О прошлом приказано забыть - Инна Тронина

Инна Тронина

О ПРОШЛОМ ПРИКАЗАНО ЗАБЫТЬ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава 1

Оба приятеля очень быстро поняли, что даже по случаю радостной встречи нельзя одновременно употреблять пятидесятиградусную водку «Абсолют-цитрон» и немецкое баночное пиво. Витя Аленицын и Шура Козий страдали от хорошо знакомого синдрома под названием «ёрш» и в связи с этим выглядели непрезентабельно. Они сидели на диване и глубоко дышали через рот, чтобы удержать рвоту. Им не хотелось рисковать дорогой закуской и портить впечатление от этого счастливого дня. Прямо за окном дома цвела черёмуха, и её аромат помогал бороться с дурнотой. Так или иначе, но приятели ещё держались, и к унитазу не бегали.

Аленицын объявился в Красном Селе так неожиданно, что приятель Шура Козий даже не успел «накрыть поляну». Козий тоже работал на Веталя Холодаева, тайком возил «стволы» по стране, но избежал ареста, потому что отсутствовал в Ленинграде. Сейчас он засуетился, отправил свою подружку в «Гермес», аж на Невский проспект. Тот магазин работал круглосуточно, и мостов на пути не было.

Галька была обязана кличкой «Задница» не только мощной пятой точке, но и своей фамилии – Попова. Шурка часто дурачился и делал ударение на первый слог, чем невероятно злил Галину. Вот и сейчас она, матерясь сквозь зубы, надела поверх бюстгальтера с трусами полотняные чёрные брюки с широченными штанинами и розовую, с люрексом, футболку. Потом сунула ноги в розовые же, плетёные итальянские «лодочки», спустилась вниз и завела малолитражку. «Опель» и существовал в хозяйстве именно для этих целей. Галине пришлось объехать несколько ночных точек, пока, наконец, не удалось купить всё, что требовал Козий. Набив бутылками и пакетами багажник, Галина вернулась в Красное Село уже под утро. И снова завалилась спать.

Шура и Витя накрыли на стол сами – они не хотели, чтобы баба постоянно крутилась рядом и слушала их разговоры. Задёрнув оранжевые, расшитые золотистыми лианами, шторы, они уселись за стол и отвели душу по полной программе. Через некоторое время на скатерти расплылись жирные пятна, а пивные банки и бутылки перемешались с бокалами богемского хрусталя. Табачный дым не мог заглушить запах пота – Виктор ещё не успел помыться с дороги.

Друзья жевали салями, балык, красную икру, огурцы и помидоры. Потом Козий насытился, но Аленицын никак не мог остановиться. Он хватал пищу руками, запихивал в рот и, жуя, задавал хозяину разнообразные вопросы. Несмотря на то, что в зоне его «грели», и регулярно слали увесистые посылки, Виктор на вольном северном воздухе всё равно не наедался, и теперь навёрстывал упущенное. Шура, глядя на него, про себя удивлялся, как дружок только не лопнет. Тот был тощий, как селёдка, и очень злой – то и дело скрипел зубами, плевался и по-страшному бранился.

– Витёк, мы с Задницей трезвыми почти не бываем, – честно признавался он гостю. – Две металлические двери поставили, а всё равно страшно. Только жить начали, вон, всякой техники накупили, мебель импортную, а тут нате – изволь помереть! Хоть ликёр «Блэк шерри», а выпьем. Тогда, вроде, и солнышко ярче светит. А ведь хорошо на белом свете, правда? Наконец, и к нам весна пришла. На Пасху град лупил, а сейчас травушка уже растёт. Ничего, Витёк, отогреешься. За город тебе надо…

Шура, одетый в пижаму изумрудного цвета, чесал волосатую грудь толстыми пальцами с широкими ногтями. Он ерошил и свои чёрные кудри, свисающие на морщинистый лоб, щурил синие глаза. Он, как и подружка, курил сигареты «More», но только без ментола.

– Изменился Питер, как я заметил, – пробурчал Аленицын, наконец-то отвалившись от стола. – Какие-то лохмотья, остатки прежней роскоши, жвачка из хлеба. Я ехал сюда и думал, что всё по-прежнему. Ан, нет! Вроде, тот же город, а совсем другой. Кругом шопы, офисы, «тачки», фирмачи… – Аленицын открыл новую банку пива и жадно припал к ней. – Завидки берут! Ведь они тут все наряжены, накрашены. А у меня три года – псу под хвост!

Аленицын провёл татуированной рукой с выпачканными в жиру пяльцами по своей серенькой пиджачной паре, рубашке с клетку и ёжику белёсых волос.

– Какой-то кислый я стал, плаксивый. Подъехал, вижу – стрелка на твоём доме нарисована, как тогда. Короткая, розовая, с мощным оперением, остриём вверх. Значит, можно заходить, ховира чистая. Шур, щиплют вас менты, или теперь уже всё можно?

– Щиплют покамест, – усмехнулся Козий. – Особенно таких, как мы, «шестёрок». – Он откусил половину свежего огурца и смачно захрустел. – Что, Витёк, сладко дышится вольным воздухом? Думал, наверное, что позабыли о тебе кореша? Нет, у нас сейчас тут большие дела разворачиваются, и верняки нам нужны. Чего не куришь. Витя?

