Стремнина - Бубеннов Михаил Семенович

— Заткнись ты, личность! — неожиданно одернул его Зеленцов — вспыльчивый, крикливый, задиристый парень, особенно во хмелю. — Опять за свое!

— Замолчи, рррожа! — двинулся на него Мерцалов.

— Глядите, да его уже стошнило! — отпрянув, выкрикнул Зеленцов. — Братцы, да под ним лужа!

— У-у, мррразь!

— Брось шюточки! Брось! — завопил Зеленцов.

У Мерцалова от ярости перехватило горло. Воспользовавшись этим, Павел Бабухин указал на воронью стаю, летящую над рекой:

— Всё летят. Всё туда…

— Наговорились, однако? — спросил теперь Морошка. — Не бог весть какое представление, чтобы повторять его каждый день. Вороны вон и те не всегда кричат.

— Айда за мной, — заторопил всех Кисляев.

— Обойдемся без поводырей, — огрызнулся Мерцалов, сожалея, что почему-то растерялся и упустил удобный случай придраться к прорабу, когда тот так ловко выставил его перед всеми горластее вороны.

Начали готовить заряд: одни подносили, вскрывали и опоражнивали ящики, другие таскали ведрами порох к спаровке, третьи засыпали его в узкие и длинные мешки из двойной марли; туго начиненные порохом, они были похожи на колбасы десятиметровой длины. Уложишь восемь таких колбас на наклонной площадке, с небольшими просветами, скрепишь их поверху вдоль и поперек жердями — вот и заряд: он ляжет плашмя на речное дно.

Защищаясь от косых лучей солнца, Арсений Морошка с минуту следил за «Отважным». Теплоход передвигался туда-сюда по шивере. «Найти не может! — понял Морошка. — Вот еще беда!»

Его окликнул Сергей Кисляев:

— А какой заряд будем делать?

— Малый, понятно… — с раздумьем ответил Морошка. — А то батя провозится очень долго…

— А накроем?

— Должны.

Вскоре вернулся Демид Назарыч. Опустив на землю свою тяжелую сумку с боевиками и детонаторами, он поторопил рабочих:

— Поспешай, робя, поспешай!

— Себя торопи, — съехидничал Игорь Мерцалов.

Его дружки с живостью подхватили:

— Гляди, сам не копайся до вечера!

— Успеет ли до вечера? Вдвоем монтируют и то…

— Загалдели! Распустили языки! — не сдержавшись, начал огрызаться Демид Назарыч; он почему-то был не в духе. — А я тоже копаться не буду, раз на то пошло. Суну в каждый мешок по одному боевику — и вся недолга. Отделаюсь за десять минут.

— Ну и что? — спросил Мерцалов.

— А то, что некогда вам будет загорать! И некогда чесать языки! И некогда…

— Что будет потом, я спрашиваю?

— А все то же!

Пока Мерцалов и его приятели потешались над Демидом Назарычем, Арсений наблюдал за «Отважным»: наконец-то якорь был найден, и его уже поднимали из воды. Слова Демида Назарыча о боевиках дошли до сознания Морошки, увлеченного наблюдением, с некоторой задержкой…

— Постой, батя, — внезапно обернувшись, заговорил Морошка. — Ты сейчас что сказал?

— Слышал ведь! — пробурчал Демид Назарыч.

— Шутишь?

— Какие тут шутки!

— Слушай, батя, да ты понимаешь…

— Пока в своем уме, не дурнее других!

Соскочив со спаровки, Морошка всмотрелся в темное, как из тусклой меди, морщинистое лицо Демида Назарыча и его зоркие, сердитые глаза.

— Слушай, батя, но ведь заряд…

— И ты? — оборвал его старик.

— Батя, да ведь это было бы чудом! — ответил Морошка. — Я давно об этом думаю, но ты же знаешь…

— И ты бумаге молишься?

— Не молюсь, а верю.

— А рабочее чутье не хуже бумаги? Ему не веришь? — даже зашумел Демид Назарыч. — Я сколько этих зарядов взорвал? Думаешь, ничего не смыслю?

Арсений долго смотрел на Демида Назарыча с непривычной для бригады растерянностью.

— Не веришь все же… — заключил Демид Назарыч. — А давай поставлю? Давай?

— Сейчас? — переспросил Морошка.

— А чего тянуть?

— Пробовать-то надо у берега.

— Камень разобьем, вот и проба.

— А вдруг заряд не сработает, тогда что? — возразил Морошка. — Утром задержим суда. Поднимут вой.

— Боязливым становишься, как эти… — подковырнул Демид Назарыч. — А велел думать. Вот и думай.

