поглаживаний! А она у меня все время болела! Мишка, ты — просто обалдеть!..
И пошла себе.
В тот же вечер Михаил явился на кухню к матери. Потомственная учительница младших классов сидела в обнимку с чашкой холодного чая, курила длинные ментоловые сигареты и читала какой-то глянцевый журнал. Появление сына на кухне в столь важный момент (никто не смел мешать маме пить холодный чай и курить на кухне после тяжелого трудового дня) ее удивило.
Здесь стоит сказать, что к шестнадцати годам родители почти окончательно махнули на Мишку рукой. Отец, потомственный крановщик и постоянный участник гаражно-кооперативных чемпионатов по литроболу, понял, что «нормального мужика и наследника», способного заколачивать бабки, из сынули точно не получится — слишком уж он интеллигентный для этого. А мать, в свою очередь, пришла к выводу, что для настоящего представителя авангарда интеллигенции он слишком беспечен и недостаточно амбициозен. Он даже учится хорошо не потому, что это нужно для поступления в вуз, а как-то невзначай, без всякой видимой причины и как будто даже с удовольствием, словно смакует свое любимое томатное мороженое. Потомственной учительнице младших классов это казалось дикостью.
— Случилось чего, Миш? — встрепенулась мама.
Парень, наливая себе в чашку кипяток из электрического чайника, посмотрел на нее рассеянно.
— Все в порядке, мам.
— Уверен?
— Абсолютно.
Мать хотела было вернуться к чтению, но краем глаза заметила в кармане спортивных штанов Михаила синюю обложку маленького издания Евангелия. Эти карманные сборники им в школу пару лет назад принесли какие-то миссионеры, которых проморгала охрана, но мама ни разу не видела, чтобы их в этом доме использовали по назначению, то есть читали.
У матери появились новые вопросы.
— Скажи мне, друг сердешный, к чему у тебя душа лежит? Почему я до сих пор не знаю, куда ты собираешься поступать после окончания школы? Тебе ведь всего ничего остается.
— А я этого тоже не знаю.
— А кто будет знать? Пушкин?
— Предпочитаю Достоевского.
— Тебя привлекает депрессивная литература?
— Он не депрессивен, — снисходительно улыбнулся Михаил, — он реалистичен.
Мама сделала паузу, внимательно посмотрела на коротко стриженный затылок сына, будто могла там что-то вычитать.
— Миша, у тебя есть девушка?
Сын повернулся к ней. Он размешивал сахар в чашке, стуча ложечкой по стенкам. Маму это жутко бесило — Мишка всегда стучал ложкой и даже как будто медитировал под эти мерзкие звуки.
— Зачем тебе это, мам?
— Что зачем? Зачем знать? Тебе не кажется, что это нормальный вопрос для матери шестнадцатилетнего юноши?
— Нет, не кажется. Это скорее НЕ нормальный вопрос. Если бы я был шестнадцатилетней девчонкой, мы с тобой могли бы поговорить о раннем сексе, противозачаточных средствах и о том, как хорошо хранить девственность до брака. Но я…
Мать вздохнула. Попытка исследовать содержимое черепной коробки этого таинственного молодого человека закончилась провалом. Она погасила сигарету в блюдце.
— Слушай, Миш, — сказала она, — я не хочу тебя пытать, как фашиста в партизанском лесу, я просто хочу понять, что за человека мы вырастили.
— А вот об этом я и хотел с тобой поговорить. — Михаил присел на табурет. — Расскажи, что со мной происходит. Это как-то связано с падением в первом классе?
Мама растерянно моргала.
— Ты о чем?
— Не притворяйся. Неужели ты ничего не видишь?
Мама держалась до последнего.
— Говори яснее, и я тебе, может быть, отвечу.
Михаил поставил чашку на стол, почесал подбородок. Яснее так яснее, о’кей, блин.
— Мам, я знаю, что ты скопила приличную сумму денег. Ты хочешь уехать отсюда. Не знаю точно, надолго ли, но у тебя были мысли, что навсегда. Тебя здесь больше ничего не держит — ни сын, ни тем более муж, законченный люмпен и алкоголик, за которого ты вышла просто по какому-то недоразумению. Примерная конечная цель твоего путешествия — или Омск, или Оренбург, что-то на «о», точно разглядеть не могу. Но в любом случае там тебя кто-то ждет… Еще что-нибудь рассказать?