– Ты бы меня покрепче, чем угостил! Гимназисткам твои сигареты курить. А мне «Беломору» бы… Есть у тебя? Или за три года интеллигенцией стал?

– Галка! – позвал Козий, обернувшись к двери.

Подружка уже встала и сейчас звякала посудой на кухне. Она прибежала на зов, вытирая мокрые губы локтём.

– Чего тебе? – недовольно спросила она, зевая.

– Тащи сюда «Беломор» – у меня под шконкой, в чемодане. Долго тебе, Витёк, отходить придётся. Сломали моего кореша волки позорные… За какого-то легаша! Но ничего, ты теперь вольный, а мог ведь и под «вышака» пойти. Получил «червонец», откинулся после «трёхи», так что звезда твоя счастливая на самом деле…

– Какой «червонец»?! – разозлился Аленицын. – Все двенадцать строгача пиши. – Ладно, что, кроме Васьки Павлюкевича, на меня никого повесить не сумели. Усвятцев, адвокат наш, как раз тогда в больнице с инсультом лежал. Теперь, слыхал, под себя ходит и вообще говорить не может. А ведь соловьём заливался на процессах! Так вот, другого адвоката взяли, Цепакина. Так он – не «золотая пятёрка», а дерьмо с перцем. Дали мне двенадцать лет, а он лыбится: «Поздравляю! Не на тот свет уходите, а в зону. Оттуда всегда вернуться можно»…

– Так правду же сказал! – Шура пожал мощными плечами. – Только ведь Рольник тебя не для того с кич вынул, чтобы ты просто так прохлаждался. Ты ему позарез нужен. Только зачем – не знаю!

– Значит, это Рольник выкупил меня? Феликс? Веталь ценил его…

Аленицын вылез из-за стола, держа дымящуюся папиросу между большим и указательным пальцем – по-блатному. Он пересел на диван от немецкого гарнитура «Либерти» – с рюшками и воланами.

– И Рольник тебя не забыл, – согласился Козий. – Люди должны помогать друг другу, иначе сожрут нас всех.

– Видишь, Шура, лысеть я начал… – Аленицын тяжело вздохнул. – На вечной мерзлоте не поправишься, даже весь «общак» на одного меня потратить. Садись рядом! – Аленицын хлопнул ладонью по покрывалу. – Давно я вот так, с кентом[1], на красивом диванчике не сиживал.

Виктор посмотрел на хозяина слезящимися голубыми глазами, достал носовой платок и вытер с ресниц гнойные корки.

– Что морщишься? Страшный? А ты, Шурик, не лучше был бы, окажись тогда в «Метрополе» с Веталем вместо меня. Я ведь, как прибыл в Питер, сразу на могилу к шефу пошёл. Богатый памятник стоит… Митя, небось, постарался?

– И Ада Витальевна, дочь покойного, тоже. – Козий, шумно вздохнув, уселся рядом с Аленицыным. – Рольник тоже долю дал. Такой человек, как Холодаев, не должен на сажени ютиться.

– Известно, – согласился Виктор. – Так что, я и вправду Рольнику нужен? Он меня тогда в упор не видел, при Ветале-то. Митька был куда душевнее…

Козий протянул руку, взял себе со стола ещё один огурчик:

– Люди нужны, Витёк.

Жуя и хрустя, он подошёл к окну, немного отогнул штору. Дом стоял на углу улиц Доблести и Маршала Захарова. С Финского залива тянуло свежестью, и вокруг всё цвело, благоухало, радовалось теплу. Потушив папиросу, Шура щёлкнул ногтями по стеклу.

– Что они сейчас делают, Митя и Феликс? – спросил с дивана Аленицын.

– Они, хоть и дальние родственники, но дело Веталя ныне поделили. – Шура вернулся от подоконника и вновь придавил диван. – Митя прямо дядины дела продолжает, а Рольник занялся ещё и торговлей.

– Чем торгует? – переспросил Аленицын.

Синие от татуировок его пальцы зашевелились, теребя уже изжёванный ворот рубашки. Жилки на белках воспалённых глаз надулись, и лицо покраснело.

– Людьми, – коротко ответил Козий.

– Не понял.

Амнистированный охранник Веталя Холодаева вытянул вперёд ноги в пыльных полуботинках.

Шура рассмеялся, показав две золотые фиксы:

– Чего испугался-то? Людишками торгует. Сейчас это идёт вровень с наркотой и оружием.

– Всё равно не врубаюсь, – признался Виктор. – Куда их возят-то – к нам или от нас? И на кой они сдались Феликсу? Своих, что ли, мало?

– Объясню, слушай внимательно. Такого бизнеса у нас раньше не было. Пока ты сидел, многое изменилось. Например, Союз развалился…

– Я, помню, радовался. Думал, что срок скостят. И не ошибся.

– Ну, вот, видишь! – Шура вдруг начал тщательно подбирать слова. – Московские люди Веталя, да и питерские тоже, основали много разных контор. Теперь же как? У России границы прозрачные, и попасть сюда проще пареной репы. Вот и едут прямиком в Москву…