Шумно передохнув, Морошка схватил топор и начал рубить жерди. Но вскоре выпрямился и сказал хмуро:

— Не уснуть мне сегодня, батя!

— Пошто так? — спросил Демид Назарыч.

— Да ведь если ставить по одному боевику, мы можем класть в день не три, а шесть зарядов, так ведь?

— Знамо дело. Правильно подсчитал.

— Да ведь тогда мы…

— Соображаешь! С головой!

Солдаты-однополчане выжидающе помалкивали до последней минуты, вдумчиво выслушивая и прораба и взрывника да вникая в суть дела. Теперь же стало ясно, что перевес во всем на стороне Демида Назарыча.

— Соглашайся, не гадай, — незаметно приблизясь к Морошке, негромко посоветовал ему Сергей Кисляев. — Заманчивое дело. Явная выгода. Зачем же медлить? Какие сомнения?

— Раз батя обещает — взорвет, — сказал Гриша Чернолихов, всегда и во всем поддерживающий своего земляка и вместе с тем забавно стесняющийся своей дружбы.

— У него, кажется, все уже обдумано, — определил Николай Уваров и, верный своей привычке все усложнять, над всем ехидничать, с удовольствием высказал предположение: — Тут назревает событие…

— Очередная авантюра! — крикливо поправил его Игорь Мерцалов. — Какие могут быть здесь события? — Он обвел рукой вокруг, показывая на ближние взгорья, стараясь, должно быть, убедить всех, что для каких-либо событий здешние места явно неподходящи. — Смешно. Потрясающе смешно. Ученые, видишь ли, не додумались, мозги у них не те… Ну, так мы им покажем кузькину мать! Плевать на все их инструкции! Мы свои напишем! На воде вилами! Они консерррваторы, а мы…

— А верно: воронье у тебя горло, — перебил его Уваров. — Опять закаркал!

— Отставить, — вяло остановил его Кисляев. — Дай человеку излить свои мысли.

— Пусть хоть выплескивает, раз они закисли!

— Подставляй свое корыто! — разошелся Мерцалов. — У нас стало любимой забавой — играть в новаторство. Все играют, как в лотерею. Всеобщее увлечение. Общественная мода. Ведутся разные подсчеты…

— Опять ты, личность! Хватит, заткнись! — как всегда, внезапно закричал на Игоря Мерцалова Лаврентий Зеленцов. — А если не забава? Не авантюра? Если на самом деле придется класть по шесть зарядов? Тогда что?

— Вытянем все жилы, — тихо промолвил Бабухин.

— Как на каторге!

— Заговорили! Загалдели! Хоть уши затыкай! — Острые глаза Демида Назарыча стреляли во все стороны. — Мне не до забав, не те у меня годы… Подумал бы лучше: отчего оно — всеобщее увлечение? Так сказал? Раз оно всеобщее, на то есть особые причины. Весь народ не увлечется чем попало.

— Так его, батя! — порадовался Кисляев. — Добавь еще!

Но поблизости послышался шорох гальки. Все обернулись и увидели Гелю, бегущую с какой-то новостью от рации. Не добежав до спаровки, она крикнула:

— Родыгин!

— Когда? — все поняв, спросил Арсений.

— Завтра утром.

— Уже узнал об аварии, — заключил Морошка и, тронув Демида Назарыча за плечо, неожиданно согласился: — Батя, пробуем! Будь что будет!

Заряд из четырех мешков доделали быстро. Тем временем вернулся с реки теплоход. Когда спаровку закрепили перед его носом, Демид Назарыч поднялся на нее со своей сумкой и крикнул бригаде:

— Не расходись! Я скоро…

Терентий Игнатьевич, как и полагалось, вывел спаровку из запретной зоны и поставил ее у берега в сторонке. Бригада направилась тропой мимо — в сторону брандвахты. Увидев, что Демид Назарыч забрался на верхний край площадки, Морошка понял, что старик решил заправить боевики в концы мешков, и приостановился перед спаровкой.

— Слушай, батя, а если поставить посередине? — крикнул он озабоченно. — Взорвет центр заряда — и то ладно.

— Марш отсюда! — рассердился Демид Назарыч.

— Уверен, — сказал Кисляев.

— Может, он уже пробовал?

— Вроде бы нет. Вчера, правда, взорвал один мешок с лодки, вон там, у берега, где травка. Говорит, щук глушил.

— Хитрит, однако.

Поодаль от места, где взрывники обычно монтировали цепь, у самой тропы лежала большая плита, а вокруг валялись чурбаны и ящики из-под пороха. Коротая время до выхода в реку, бригада устраивала здесь перекуры: с речного простора всегда обдувало, и у плиты не держался гнус.