Нельзя сказать, что у мамы отвисла челюсть. Она просто уронила ложку на пол, отвернулась к стене и начала кусать губы. К слову, эту гадкую привычку Михаил унаследовал именно от нее, он обожал грызть эти чертовы губы.
— Мам, ты меня слышала? Как ты думаешь, откуда я это узнал?
Она повернулась к нему с видом пойманной на измене жены моряка.
— Так и есть, старая кляча подарила тебе эту заразу… А я надеялась, что мне показалось.
Нет, ей не показалось. Михаил принял на себя часть способностей прабабки. Впрочем, черт его знает, сколько именно она ему отдала. Если только часть , то в этом случае оставалось, нервно сглатывая слюну, догадываться, сколько умела она сама. Но вполне возможно, что он унаследовал все , чем она владела, потому что к моменту окончания школы и поступления в институт Михаил начал пугать своими талантами уже самого себя.
Мать так и не рассказала ему о происхождении этих способностей. Она лишь обмолвилась, что баба Юля лечила некоторые болезни одними движениями рук, иногда угадывала мысли и делала что-то еще, чего мама «уже не помнит» (в этом Миша сильно сомневался). Юлия Геннадьевна Фромм не была ее родной бабкой, она была всего лишь мачехой ее матери, родной бабушки Михаила. Поэтому никакой наследственной связи не просматривалось, и баба Юля передала это нечто «вручную», когда вытаскивала мальчишку с того света после падения с качелей. Она сама выбрала себе наследника.
Осознав себя как экстраординарную личность, Михаил успокоился и принялся с наслаждением исследовать жизнь во всех ее проявлениях.
А жизнь была прекрасна! В университете ему неоднократно предлагали пост председателя студенческого профсоюзного комитета: путевки в санатории, билеты на дорогие концерты, регулярный распил праздничных бюджетов и прочую халяву по линии городского комитета по делам молодежи — это ли не мечта студента! Его звали в университетскую команду КВН, предрекая, что своим участием в ней он станет просто мегазвездой и когда-нибудь точно встретится на одной съемочной площадке со своим Даже-Не-Однофамильцем. Но Михаил от всего этого отказывался. Ему нравились девушки, он нравился им, он вызывал уважение у преподавателей, он сам платил многим из них той же монетой, однако по большому счету ему нравилось созерцать бурный водоворот событий, но никак не бултыхаться в нем. Так ему было комфортнее.
Вот только Саакян, черт бы его побрал!
Виктор
С бизнесменом Максимом Червяковым произошла действительно скверная история.
В этот теплый и тихий вечер ничто не предвещало беды. Макс, поцеловав на ночь супругу, отправился в ресторан-казино «Якорь» обсуждать проблемы с партнерами по бизнесу. Заодно он собирался проиграть в рулетку некоторое количество заработанных цветных бумажек. Однако проблемы, судя по всему, оказались серьезнее, чем ожидалось, и к полуночи Червяков нализался так, что начал приставать к официанткам и (о Боже!) мужчинам-официантам с непристойными предложениями. Диапазон предложений был довольно широк — от «Пойдем вмажем по рюмашке, я угощаю» до «Я куплю тебе дом у пруда в Подмосковье». Партнеры по бизнесу, не удовлетворенные таким ходом переговоров, вскоре покинули столик, и Макс остался один. К часу ночи его сплющило окончательно.
Он сидел за столиком, уронив голову на руки, и горько плакал. Вызванная охрана не вмешивалась, безошибочно опознав в этом исходящем соплями куске мяса своего постоянного клиента, отстегивающего приличные чаевые. Так он и лежал некоторое время. Затем неожиданно бодро поднял голову, осмотрел зал ненавидящим взглядом и изрек:
— Я его, ссукуу, порву…
И тут же полез во внутренний карман пиджака, висевшего на спинке стула. Охрана напряглась.
— Порву, козлину, на мелкие лоскуты, мля… Я ему такую рекламную кампанию захреначу, мля… Чё, мля, сцукоо, а?!
Рука его потерялась в складках пиджака, и охрана решила воспользоваться этим замешательством. Двое дюжих парней взяли мужчину под локотки и приподняли.
— Пойдемте, Максим Николаевич. Мы вызвали такси, оно вас доставит до дома.
Макс с трудом разлепил заплывшие и красные от слез глазки, посмотрел на охранника.
— Домой, мля?
— Домой, домой, Максим Николаевич. Уже поздно.
— К кому домой?
— К вам. Ваша супруга звонила, беспокоилась.
— Кто?!