Прощай, Лир! - Сергей Мартьянов

Сергей Мартьянов

ПРОЩАЙ, ЛИР!

1

В ТОТ день, как всегда, артист драматического театра Петр Иванович Мартынов после репетиции направился прямо домой.

Поднявшись по знакомой лестнице на второй этаж, он три раза постучал в дверь и громко сказал:

— Лир, открой!

Раздался радостный собачий лай, послышалось царапанье когтей, дверная ручка опустилась, и Петр Иванович вошел в квартиру.

На пороге его облапил огромный пес в огненнорыжих подпалинах.

— Ну, хватит, хватит, — ласково говорил Мартынов, снимая макинтош и отбиваясь от овчарки, которая норовила лизнуть его в подбородок. У нее были острые уши, мощная грудь и толстый пушистый хвост. В блестящих черных глазах светилось то озорное выражение, какое бывает только у молодых собак. На днях Лиру исполнился год.

— Хозяйка дома? — негромко спросил Петр Иванович, кивнув на дверь, ведущую в комнаты.

Лир гавкнул два раза и еще сильнее завилял хвостом.

Сопровождаемый овчаркой, Петр Иванович прошел в переднюю. Навстречу уже спешила Верочка. Она строго взглянула на Лира, и тот сразу притих, недружелюбно поглядывая на хозяйку, отошел в сторону.

— Никто не звонил? — спросил у жены Мартынов.

— Никто. Но приходили из yroловного розыска.

— А что такое?

— Насчет Лира. Просят, чтобы мы продали его.

— Лира?! — изумился Мартынов. — Да они что, с ума сошли?

— Я сказала, что мы согласны.

— Нет, ты серьезно? — вопросительно посмотрел на нее Петр Иванович.

— Завтра они приедут за ним, — еще спокойнее добавила Верочка.

— Нет, это черт знает что! — возмутился Петр Иванович. — Ты не имела права без моего согласия продавать Лира! Столько трудов стоило его вырастить, воспитать, обучить — и вдруг...

* * *

В квартире Мартыновых Лир появился месячным щенком — вислоухим, толстопузым, смешным и жалким одновременно. Как-то не верилось, что это и есть чистокровный отпрыск знаменитого собачьего рода, представители которого не раз награждались на выставках золотыми и серебряными медалями. Три дня и три ночи он визжал, изнемогая от тоски по матери, и постоянно гадил на паркетный пол. Верочка, сразу восставшая против затеи мужа завести дома собаку, пообещала сойти с ума или повеситься, если щенок немедленно не прекратит безобразий.

— Ну, Верочка, представь себя в его положении,— увещевал ее Петр Иванович, делая вид, что не понимает всей бестактности своего сравнения.

У Верочки изумленно поднимались брови, она хваталась за грудь и шептала:

— Нет, я умру, умру...

А потом брала тряпку и с брезгливым видом подтирала за Лиром.

Так он рос и мужал и к четырем месяцам превратился в длинноногого, несуразного, взбалмошного пса, который уже вежливо просился на улицу и.лаял ломаным юношеским баском. Но появилась новая беда: он все на свете хватал зубами. Особенное удовольствие для него составляло кусать ноги, руки, одежду людей, так что вскоре Петр Иванович и Верочка стали ходить в царапинах и ссадинах.

Но главное испытание ожидало Мартынова, когда он начал обучать Лира всем премудростям собачьего поведения. Оказывается, что не так просто приучить овчарку ходить рядом с левой ногой, сидеть и лежать, не заваливаясь на бок, подбегать по команде «Ко мне», причем обходить хозяина сзади и становиться опять-таки у левой ноги, услужливо подносить палочку, брать барьер, лазить по бревну и лестнице. А кормежка, а ежедневное прогуливание, а мытье Лира! Хлопоты собачника сравнимы лишь с мытарствами фотографа-любителя или хозяина легковой машины.

Но Мартынов стоически нес бремя. Трудно понять, что руководило им при этом. Может быть, просто забава. Может, желание отвлечься от суеты театральной жизни. А может, овчарка уносила его в мир приключений, в мир сильных и необыкновенных людей, к которым Петр Иванович не мог себя причислить и которым всю жизнь завидовал.

Да, на сцене он играл подлинных героев, твердых и принципиальных вроде Платона Кречета, а в жизни был застенчив и робок, слабохарактерен и непоследователен в своих поступках. Это всегда удручало Верочку, и она, будучи человеком незыблемых правил, считала своим долгом руководить мужем. Уходя, например, из дому, она оставляла ему записку: «Вернусь через два часа. Не забудь позвонить Горским. Бутерброды в буфете». Накрывая на стол к строго определенному часу, она не садилась обедать до тех пор, пока не приходил Петр Иванович -какие бы важные дела ни задерживали его вне дома.

— Ты консерватор, — говорил ей в таких случаях муж, хотя ему и была приятна трогательная забота о нем. — Ты не понимаешь диалектики жизни. А если бы я пришел только ночью?

Впрочем, спорить с ней было бесполезно. Всегда и во всем Верочка любила порядок и проявляла свой твердый характер. Но Лира Петр Иванович воспитывал сам и решительно" не позволял вмешиваться в это дело жене.

И вот сегодня...

Верочка не сдавалась:

— Пойми, твой Лир скоро перекусает всех соседей. Из-за него к нам перестали ходить знакомые... А в уголовном розыске он будет приносить настоящую пользу. Почитай в газетах, сколько у нас еще воров и грабителей! Неужели ты не хочешь...

— Нет, нет, нет! — отмахивался Петр Иванович.— Не агитируй меня, пожалуйста. Мне и без тебя известно, что грабители у нас еще есть, что милиции нужно помогать и так далее... Но Лира я не продам.

— Ну, как знаешь, — пожала плечами Верочка.— Только неудобно будет перед уголовным розыском.

— А вот я им сейчас объясню!

Петр Иванович отыскал в телефонном справочнике нужный номер, решительно поднял трубку и четыре раза с таким ожесточением крутнул податливый диск, что он четырежды испуганно крякнул и удивленно уставился на Мартынова всеми десятью глазами.

— Это говорит Мартынов, артист драмтеатра,—* сказал Петр Иванович.

— A-а, очень приятно, очень приятно! — раздался в трубке вежливый голос. — Мы как раз оформляем документы на вашего Лира. Завтра приедем часиков в десять. Вы будете дома?

Петр Иванович прокашлялся.

— Видите ли... дома я, конечно, буду. Только Лира мы не продаем.

— Но ваша супруга...

— Произошло недоразумение.

— А именно?

Наступила пауза. Что мог ответить Мартынов? Свалить все на Верочку? Но какое дело уголовному розыску до их семейных дел? И Петр Иванович пошел на хитрость:

— Видите ли, насколько я понимаю, вам нужны овчарки безукоризненные во всех отношениях...

— Разумеется.

— Так вот мы вспомнили, что у нашего Лира в детстве был сильный рахит...

— Да? — недоверчиво переспросила трубка.

— Но это еще не все, — продолжал Мартынов. — Прадедушка Лира был не совсем чистых кровей...

— Что вы говорите? Мы своими глазами смотрели родословную вашего Лира. Прекрасный у него прадед!

— В общем вы извините, но Лира я не продам,— заключил Петр Иванович, понимая, что больше не в силах клеветать на своего бедного, честного Лира.

— Ну, дело ваше, — разочарованно проговорила трубка. — Жаль, что так получилось. Но вы подумайте, товарищ Мартынов, и, может быть, мы еще вернемся к этому вопросу.

Мартынов сердито положил трубку.

— Вот к чему привело твое вмешательство в мои дела, — сказал он, отходя от телефона.

Верочка махнула рукой:

— Хорошо. Больше я не буду вмешиваться в твои дела. Но ты можешь хоть купить для Лира крепкий поводок? Чтобы можно было не опасаться за жизнь знакомых, когда они к нам придут?

— Ладно, — согласился Петр Иванович. — И давай больше на эту тему не спорить.

2

В охотничьем магазине Мартынову посчастливилось купить отличный поводок — длинный, искусно скрученный из сыромятных ремешков, с изящным металлическим замком на одном конце и петлей для запястья на другом. Уж теперь Лир не оборвет его, как это бывало раньше с короткими гнилыми огрызками, которые приходилось вечно соединять проволочками и веревочками.

Может быть, потому, что удалось купить такой отличный поводск, а может, от одержанной вчера победы над Верочкой Петр Иванович шагал к остановке трамвая в приподнятом настроении — высокий, стремительный, в заломленной набекрень шляпе и распахнутом пальто. Весь облик его и особенно лицо, чрезвычайно выразительное от глубоких резких морщин и древнеримского носа, вызывали у прохожих невольный интерес, и многие с любопытством оглядывались на него. Впрочем, это было неудивительно — Петра Ивановича знали в городе по театру.

На трамвайной остановке было не так уж много народу. Предупредительно пропустив впереди себя трех женщин, Мартынов вошел в вагон. Трамвай не двигался. Какой-то мужчина в форме железнодорожника, схватив в охапку пьяного парня, выталкивал его через переднюю площадку из вагона. Парень упирался и кричал:

— У-у, морда!.. Ты еще меня узнаешь!..